Революция муравьев — страница 92 из 118

Пес испуганно посмотрел на нее, будто не веря, что в человеке может быть столько зверства. Другие собаки, внизу, даже не посмели приблизиться к дереву.

Жюли бросала шишки, целясь в их вздернутые морды.

– Пошли вон! Прочь отсюда! Проваливайте, мерзкие твари!

Смирившись с тем, что им уже не впиться клыками в девушку, они, однако же, не оставляли попыток предупредить хозяев, что беглянка здесь. И залаяли еще громче.

И тут появился новый персонаж. Издалека могло показаться, что это собака, только вела она себя куда спокойнее, голову держала горделивее и воняла крепче. Нет, это была не собака, а волк. Настоящий дикий волк.

Собаки глядели на невероятное существо, которое подходило все ближе. Их была целая свора, а волк был один, но встревожились собаки. В самом деле, волк – дальний предок собак. Однако он не выродился в результате общения с человеком.

Это каждая собака знает. От чихуа-хуа до добермана, от пуделя до мальтийской болонки – все собаки смутно помнят, что когда-то они жили вдали от людей, выглядели и думали по-другому. Они были вольными: они были волками.

Псы опустили головы, прижали уши в знак подчинения, поджали хвосты, чтобы скрыть свой запах и половые органы. И помочились, что на собачьем языке означало: «У меня нет своей территории, поэтому я мочусь, когда и где угодно». Волк рыкнул, как бы говоря, что псы забрели на его территорию, где позволено мочиться только ему.

– Мы оказались здесь не по своей вине – нас люди заставили, – виновато признался кобель немецкой овчарки на псово-волчьем языке.

Волк ответил презрительным оскалом:

– В жизни всегда есть выбор.

И, сверкнув клыками, бросился вперед с готовностью убивать.

Псы все поняли и с визгом пустились наутек. Жюли была бы рада поблагодарить своего спасителя. Да только, озлобившись на дальних родственников-выродков, волк припустил вдогонку за боксером из псовой своры. Кто-то ведь должен был поплатиться за весь этот переполох в лесу.

Показал зубы – убей.

Таков волчий закон, к тому же волчата вряд ли поняли бы папашу, вернувшегося в логово без добычи. И вот теперь на обед у них будет или боксер, или немецкая овчарка.

– Спасибо тебе, Матушка-Природа, что прислала мне на выручку волка, – прошептала Жюли, сидя на дереве и слыша вокруг разве что шелест листвы на ветру.

Где-то рядом заухал филин, возвещая о приходе ночи.

Жюли, боявшаяся волка, своего спасителя, не меньше, чем собак, решила не слезать с ели. Она поудобнее устроилась на ветвях, но так и не сомкнула глаз.

Она обвела взглядом лес, утопавший в бледном лунном свете. Ей казалось, что он полон скрытых чар и тайн. Сероглазая девушка снова ощутила необоримое желание, насущную потребность, на которую она прежде не обращала внимания, – выть на луну. Она подняла голову и выдавила из глубины живота столб звуковой энергии:

– У-у-у…

Янкелевич, учитель пения, объяснял ей, что искусство в лучшем своем проявлении призвано подражать природе. Воспроизводя призывный волчий вой, она достигла вершины своего певческого искусства. Издалека откликнулось несколько волков:

– У-у-уххх…

На волчьем языке они говорили:

– Добро пожаловать в сообщество любителей выть на луну. Это так здорово, ага?

И целых полчаса Жюли беспрерывно выла, думая, что однажды, если ей удастся создать новое утопическое общество, она посоветует его членам по меньшей мере раз в неделю, к примеру по субботам, вот так же выть всем вместе на луну. Именно всем вместе, потому что многим это занятие наверняка понравится. Но сейчас она была одна-одинешенька – ни друзей, ни общества. Одна-одинешенька в глухом лесу под неоглядным небосводом. Ее вой обратился в жалобное тявканье.

Революция муравьев привила ей дурные привычки. Теперь ей всегда хотелось видеть вокруг себя людей, чтобы говорить с ними о новых экспериментах и грядущих проектах.

Последнее время она привыкла жить, растворившись среди товарищей. Теперь же ей пришлось признать, что если она и познала счастье, то не в одиночестве, а в команде. Цзи-вонг. Но в ее команде был не только Цзи-вонг. А еще насмешница Зое. Мечтательница Франсина. Такой нескладный Поль. Умница Леопольд. Нарцисс – лишь бы с ним не случилось ничего серьезного. Давид… Давид. Псы наверняка разорвали его на куски. Какая жуткая смерть!.. Мама. Ей не хватало даже матери. Она чувствовала себя совсем крохотной, растворившись среди семи друзей и этих пятисот двадцати «муравьев»-революционеров, не говоря уже о сподвижниках по всему свету, которые поддержали их начинание.

Она попробовала закрыть глаза и развернуть воображаемый покров света. Она разворачивала его все шире, пока он не стал больше ее головы и не разросся до размеров огромного облака, накрывшего лес. Ей это было по-прежнему под силу. Она убрала покров и снова завыла на луну:

– У-у-ухх-у-у-ухх.

– У-у-ухх-у-у-ухх, – ответил ей какой-то волк.

Здесь, в лесу, ее слышало всего лишь несколько волков, находившихся где-то далеко, но она их не знала, да и не хотела знать. Она сжалась в комок и почувствовала, как холод щиплет ее за ноги. Ее глаза различили слабый свет.

«Крылатый муравей, наш проводник…» – подумала Жюли и распрямилась, окрыленная надеждой.

Но в этот раз это были настоящие светляки. Они кружили в брачном танце. Танцевали в трех измерениях, подсвечивая себе собственными светильниками. Наверное, хорошо быть светлячком и танцевать вот так с друзьями, купаясь в их свете.

Жюли озябла.

Ей нужно было отдохнуть во что бы то ни стало. Она понимала, что сон ее может быть коротким, и настроила свой разум на глубокий восстанавливающий сон.

В шесть утра ее разбудил собачий лай. Это тявканье она узнала бы среди тысячи других звуков. Это были не полицейские псы – это был Ахилл. Он таки ее нашел. Они решили использовать Ахилла, чтобы он ее отыскал.

Кто-то сунул ей под подбородок карманный фонарик. Подсвеченная снизу, рожа Гонзаго совсем не походила на ангельское личико.

– Гонзаго!

– Ага, полицейские ума не могли приложить, как тебя найти, зато я кое-что придумал. Твой пес. Бедняга сидел в саду совсем один. Мне не пришлось его долго уговаривать – он сразу смекнул, что от него требуется. Ему дали понюхать клок от твоей юбки, который я приберег после нашей последней встречи, и он тут же пустился по твоему следу. Собаки и впрямь лучшие друзья человека.

Они схватили Жюли и привязали ее к дереву.

– Уж теперь-то мы не будем рыпаться. Последний раз мы баловались ножичком, а сейчас у нас нашлось кое-что получше…

Он вытащил револьвер.

– Штука хоть и неточная, зато действует на расстоянии. Можешь кричать – в лесу тебя никто не услышит, кроме твоих дружков-приятелей… муравьев.

Жюли заметалась.

– На помощь!

– Кричи своим дивным голоском! Давай же, покричи!

Она перестала биться. И воззрилась на них своими серыми глазами.

– Зачем вам это?

– Нам нравится смотреть, как люди мучаются.

И он выстрелил Ахиллу в переднюю лапу – пес такого никак не ожидал. Но прежде чем он смекнул, что ошибся с другом, вторая пуля угодила ему в другую лапу, третья и четвертая – в обе задние, пятая перебила ему позвоночник, а шестая пришлась в голову.

Гонзаго перезарядил револьвер.

– Теперь твоя очередь.

Он взял ее на мушку.

– Не вздумай! Оставьте ее!

Гонзаго обернулся.

Давид!

– Вот уж точно, жизнь – вечный круговорот. Давид всегда спешит на помощь своей очаровательной принцессе. Как романтично! И все же в этот раз история пойдет по-другому.

Гонзаго направил револьвер на Давида, взвел курок… и рухнул как подкошенный.

– Берегись, крылатый муравей! – вскричал один из его подручных.

Это и правда был крылатый муравей – он принялся разить своим жалом приспешников Гонзаго Дюпейрона.

Они пытались отбиться от него, но над ними уже кружила целая туча крылатых букашек, и угадать среди них робота было невозможно. Крылатый муравей трижды кидался в пике – и три Черные крысы пали одна за другой. Давид отвязал Жюли от дерева.

– Уф, а я уж было подумала, на сей раз мне не выкрутиться, – проговорила Жюли.

– Брось! Тебе ничто не угрожало.

– Да с чего ты взял?

– Ты же у нас героиня. А героини всех романов бессмертны, – отшутился он.

Столь странное умозаключение удивило девушку; она склонилась над псом.

– Бедняга Ахилл, он думал, что люди – лучшие друзья собак.

Она наспех выкопала яму и похоронила его. И вместо эпитафии произнесла простые слова:

– Здесь покоится пес, которому так и не случилось улучшить свою породу… Счастливого пути, Ахилл!

Крылатый муравей все так и кружил над ними, жужжа как будто от нетерпения. Однако Жюли нужно было хоть немного времени, чтобы собраться с духом; она съежилась и прижалась к Давиду. Но, заметив вдруг, что сделала, тут же распрямилась и отпрянула от него.

– Надо идти, муравей, похоже, нервничает, – заметил юноша.

И, влекомые насекомым, они двинулись в глубь мрачного леса.

182. Энциклопедия

ВОПРОС МАСШТАБА. Вещи существуют лишь в том масштабе, который мы ощущаем. Математик Бенуа Мандельброт не только придумал удивительные фрактальные картинки – он доказал, что мы получаем лишь частичное представление об окружаемом мире, который видим. Так, если мы измерим кочан цветной капусты, то увидим, что ее диаметр составляет, к примеру, тридцать сантиметров. Но если мы станем измерять каждый его извив, диаметр кочана увеличится в десять раз.

Даже гладкая столешница, если рассмотреть ее под микроскопом, предстает в виде череды горных кряжей, которые, стоит только увеличить все их неровности, покажутся нам безмерно огромными. Все будет зависеть от масштаба, который мы задаем, когда разглядываем столешницу. В одном масштабе у нее будет один размер, а в другом она становится уже раза в два больше.

Вместе с Бенуа Мандельбротом мы вправе утверждать, что в абстрактном смысле единственно точной научной информации не существует, а посему современному честному человеку следует признать: всякое знание состоит из огромного количества погрешностей, которые приходится исправлять каждому следующему поколению, однако исправить все никому не удастся.