Давид силой вытолкал ее на лестницу. Только не к входной двери: там их уже наверняка поджидает полиция. Он потащил девушку на последний этаж. Только бы там была форточка. Через нее на крышу, оттуда на другую, потом на третью… Жюли пришла в себя, когда он велел ей спускаться по водосточной трубе. А чтобы ему не мешала его палка, он зажал ее в зубах.
Они пустились бегом. Давид слегка подволакивал ногу, но с помощью палки передвигался довольно быстро.
Вечер стоял чудесный, и на улицах Фонтенбло было людно. Поначалу Жюли боялась, как бы ее кто не узнал, но вскоре ей уже самой хотелось, чтобы вдруг объявился какой-нибудь ее поклонник, который смог бы им помочь. Однако ее никто не узнавал. С революцией было покончено – Жюли перестала быть королевой.
Полиция шла за ними по пятам, и Жюли это надоело. Она устала; жировой прослойки на бедрах и на животе ей уже не хватало, чтобы восполнить силы, которые были необходимы, чтобы бежать быстро.
Совсем неподалеку замигали огоньки супермаркета – Жюли вспомнила, что «Энциклопедия» советовала внимательно присматриваться к любым знакам. «Здесь вы найдете все, что нужно», – гласило рекламное табло.
– Туда! – сказала она.
Полицейские от них не отставали, но в супермаркете беглецы растворились в толпе.
Давид с Жюли протискивались между торговыми секциями, прячась за рядами пылесосов и стиральных машин, пока наконец не добрались до отдела с молодежной одеждой, где они затаились меж восковых манекенов. Мимикрия – первый способ пассивной защиты у насекомых…
Они видели, как полицейские отдавали распоряжения охранникам магазина, а потом прошли мимо беглецов, не обратив на них никакого внимания, и в конце концов скрылись с их глаз.
Куда же теперь?
В отделении игрушек их как будто ждал вигвам из флуоресцентного розового нейлона. Жюли с Давидом шмыгнули внутрь, забаррикадировались игрушками и, ожидая, когда вокруг все утихнет, заснули, сжавшись в комок, как два затравленных лисенка.
Муравьи-деисты сидят в зловонном и липком чреве земляного червя – кругом непроглядный мрак. Они зажаты меж трепещущих внутренностей, от запаха которых их мутит, но они знают: снаружи их ждет верная смерть.
Только оказавшись внутри червя, они понимают, как он движется. Червь заглатывает пастью землю, пропускает ее через пищеварительный тракт и практически мгновенно извергает ее через задний проход. Червяк похож на реактивный двигатель, который сперва всасывает, а потом выбрасывает песок.
Муравьи шарахаются в сторону, пропуская комья грязи. Там, снаружи, червяк набивает себе пасть грязью и проталкивает слипшийся комок назад, в хвост, набирая скорость. И таким способом, вместе с религиозными фанатиками внутри, проползает насквозь весь Новый Бел-о-Кан.
Дело в том, что между земляными червями и муравьями действовало полное согласие. Муравьи поедают их в исключительных случаях и позволяют им перемещаться по своему городу. Они подкармливают червей, а те взамен прокапывают для них ходы, чтобы рабочим муравьям потом было проще их укреплять. И все же в этой вязкой среде чувствуют себя неуютно.
– Куда мы держим путь? – спрашивает у пророка один из них.
23-й отвечает, что теперь спасти их может только чудо. И он начинает молиться богам, чтобы они вступились за них.
Между тем червяк выползает из-под купола. Но едва он высовывает голову наружу, как на него набрасывается сверху синица и хватает его, не подозревая, что у него в чреве прячутся муравьи.
– Что происходит? – удивляется один из муравьев, чувствуя внутренним ухом, что они взлетают.
– Похоже, на сей раз боги нас услышали. И приглашают нас к себе, – назидательно возвещает 23-й пророк, соскальзывая вместе со спутниками в желудок синицы, которая взмывает все выше в поднебесье.
ТОЛКОВАНИЕ РЕЛИГИИ НА ЮКАТАНЕ. В Мексике, в индейской деревне Чикумак на Юкатане, местные жители справляют необычный религиозный культ. В XVI веке испанцы силой обратили их в католическую веру. Однако после того как первые миссионеры отошли в мир иной, новых священников им на замену не прислали, поскольку тот край был отрезан от остального мира. Чикумакчане, тем не менее, продолжали самостоятельно служить литургии в течение трех столетий, а поскольку они не умели ни читать, ни писать, молитвы и обряды они передавали друг другу устно из поколения в поколение. После революции, когда власть снова оказалась в руках у мексиканцев, правительство решило направить префектов во все округа и таким образом создать систему управления, способную контролировать всю страну. И в 1925 году одного из них направили в Чикумак. Посетив как-то тамошнюю мессу, префект заметил, что чикумакчане, веками хранившие устную традицию, умудрились запомнить латинские песнопения практически наизусть. Однако время внесло в их обряды незначительные коррективы. Так, вместо священника и двух причетников чикумакчане использовали трех обезьян. Благодаря этой чудно́й традиции они стали единственными в мире католиками, которые во время месс поклонялись… трем обезьянам.
– Мам, а в индейской хижине кто-то сидит!
Малыш показывал на них пальцем.
Жюли с Давидом даже не успели удивиться, проснувшись в спортивном облачении внутри флуоресцентного вигвама, и выскочили оттуда раньше, чем кому-то пришло в голову предупредить службу безопасности.
В супермаркете народ толкался с самого утра.
Горы разноцветных товаров громоздились тут и там, точно в громадной пещере Али-Бабы.
Покупатели невольно подталкивали перед собой тележки в такт музыке – «Весне» Вивальди, звучавшей из громкоговорителей в несколько ускоренном темпе, дабы посетители торопились совершать покупки.
Все подчинено ритму. Тот, кто контролирует ритм, управляет и сердцебиением.
Их взгляд привлекли красные этикетки: «распродажа», «уценка» и «два товара по цене одного». Для большинства покупателей подобное громадье выставленных продовольственных товаров казалось кощунственной роскошью, далекой от постоянства. Газеты убедили их, что они живут в переходную эпоху между двумя кризисами и этим следует непременно воспользоваться.
Как ни парадоксально, чем больше Запад свыкался с мирной жизнью, тем больше восхищались люди, глядя на эдакое изобилие снеди, и боялись, что всего этого им может не хватить.
Ряды с продтоварами растянулись вширь, насколько хватало глаз, и даже ввысь. Чего тут только не было: и консервированные продукты, и быстрозамороженные, и герметично упакованные, и сублимированные. Включая растительную, животную пищу и всякую химическую снедь, порожденную фантазией инженеров от пищевой промышленности.
У витрины с печеньем детвора поедала содержимое пакетиков, которые она хватала прямо с полок, а потом бросала на пол.
Поскольку у Давида с Жюли не было денег, они сделали то же самое. Видя, что взрослые ведут себя, как они, детишки стали угощать их сладостями: леденцами, ирисками, суфле, маршмеллоу, жевательной резинкой. Не так уж приятно глотать конфеты на завтрак, но беглецы были слишком голодны, чтобы привередничать.
Подкрепившись таким вот образом, Жюли с Давидом направились прямиком к двери с надписью «Выход без покупок». За дверью следила пара видеокамер.
За ними последовал охранник, и Давид попросил Жюли побыстрее шевелить ногами.
Из глубины супермаркета теперь звучала «Лестница в небо» Led Zeppelin. Сначала композиция предполагала неспешное движение, а под конец – гонку со скоростью никак не меньше сотни километров в час, на которую должна была настроиться публика, наводнившая супермаркет.
Шаги обоих лицеистов ускорились вместе с музыкой. Как, впрочем, и шедшего за ними охранника. Теперь не было никаких сомнений. Он их преследовал. Он либо заметил по камере видеонаблюдения, как они на дармовщинку угощались печеньем, либо узнал их по фотографиям, напечатанным в газетах.
Жюли прибавила темп, Led Zeppelin тоже.
До двери «Выход без покупок», казалось, рукой подать. Они пустились бегом. Давид знал, что нельзя убегать от полицейского или от собаки, но он здорово испугался. Как только он ускорил шаг, охранник достал свисток и пронзительно засвистел, оглушив сновавших вокруг покупателей. Некоторые из них тут же бросили свои дела и кинулись к подозрительной парочке.
Пришлось снова бежать, и быстро.
Жюли с Давидом с разбегу взяли барьер из кассовых аппаратов и выскочили на улицу. Давид прихрамывал все меньше. Бывают минуты, когда обращать внимание на суставной ревматизм – непозволительная роскошь.
Между тем сотрудники магазина все еще надеялись их поймать. Похоже, они привыкли бегать за воришками. Похоже, для них это было развлечение, которое худо-бедно скрашивало их будни.
За беглецами неслась вприпрыжку толстушка продавщица, потрясая баллончиком со слезоточивым газом, грузчик размахивал железным прутом, а охранник знай себе орал: «Держи их! Держи!»
Давид с Жюли бежали без оглядки – и в конце концов угодили в тупик. Они оказались в ловушке. И продавцы супермаркета тотчас их схватили. Тут откуда-то вынырнула машина, разгоняя улюлюкающих продавцов и зевак, сбежавшихся поглазеть на затравленную парочку. У машины на ходу открылась дверца.
– Садитесь скорей! – крикнула женщина в шарфе, закрывавшем ей лицо, и в больших солнцезащитных очках.
С деистами покончено раз и навсегда. Остался лишь их тотем – белый плакат, которому поклонялись эти фанатики.
103-я принцесса просит хранителей огня его убрать. Они сваливают под него сухие листья и с оглядкой подносят к ним раскаленный уголек. Плакат мигом загорается, унося с собой свою тайну. А между тем, умей муравьи разбирать буквы, они смогли бы прочесть такие вот слова: «Внимание: пожароопасно! Окурки не бросать!»