Последняя «великая встреча».
Нескончаемая процессия с улитками, у которых на спинах дымятся оранжевые угольки, напоминает длинную змею, утыканную огоньками. А рядом с медленно ползущими раковинами мелькают в траве тени малюсеньких муравьев.
Удобно устроившись верхом на слюнявой, переваливающейся с боку на бок улитке, 7-й трудится над фреской, стараясь изобразить их долгий переход в страну Пальцев. Он смачивает коготок в слюне, потом погружает его в пигментные красители и рисует различные сюжеты на широком листе, который служит ему холстом. Пока что он набрасывает только эскизы муравьев, чтобы создать впечатление несметной толпы.
Первая ночь в пирамиде прошла просто замечательно. Быть может, причиной тому была усталость, или форма логова, или, может, надежная, крытая землей кровля, но, как бы там ни было, Жюли впервые уснула без опаски.
Утром она позавтракала в общей столовой и пошла прогуляться по пирамиде. В библиотеке, на широком столе, она обнаружила пару книг, походивших на ту, что была у нее. Рассмотрев первый и второй тома «Энциклопедии», она отправилась за третьим, который лежал у нее в рюкзаке, и, вернувшись с ним, положила его рядом с двумя другими.
Наконец все три тома были вместе.
Чудно, но все их приключения были предопределены человеком, который, написав всего лишь три книги, сумел повлиять на судьбы тех, кто его пережил.
К ней подошел Артюр Рамирес.
– Я так и знал, что вы здесь.
– Почему же он написал три тома? Почему не ограничился одним? – спросила Жюли.
Артюр сел.
– Каждая книга посвящена отношениям с какой-то цивилизацией либо тому или иному образу мышления. Это три шага к пониманию Иного. Первая книга, или первый этап, – открытие Иного и первый контакт. Вторая книга, или второй этап, – противостояние с Иным. Третья книга, или третий этап, – это вот что: если противостояние не заканчивается ничьей победой или поражением, в таком случае неизбежно приходит время налаживать взаимодействие с Иным.
Он сложил три тома в стопку.
– Контакт. Противостояние. Взаимодействие. Трилогия замыкается, происходит встреча с Иным. 1 + 1 = 3…
Жюли раскрыла второй том.
– Вы говорили, что сделали «Розеттский камень», машину-переводчик для общения с муравьями, так?
Артюр согласно кивнул.
– Может, покажете?
Поколебавшись немного, Артюр согласился. Жюли позвала своих друзей. И старик повел их в комнату с рассеянным освещением, где помещались флорариумы с растениями и грибами. Там же располагалась какая-то установка, и Жюли тут же узнала в ней «Розеттский камень»: точное его описание приводилось в «Энциклопедии».
Артюр включил компьютер, и тот тихо заурчал.
– Это и есть компьютер с демократической архитектурой, про который говорится в «Энциклопедии»? – полюбопытствовала Франсина.
Артюр утвердительно кивнул, довольный, что имеет дело со знатоками. Жюли узнала масс-спектрометр и хроматограф. Однако, вместо того чтобы включить приборы последовательно, как это делала она, Артюр запустил их параллельно – таким образом, анализ и синтез молекул происходили одновременно. Только сейчас Жюли поняла, почему ее собственный прототип не работал.
Он покрутил разные ручки на каких-то трубках.
Покончив с приготовлениями, Артюр осторожно достал муравья и положил его в прозрачный стеклянный ящик, где помещалось какое-то пластмассовое вильчатое соединение. Насекомое инстинктивно приложилось усиками к искусственным усикам антенны. Артюр четко проговорил в микрофон:
– Ожидаемый диалог человека с муравьем.
Ему пришлось повторить эту фразу несколько раз, подкручивая какие-то колесики. Из колб с ароматизаторами высвободились газы, которые должны были служить передаточными феромонами. Соединившись, они попали на искусственные усики. В звуковых колонках послышалось потрескивание, и компьютер наконец ответил синтезированным звуковым языком:
– Принято.
– Здравствуй, 6142-й муравей. Рядом со мной стоят мои соплеменники, и они хотят тебя послушать.
Артюр еще что-то покрутил, настраиваясь на прием.
– Какие соплеменники? – осведомился 6142-й муравей.
– Друзья, которые не знают, что мы способны общаться.
– Какие друзья?
– Гости.
– Какие гости?
– Ну…
Артюр начал терять терпение. Однако он признал, что общаться с насекомыми, в общем-то, штука совсем непростая. И дело тут не в технике, диалог с обеих сторон вполне возможен, вот только его смысл зачастую остается непонятным.
– Даже если человеку удается наладить общение с каким-нибудь животным, вовсе не обязательно, что он понимает его речь. Муравьи ощущают мир иначе, чем мы, так что приходится постоянно все определять заново и разлагать на самые простые выражения. Только чтобы объяснить слово «стол», нужно растолковать, что это «плоская деревянная подставка на четырех ножках, которая служит для того, чтобы есть». Мы, люди, общаясь меж собой, используем огромное количество недомолвок, и только обращаясь к представителям другого разумного вида, начинаешь замечать, что разговор совсем не клеится.
Артюр пояснил, что этот самый 6142-й далеко не самый глупый среди муравьев. Некоторые из них только и могут, что сигналить «на помощь!», стоит лишь поместить их в диалоговую коробку.
– Это зависит от каждой особи в отдельности.
Старик с грустью вспомнил 103-го, на редкость одаренного муравья, которого он когда-то знавал. Он не только мог поддерживать глубокомысленные беседы и давать осмысленные ответы, но и усваивал некоторые абстрактные, чисто человеческие понятия.
– 103-й был муравьиным Марко Поло. Больше того, этот муравей-исследователь обладал необычайно открытым умом. Его любознательность не знала границ, и он никогда не судил о нас априори, – вспомнил Джонатан Уэллс.
– А знаете, как он нас называл? – вздохнул Артюр. – Пальцами. Потому что муравьи не видят нас целиком. Все, что они различают у человека, так это его палец, который он тянет к ним, чтобы раздавить.
– Надо же, какое представление у них сложилось о нас! – заметил Давид.
– Вот именно, только 103-й оказался лучше других: ему искренне хотелось узнать, кто мы – чудовища или «дружелюбные животные». Я смастерил ему телевизор по размеру, чтобы он мог посмотреть на людей в целом и увидеть, чем они занимаются на земле.
Жюли представила, какое потрясение, должно быть, испытал муравей, когда это увидел. Наверное, это было сродни тому, как если бы ему вдруг показали муравьиное сообщество изнутри, причем с разных сторон. Войны, торговля, промышленность, легенды…
Летиция Уэллс пошла за фотографией этого необыкновенного муравья. Герои третьего тома поначалу удивились, потому что представить себе не могли, что фотоснимок одного муравья может отличаться от фотографии другого, но, присмотревшись, они в конце концов разглядели особенные черты на «лице» 103-го.
Артюр снова сел.
– Какой красивый профиль, а? 103-й был храбрым мечтателем, он прекрасно понимал свое великое предназначение и не желал оставаться в инсектарии, слушать наши шутки, смотреть голливудские романтические фильмы и слайды с картинами из Лувра. Он сбежал.
– Но что такого в конечном счете мы для него сделали? Думали подружиться с ним, а он взял и бросил нас, – сказала Летиция.
– Что верно, то верно, без 103-го мы осиротели. А потом задумались, – продолжал Артюр. – Муравьи – сущие дикари. Нам их нипочем не приручить. Все живые существа на земле свободны и равноправны. Так что не было никакого смысла держать 103-го взаперти.
– А где сейчас ваш необычный муравей?
– Затерялся где-то в обширном царстве дикой природы… Перед тем как сбежать, он оставил нам послание.
Артюр взял скорлупку от муравьиного яйца и поднес ее к усикам-антеннам. Компьютер перевел обонятельное послание, словно это было живое яйцо и оно обращалось к ним.
Досточтимые Пальцы,
Здесь от меня нет никакого толку.
Я отбываю в лес, чтобы предупредить моих сородичей, что вы действительно существуете, но вы не чудовища и не боги.
Для меня вы просто «другие» и живете рядом с нами.
Наши две цивилизации должны взаимодействовать, и я сделаю все возможное, чтобы убедить моих сородичей в том, что с вами нужно наладить контакт.
Постарайтесь сделать то же самое со своей стороны. Подпись: 103-й.
– А он здорово изъясняется на нашем языке! – с удивлением заметила Жюли.
– Фразы и обороты речи выстраивает компьютер, но огрехи при переводе неизбежны, – призналась Летиция. – 103-й, когда гостил у нас, очень старался постичь законы нашего разговорного языка. Он все понимал – только вот не мог, по его признанию, уяснить себе три понятия.
– Какие же?
– Юмор, искусство и любовь.
Сиреневые глаза Летиции остановились на лице корейца.
– Эти понятия очень трудно уяснить нечеловеку. Последнее время мы все дружно собирали шутки специально для 103-го, но наш юмор слишком уж «человечный». Жаль, что мы так и не узнали, существует ли чисто муравьиный юмор. Например, анекдоты про майских жуков, которые то и дело запутываются в паутине, или про бабочек, которые пытаются взлететь с мокрыми, сморщенными крылышками и то и дело падают…
– В том-то и загвоздка, – признался Артюр. – Что может рассмешить муравья?
Они вернулись к диалоговой машине и подопытным муравьям, которые все так и суетились.
– После того как 103-й сбежал, нам пришлось иметь дело с тем, что у нас осталось, – сказал Артюр.
И спросил у муравья в стеклянном ящике:
– Ты знаешь, что такое юмор?
– Какой такой юмор? – испустил вопрос муравей.
Юмор, должно быть, что-то немыслимое.
В теплом становище 103-я принцесса рассказывает своим спутникам о другой особенности мира великанов, с которыми им вскоре предстоит встретиться. Чтобы не задохнуться от жара, они всем скопом повисли на ветке. Вокруг половой особи собралось в живой круг все полчище участников марша, чтобы послушать ее рассказ.