Где вы, изобретатели?
Мы изобретатели!
Жюли запела:
Мы новые мечтатели,
Мы новые изобретатели!
Мы крошки муравьи, но мы разрушим старый косный мир.
На этом поприще с нею не мог тягаться ни один мыслимый лидер: для этого ему пришлось бы срочно брать уроки пения…
Толпу мигом охватило воодушевление. Даже сверчок, оказавшийся неподалеку, застрекотал, словно почуяв что-то заманчивое.
Толпа хором подхватила гимн муравьев.
Жюли, стоявшей с поднятым кулаком, казалось, что она рулит пятнадцатитонным грузовиком. Для мало-мальского маневра ей требовались неимоверные усилия, притом что не менее важным было не сбиться с дороги. Но если права на вождение грузовиков можно получить в специальной автошколе, то где выдают права на проведение революций?
Ей, наверное, следовало быть более внимательной на уроках истории, тогда бы она знала, как в подобных обстоятельствах вели себя ее предшественники. Как бы на ее месте поступили Троцкий, Ленин, Че Гевара или Мао?
Выскочки-экологисты, пригородники и иже с ними корчили рожи, некоторые плевали на землю или сыпали ругательствами, но, чувствуя себя в меньшинстве, не смели роптать во всеуслышание.
Кто новые изобретатели?
Кто новые мечтатели? —
продолжала меж тем Жюли, цепляясь за каждое слово, как за спасательный круг.
Направить толпу в нужное русло. Высвободить из нее энергию и направить всю эту силу на благое дело – созидание, вот о чем она сейчас думала. Одна беда: что созидать, она не знала.
Тут к Жюли подбежал какой-то человек и шепнул ей на ухо:
– Полицейские все оцепили, нам отсюда уже не выбраться.
Толпа зароптала.
Жюли снова взяла микрофон.
– Мне сообщили, что полицейские оцепили всю округу. Мы здесь, как на обитаемом острове, и вместе с тем в самом центре современного города. Кто хочет уйти, пусть уходит прямо сейчас, пока еще возможно.
Триста человек подались к решетке. В основном то были взрослые, боявшиеся, что за них беспокоятся домочадцы, а также люди, для которых работа была важнее, чем некое действо, казавшееся им всего лишь праздником. Были в их числе и зеленые юнцы, испугавшиеся отеческих укоров: ведь они не ночевали дома и даже не удосужились предупредить родителей; а еще среди них были рокеры, примкнувшие к Революции муравьев чисто случайно, потому как, по правде говоря, им на нее по большому счету было наплевать.
Наконец площадь перед балконом, сыпля насмешками, покинули заводилы-экологисты, подстрекатели-пригородники и классовые борцы, пытавшиеся перетянуть манифестантов на свою сторону.
Открыли ворота. Снаружи на отступников равнодушно смотрели робовцы.
– Теперь, когда здесь остались только приверженцы доброй воли, давайте устроим настоящий праздник! – возгласила Жюли.
УТОПИЯ АМЕРИКАНСКИХ ИНДЕЙЦЕВ. Североамериканские индейцы: сиу, шайены, апачи, кроу, навахо, команчи и иже с ними – жили по одним и тем же нравственным правилам.
Прежде всего они считали себя неотъемлемой частью природы, а не ее хозяевами. Индейские племена, сократив численность дичи в одном месте, переселялись в другие места, чтобы ее популяция могла восполниться. Таким образом, охотясь, они не обескровливали землю.
В системе индейских ценностей индивидуализм служил источником бесчестья, а не славы. Делать что-то для себя считалось постыдным. Индейцы ничем не владели и ни на что не имели права. Даже в наши дни, когда индеец покупает машину, он знает, что должен будет отдать ее первому соплеменнику, который ее попросит.
Дети индейцев учились не по принуждению. В сущности, они самообучались.
Индейцы научились прививать растения и стали выращивать, к примеру, гибриды кукурузы. Они открыли секрет гидроизоляции тканей благодаря использованию сока гевеи. Они умели ткать одежду из хлопка, по изяществу изготовления не имевшую себе равных в Европе. Им были знакомы полезные свойства аспирина (салициловой кислоты), хинина…
В обществе североамериканских индейцев не было ни наследственной, ни постоянной власти. Если требовалось принять какое-то решение, каждый индеец высказывал свое мнение на пау-вау (совете племени). То был первый (возникший задолго до европейских республиканских революций) представительный орган. Если большинство уже не доверяло своему вождю, тот сам отстранялся от власти.
Это было эгалитарное общество. Разумеется, его возглавлял вождь, но вождем мог стать только тот, за кем люди шли инстинктивно. Быть вождем – вопрос доверия. Каждый индеец был обязан подчиняться решению, принятому на пау-вау, лишь в том случае, если он отдал за него свой голос. Это примерно так же, как если бы в нашем обществе люди исполняли только те законы, которые им нравились!
Даже в лучшие времена у американских индейцев не было постоянного войска. В сражениях, в случае надобности, участвовали все, но в социальном отношении воин считался охотником, земледельцем и главой семейства.
В системе индейских ценностей всякая жизнь, любая ее форма, заслуживает уважения. Поэтому они щадили своих врагов, чтобы те поступали с ними точно так же. И опять все та же основа взаимности: не делай другим плохого, если не хочешь, чтобы они сделали то же самое тебе. Война считалась игрой, во время которой индеец должен был показать свою храбрость. У индейца не было желания уничтожить неприятеля физически. В бою целью воина было коснуться врага закругленным наконечником палки. Это считалось почетнее убийства. Учитывался каждый такой «укол». Поединок продолжался до первой крови. И редко заканчивался смертью.
Главная цель индейских междоусобиц заключалась в том, чтобы украсть лошадей у врага. В культурном отношении индейцам было не понять, зачем нужны крупномасштабные войны, которые вели меж собой европейцы. Они приходили в сильнейшее изумление, видя, как бледнолицые убивают всех без разбора, в том числе стариков, женщин и детей. Для них это было не просто ужасно, но и, что важнее, неразумно, нелогично и непостижимо. Как бы то ни было, североамериканские индейцы сопротивлялись сравнительно долго.
Завоевать племена южноамериканских индейцев оказалось много проще. Довольно было обезглавить верховного правителя, и племя сдавалось. В этом проявлялась слабость иерархической власти и системы централизованного управления. И то и другое держится на монархе. Общество североамериканских индейцев было более разрозненным. Ковбоям приходилось иметь дело с сотнями мигрирующих племен. У них не было единого постоянного верховного правителя, зато были сотни непостоянных вождей. Не успевали бледнолицые покорить или истребить какое-нибудь племя численностью полторы сотни человек, как им тут же приходилось воевать с другим племенем численностью полторы сотни человек.
Кровь при этом лилась рекой. В 1492 году в Америке проживало десять миллионов индейцев. А в 1890 году их насчитывалось сто пятьдесят тысяч: большинство из них выкосили болезни, завезенные европейцами.
В битве на реке Литл-Бигхорн 25 июня 1876 года участвовало самое крупное индейское войско: от десяти до двенадцати тысяч человек, включая три-четыре тысячи воинов. Полчище индейцев наголову разбило армию генерала Кастера. Но прокормить столько воинов на небольшой территории было трудно. И, добившись победы, индейцы разделились. Они думали, что после такого унижения бледнолицые будут относиться к ним с неизменным почтением.
На самом же деле индейские племена были истреблены одно за другим. Американское правительство пыталось уничтожить индейцев вплоть до 1900 года. А затем оно сочло, что индейцы Северной Америки смогут перемешаться в плавильном котле, как чернокожие, мексиканцы, ирландцы или итальянцы.
Но не тут-то было. Индейцы не видели никакой пользы в общественно-политической системе бледнолицых: они считали ее явно недоразвитой в сравнении со своей собственной.
С первыми лучами солнца, как только снаружи становится светлее, чем в пещере, где тлеет уголек, муравьи собираются на берегу реки и выдвигаются в дальние западные края.
Их всего лишь сотня, но им кажется, что все вместе они смогут изменить мир. 103-я принцесса рассуждает про себя: после крестового похода на запад и открытия таинственной страны Пальцев ей теперь предстоит совершить обратный поход, чтобы объяснить остальным сородичам, что это за страна, и таким образом поспособствовать развитию своей цивилизации.
Старая муравьиная пословица гласит: все, что уходит в одном направлении, возвращается в обратном.
Пальцы вряд ли способны понять такого рода поговорки, ведь у муравьев, как считает 103-я принцесса, особенная культура.
Отряд движется через зловонные равнины, где крылатки – плоды ясеня и вяза – хлещут градинами, больше похожими на падающие с неба камни. Дальше отряд продирается сквозь сплошные заросли коричневых папоротников. От росы, хлещущей по муравьям, их усики липнут к щекам.
Все стараются сберечь тлеющие угольки, прикрывая их листьями. Лишь 24-й принц, отказавшийся, подобно другим, боготворить Пальцев, держится в сторонке, делая вид, что пребывает в тесном единении только со своим единственным миром.
Занимается утро, жаркое и душное. Когда летний зной становится совсем нестерпимым, они укрываются в дупле пня.
Хранители огня сжигают отвратительную штуковину, и она воняет на всю округу. Божья коровка спрашивает, что это такое, и ей отвечают, что это жук. Божья коровка тоже жук, и чтобы подкрепиться, она молча отправляется поедать тлю, копошащуюся здесь же, неподалеку.