Новейшими были и ответные действия. Давид недолго беспокоился за свой «Справочный центр»: в рюкзаке у одной из мятежниц оказался специальный сотовый телефон, довольно мощный и безотказный, – с его помощью можно было наладить связь непосредственно через спутники связи.
Между тем мятежникам пришлось жить на полном самообеспечении. В лицее они устроили себе освещение из плошек и свечей – ради экономии энергии, жизненно необходимой для информационной сети. Вечерами двор утопал в романтических, колеблющихся на ветру отблесках маленьких светильников.
Жюли, Семь Гномов и амазонки сновали туда-сюда, задействуя каждого, перенося материалы и обсуждая обустройство территории. Лицей постепенно превращался в настоящий укрепленный лагерь.
Отряды амазонок действовали все более сплоченно и расторопно – словом, по-военному. Они будто были созданы для такой работы, на которую больше никто не претендовал.
Жюли созвала друзей в репетиционной. Вид у нее был крайне озабоченный.
– Хочу вас кое о чем спросить, – с ходу сказала девушка, зажигая свечи и расставляя их в углублениях, зиявших в стене на уровне человеческого роста.
– Валяй, – подбодрила ее Франсина, рухнув на кучу одеял.
Жюли по очереди обвела взглядом Семерых Гномов – Давида, Франсину, Зое, Леопольда, Нарцисса, Поля, Цзи-вонга… Выждав немного, она опустила глаза и отчетливо спросила:
– Вы любите меня?
Последовало долгое молчание, которое первой нарушила Зое, проговорив осипшим голосом:
– Конечно, ведь ты же наша Белоснежка, «муравьиная королева».
– В таком случае, – вполне серьезно сказала Жюли, – если я стану чересчур «царственной», если начну слишком высоко задирать нос, поступите со мной, не колеблясь, так же, как в свое время обошлись с Юлием Цезарем, – убейте меня.
Не успела она договорить, как на нее набросилась Франсина. То был сигнал. Остальные схватили Жюли кто за руки, кто за ноги. И все покатились кубарем, путаясь в одеялах. Зое сделала вид, будто выхватила нож и всадила его ей прямо в сердце. Вслед за тем они принялись ее щекотать.
Жюли едва успела простонать:
– Нет, только щекотать не надо!
Она смеялась, хотя ей хотелось, чтобы эта пытка скорее прекратилась.
Она действительно не выносила, когда к ней прикасались.
Жюли как могла отбивалась от торчавших из-под одеял рук друзей, продолжавших измываться над нею. Она еще никогда в жизни так не смеялась.
Ей уже не хватало воздуха. Она чувствовала, что теряет сознание. Это было странно. От смеха ей становилось все больнее. Едва закончив щекотать ее в очередной раз, они тут же принимались мучить ее снова. Тело подавало ей противоречивые сигналы.
Вдруг она поняла, почему ей было противно, когда к ней прикасались. Психотерапевт был прав: причина тому крылась в ее детстве, самом-самом раннем.
Она увидела себя, когда была еще совсем малюткой. За семейными обедами, когда ей был всего лишь годик и четыре месяца, ее передавали из рук в руки, как куклу, пользуясь тем, что она совершенно беззащитна. Ее целовали, тискали, заставляли сказать «привет», трепали за щеки, гладили по головке. Она вспомнила, как тяжело дышали ее бабки с чересчур напомаженными ртами. Они тянулись к ней своими губищами, а родня вокруг одобрительно смеялась.
Она вспомнила, как дед целовал ее в ротик. Возможно, он делал это любя, а нравится ей это или нет, его ничуть не заботило. Да, тогда-то она и невзлюбила, когда к ней прикасаются. Прознав, что родня собирается на семейный обед, она спешно пряталась под столом и тихонько напевала. И отбивалась от рук, которые пытались вытащить ее оттуда. Под столом ей было хорошо. Она решалась выбраться на свет божий лишь после того, как гости расходились, иначе ей было не миновать лавины прощальных поцелуев, – другого выхода у нее не было.
Нет, с похотливыми намерениями к ней никто не приставал, зато приставали с телячьими нежностями!..
Игра закончилась так же внезапно, как и началась – Семеро Гномов расселись кружком вокруг своей Белоснежки. Она привела волосы в порядок.
– Ты хотела, чтобы тебя убили, – что ж, дело сделано, – сказал Нарцисс.
– Теперь тебе лучше? – осведомилась Франсина.
– Значительно лучше, спасибо. Вы даже представить себе не можете насколько. Впредь убивайте меня почаще.
Поскольку она сама напросилась, друзья снова принялись ее щекотать, да так, что она и в самом деле чуть не умерла от хохота. Ее спас Цзи-вонг.
– А теперь давайте перейдем к пау-вау.
Поль плеснул в кружку меда – все пригубили из нее по очереди. В знак совместного возлияния. Потом он раздал всем по галете. В знак совместного вкушения.
Когда их руки соединились и образовали круг, Жюли, заглянув в глаза каждого, уловила в них тепло и почувствовала себя защищенной.
«Что в жизни может быть лучше мгновения, когда все сливаются воедино безо всякой задней мысли, – подумала она. – Неужели для этого непременно нужно совершать революцию?»
Потом они обсудили новые условия жизни, которые были им навязаны благодаря полицейской блокаде. Практических решений было хоть отбавляй. Вместо того чтобы ослабить их революционный дух, внешнее давление сделало его только крепче.
По мере развития технологий в Бел-о-Кане, переживающем бурные перемены, процветает и религия. Деисты уже не только чертят везде и всюду свои круги, но и помечают стены пахучими символами своей религии.
На второй день царствования 103-й принцессы 23-й провозглашает проповедь, объявляя, что цель деистской веры в том, чтобы приобщить к поклонению их богам всех муравьев в мире, и что, убивая мирян, они окажут богам великую услугу.
В городе все замечают, что деисты ведут себя на редкость вызывающе. Они предупреждают мирян: ежели те не соблаговолят почитать богов, Пальцы уничтожат их, а ежели Пальцы не смогут их уничтожить, этим займутся деисты.
Вследствие этого в Новом Бел-о-Кане складывается забавная обстановка, повлекшая за собой раскол между муравьями-«технологами», которые восхищаются Пальцами, чьей милостью они сумели овладеть огнем, рычагом и колесом, и муравьями-«мистиками», которые живут одними лишь молитвами, почитая за кощунство любую попытку воспроизвести деяния Пальцев.
103-я принцесса убеждена: столкновение неизбежно. Деисты уж слишком нетерпимы и самоуверенны. Они не желают ничему учиться и тратят все силы лишь на то, чтобы обращать ближних в свою веру. Деистов обвиняют в убийстве нескольких мирян, но много говорить об этом остерегаются, чтобы не допустить гражданской войны.
Двенадцать муравьев-разведчиков и принц с принцессой собираются в царской камере. 24-й принц выглядит самоуверенным. Он только что из лабораторий и воодушевлен достигнутыми успехами: хранителям огня удалось поместить раскаленные угли в легкие, сплетенные из листьев коробочки с земляным дном, что позволит переносить их без всякой опаски туда-сюда, освещая и обогревая те или иные места. 5-й сообщает, что деисты насмехаются над науками и ученостью. Молодого разведчика тревожит вот что: в мире религии ничто не требует доказательств. Когда хранитель огня утверждает, что от огненного жара дерево делается тверже, его опыт может дать осечку, и ему перестанут верить, но, когда мистик уверяет, что «Пальцы всемогущи и муравьи обязаны им своим существованием», приходится всякий раз быть начеку, чтобы изобличить его во лжи.
103-я принцесса шепчет:
– Возможно, религия, несмотря ни на что, – это этап эволюции цивилизаций.
5-й считает, что у Пальцев надобно перенимать все самое хорошее, а от всего плохого, например от религии, нужно отказываться. Но как перенимать одно без другого? 103-я, 24-й и двенадцать муравьев-разведчиков собираются в круг и начинают думать. Уж если на второй день существования их нового государства случаются столкновения с деистами, впредь беспорядки будут только усиливаться. Их надо остановить, и как можно скорее.
Убить?
Нет, они не вправе убивать своих братьев только потому, что те воображают, будто Пальцы – боги.
Изгнать?
И то верно, возможно, будет лучше, если они создадут свое собственное государство, слаборазвитое, мистическое и нетерпимое, да подальше от белоканского муравейника, целиком развернувшегося в сторону прогресса и передовых технологий.
Но тут их тайный совет внезапно прерывается. Стены города начинают содрогаться от глухих ударов.
Тревога!
Муравьи разбегаются кто куда. А тут еще этот запах.
Муравьи-карлики атакуют!
Белоканцы организуют оборону, готовясь дать отпор захватчикам.
Полчища карликов наступают по северному проходу – попытаться разгромить их, пустив в ход камнеметные рычаги, уже поздно. Применить огонь тоже нельзя.
Карлики, с глазами навыкате, тянутся длинной чередой, ощетинившись усиками и челюстями. Исходящий от них запах исполнен спокойствия и решимости. Один лишь вид муравейника, который дымит, но не горит, производит на них достаточно сильное впечатление: подобное зрелище оправдывает их готовность к резне. 103-й раньше следовало бы уразуметь: невозможно внедрить столько новшеств, не вызвав у чужаков подозрительность, зависть и страх.
Принцесса взбирается на самую верхушку купола, остерегаясь дыма, что валит из главной вытяжной трубы, и, пользуясь способностью видеть и чувствовать мир по-новому, наблюдает, как разворачивается огромное войско.
Она дает 5-му сигнал выдвигать легионы стрелков и расставить их в авангарде, дабы осадить неприятеля. 103-я принцесса предостаточно насмотрелась смертей. Похоже, отвращение к насилию служит признаком старости, но это ее мало беспокоит. Парадокс в том, что этот перерожденный муравей состарился разумом, а телом остался молод. Купол под нею содрогается от ударов: рабочие-муравьи постукивают брюшками, подавая сигналы тревоги второй степени.
Город в страхе. Неприятельским боевым порядкам нет ни конца, ни края: они пополнились воинами из соседних муравейников, вставших на сторону карликов, чтобы сломить союз рыжих гордецов. Хуже того: вражеские ряды усилены и за счет