Революция муравьев — страница 50 из 118

Когда увертюра к симфонии Дворжака близилась к завершению, вступил Давид. На глубоко и объемно звучащей арфе он подхватил соло Леопольда на флейте. Классическое произведение мигом пронеслось через десятилетия. И возродилось в обличье новой симфонии новейшего мира.

Ритм ударных ускорился. Мелодия Дворжака мало-помалу преобразилась в нечто очень современное и очень металлическое. Толпа возликовала.

Давид удерживал публику звучанием электроарфы. Всякий раз прикасаясь к струнам, он чувствовал, как по расстилавшемуся перед ним ковру из зрительских голов пробегала дрожь.

Его снова поддержала панфлейта.

Флейта и арфа. Два самых древних и самых распространенных инструмента. Флейта – потому что даже любой первобытный человек слышал свист ветра в бамбуковых зарослях. Арфа – потому что любой первобытный человек слышал звон тетивы своего лука. Со временем эти звуки запечатлелись в нем на клеточном уровне.

Играя вот так – в унисон, флейта с арфой рассказывали древнейшую историю человечества.

А публика любит слушать истории.

Поль убавил звук. Все еще невидимая, Жюли заговорила. Она сказала:

– На дне оврага нашла я книгу.

Прожектор осветил огромную книгу за спинами музыкантов. Щелкая токоограничительным выключателем, Поль стал ловко перелистывать механические страницы. Зал зарукоплескал.

– В этой книге говорилось, что нужно изменить мир, в этой книге говорилось, что нужно совершить революцию… И называлась она «Революцией ничтожеств», «Революцией муравьев».

Другой прожектор вырвал из тьмы полистиролового муравья – он шевелил шестью лапами и мерно покачивал головой. Лампы, служившие ему глазами, сверкнули мягким светом – муравей ожил.

– Это должна быть революция нового типа. Без насилия. Без предводителя. Без мучеников. А просто плавный переход от старой, косной системы к новому обществу, члены которого будут мирно общаться меж собой и претворять в жизнь новые идеи. И в текстах книги объяснялось, как это сделать.

Она вышла на все еще затемненную середину сцены.

– Первый текст назывался «Здравствуй!».

Цзи-вонг ударил в барабаны. Музыканты дружно подхватили мелодию, и Жюли запела:

Здравствуй, зритель незнакомый!

Музыка наша – оружие, меняющее мир.

Не смейся. Такое возможно. Сможешь это и ты.

Лишь бы было у тебя желание и правда что-то изменить.

На Жюли упал слепящий луч белого света, и она, представшая в обличье дивного насекомого, вскинула руки, а потом расправила их, взмахнув рукавами, точно бабочка крыльями.

С помощью вентилятора Поль пустил сильную струю воздуха – ее крылья и волосы заколыхались, точно на ветру. Одновременно он распылил в зале аромат жасмина.

Под конец первой песни зал застыл как завороженный.

Поль прибавил света. И музыканты предстали во всей своей красе – в костюмах разных насекомых.

Следом за тем группа исполнила «Эгрегор». Друзьям хотелось, собравшись с духом, грянуть во всю мощь. Жюли закрыла глаза и выдала звук, который тут же подхватили остальные. Все вместе они звучали мощно. Инструменты молчали, а музыканты восьмером стояли в кружок посреди сцены с закрытыми глазами и поднятыми над головой руками, которые напоминали усики насекомых.

В тот же миг они медленно подняли головы и оживили пространство вокруг своими голосами.

Это было великолепно. Их мелодичные голоса слились в унисон. И над их головами воспарил шар, наполненный не воздухом, но их пением.

Они пели с закрытыми глазами, улыбаясь. Восьмером они звучали, как один голос, который разносился по залу и колыхался, точно огромный шелковый ковер, стелющийся над ними и публикой. Они еще долго держали это дивное полифоническое звучание, поочередно ворочая этим шелковым вокальным полотнищем и придавая ему объем, намного превосходящий размер песни.

Зал затаил дыхание. Даже те, кто не имел ни малейшего понятия, что такое эгрегор, были очарованы подобным смелым вокальным приемом.

Жюли, как когда-то, была счастлива и наслаждалась просто пением, пользуясь лишь каналом гортани и парой нехитрых увлажненных голосовых связок. Ее горло, все еще смазанное медом, пробуждалось.

Зал аплодировал. Друзья смолкли – воцарилась тишина. И тут Жюли поняла, что для управления публикой тишина до и после важна не меньше, чем само пение.

Затем она исполнила новые песни: «Будущее за актерами», «Искусство фуги», «Цензура», «Ноосфера»…

Цзи-вонг выдерживал по-научному точный ритм. Он знал – если отбивать больше ста двадцати ударов в минуту, музыка возбуждает публику, а если меньше – она ее успокаивает. И он грамотно чередовал ритм, неизменно удерживая внимание слушателей.

Давид подал знак обратиться к очередной классике в современной обработке. И заиграл на своей чудо-арфе «Токкату» Баха в стиле хард-рок.

Покоренная публика аплодировала.

Наконец музыканты дошли до «Революции муравьев». Поль распылил запах сырой земли, приправленный ароматами чабреца, лавра и шалфея.

Жюли пела уверенно, придавая голосу те или иные краски. По окончании третьего куплета зазвучал новый инструмент – удивительный, необычный, напоминающий слегка дребезжащую виолончель.

Тонкий луч прожектора осветил в левом углу сцены полевого сверчка на красной сатиновой подушке. На надкрыльях у сверчка был закреплен микрофончик, подключенный к звукоусилителю, и его пение напоминало нечто среднее между бренчанием электрогитары и скрежетом ложки о терку для сыра.

Сверчок в галстуке-бабочке, который сшил для него Нарцисс, затянул свою сольную партию. Его бешеная жига все набирала темп; Зое за бас-гитарой и Цзи-вонг за ударными едва поспевали за ним. 150, 160, 170, 180 ударов в минуту. Сверчок разошелся не на шутку.

Рок-гитаристы из любого музыкального училища могли бы ему только позавидовать: он выдавал совершенно немыслимые риффы. Сверчок исполнял нечеловеческую музыку – музыку насекомых. Усиленная самыми современными электронными синтезаторами, она казалась какой-то фантастической. Никогда прежде человеческое ухо не слышало ничего подобного.

Поначалу публика остолбенело молчала, потом по залу раскатился восторженный шепот, который быстро усилился, настолько слушателям все это понравилось.

Давид успокоился: дело пошло. Все складывалось как нельзя более удачно: он придумал новый музыкальный инструмент – электрического полевого сверчка.

Чтобы публика могла лучше разглядеть чудо-букашку, Поль включил видеокамеру и прожектор, который отбрасывал на страницы гигантской энциклопедии проекции поющего сверчка.

Жюли, подхватив вибрато насекомого, запела с ним дуэтом. Затем сверчку стал подыгрывать на гитаре Нарцисс. Казалось, всем музыкантам группы хотелось вступить в соперничество с этим сопранино. А сверчок все не унимался.

Зал ликовал.

Поль распылил запах сосновой смолы, а вслед за тем аромат сандалового дерева. Два благовония не заглушали, а, напротив, дополняли друг друга.

Дышать стало легко и свободно. Руки вскинулись и захлопали сами собой. В глубине зала, в проходах – везде люди танцевали под сольное пение сверчка. Выдержать этот ритм в неподвижном состоянии было невозможно.

Публика неистовствовала.

В первом ряду девчонки из клуба айкидо отплясывали бок о бок с завсегдатаями-пенсионерами. Футболки, что были на них на первом концерте, девчонки сменили на другие, на которых, поскольку таких еще не было в продаже, они четко вывели фломастером название нового концерта группы – «Революция муравьев», поскольку они уже считали себя ее горячими поклонницами.

Между тем сверчок, впервые появившийся на публике, уже начал выдыхаться под жаром прожекторов, от которого у него замерцали надкрылья и пересохла слизистая оболочка. Он с удовольствием еще долго пел бы под солнцем, но не под светом юпитеров. Для него это была непосильная нагрузка. Вконец выбившись из сил, он смолк, выдав, однако, напоследок пронзительную верхнюю «до».

А певица перешла к следующему куплету, как после обычного сольного пассажа электрогитары. Она попросила убавить у инструментов звук на один тон, вышла к рампе – поближе к публике – и напела:

Ничто не ново под луной,

Мы смотрим одинаково на неизменный мир.

Нет больше изобретателей,

Нет больше мечтателей…

Удивительно: зал отреагировал мгновенно – зрители, побывавшие на первом их концерте, тут же вторили ей:

– Мы новые мечтатели!

Жюли не ожидала такого поворота и не была готова к подобному единению. Для всех, кто был на первом концерте, эта песня, уже успевшая стать гимном, означала, что нынешний вечер начинается с того самого места, на котором выступление группы так рано закончилось в прошлый раз. Жюли выпалила:

– Так кто же мы?

– Мы новые изобретатели!

И, не дожидаясь ее сигнала, публика дружно подхватила гимн «Революция муравьев». Хотя зрители слышали песню только один раз, они тем не менее уже знали все слова наизусть. Жюли не могла собраться с мыслями от удивления. Цзи-вонг показал ей знаком, чтобы она не останавливалась, – зал нужно держать в тонусе. Она вскинула кулак.

– Вы хотите покончить со старым миром?

Жюли поняла: назад дороги нет. Всюду заскрипели откидные скамеечки. Люди вставали с поднятыми вверх кулаками.

– Вы хотите революцию здесь и сейчас?

В голову ей ударила мощная струя адреналина – в ней было все: страх, восторг, надежда, любопытство. Главное – не впасть в раздумья. И тут ее рот открылся сам собой.

– Тогда вперед! – выкрикнула она.

Пузырь лопнул.

Грянули одобрительные возгласы. Мощный эгрегор. Ковер из вскинутых вверх кулаков перемежался с полотном из музыкальных звуков. Сильнейший порыв ветра пронесся через зал. Все встали.

Директор культурного центра попробовал унять публику. Он выскочил из-за кулис и кинулся к микрофону.