Революция сознания. Трансатлантический диалог — страница 31 из 35


Ласло: Способность осознавать свою способность осознавать — так называемое «рефлексивное сознание» — открывает тому, кто им обладает, воистину новое измерение.


Рассел: Само-рефлексирующая природа нашего сознания открывает нас для восприятия божественного. Та или иная форма чувствительности, которую разделяют все чувствующие существа, близка к мистическим представлениям о Боге. На протяжении всей человеческой истории, в самых разных культурах, мистики неоднократно заявляли о единстве своей личной идентичности и Бога. В индуистской философии это находит свое отражение в концепции единства Атмана, то есть сущности нашего сознания, и Брахмана — сущности и источника всего бытия. В христианской традиции именно это прозрение, судя по всему, стояло за фразой, как «Я есмь Бог», хотя для многих мистиков такие высказывания оканчивались неприятностями с церковью, считавшей их еретическими.

Сегодняшняя наука не слишком много внимания обращает на эту универсальную природу сознания. Она все еще находится в плену старой модели, согласно которой пространство, время и материя составляют первичную реальность, а сознание каким-то образом возникает из них. Но по мере того как наука будет относиться к теме сознания все более серьезно, ей постепенно придется разработать иную парадигму, в которой сознание рассматривается как столь же первичное качество реальности, как пространство, время и материя. И тогда она откроется для нового понимания того, о чем тысячелетиями говорила религия. Это будет уже не классический Бог — этакий старик на небесах, — а представление о Боге, прекрасно согласующееся с научным пониманием мира. Именно тогда начнут происходить по-настоящему интересные перемены. Сейчас они еще не начались, но я верю, что мы к ним идем.


Гроф: Пит, многие представители основной части научно-материалистического мейнстрима категорически не согласились бы ни с чем из того, что вы говорите. Например, с тем, что способность к осознанности пронизывает все живое и все сущее, что наша глубочайшая сущность божественна. Я помню ряд экстремистских заявлений, сделанных после того, как Норберт Винер сформулировал основы кибернетики. Например, когда была сконструирована механическая лиса, способная преследовать кролика, не имея никакого субъективного представления о его существовании, было всерьез высказано предположение, что все животные на самом деле таковы, что они всего лишь механические системы, лишенные всякого субъективного осознавания и ведомые лишь сложными последовательностями стимулов и реакций. Отказать в сознании людям было труднее, ведь мы все переживаем его.

То, о чем вы говорите, не является всего лишь метафизическим теоретизированием или псевдофилософской спекуляцией. Материалистические критики не в состоянии принять в расчет факт наличия эмпирических свидетельств, подтверждающих этот постулат. Как я ранее говорил, в неординарных состояниях сознания очень часто переживается осознаваемое отождествление с другими формами жизни, включая вирусы, растения и даже различные неорганические аспекты космоса. Можно возразить, что все это не является прямым доказательством того, что все вокруг нас наделено сознанием. Но, в любом случае, существование подобных надличностных переживаний позволяет предположить такую возможность. Столь же неоспорима и наша способность переживать свою идентичность с божественным. Она неоднократно подтверждалась современными исследованиями сознания.

Я не в состоянии вообразить какую-либо убедительную теорию, которая могла бы предложить трезвое материалистическое объяснения существования, природы и содержания всех таких переживаний. Поэтому вопрос, к которому вы, Эрвин, несколько раз возвращались в ходе этих двух дней, — каково происхождение таких переживаний и их соотнесенность с реальностью, — носит критический характер. Открывают ли они какую-то глубочайшую истину о природе реальности, или же это всего лишь фантазии и галлюцинации? Сорок лет исследования этих захватывающих феноменов убедили меня в том, что их следует воспринимать всерьез.

Традиционная академическая наука описывает людей как животных и биологических мыслящих машин. Наши переживания и наблюдения в повседневном состоянии сознания заставляют нас считать себя ньютоновскими объектами из атомов, молекул, клеток, тканей и органов. Но надличностные переживания явственно демонстрируют, что каждый из нас может также проявлять качества бесконечного поля сознания, выходящего за пределы пространства, времени и линейной причинности. Некая новая универсальная формула, в духе корпускулярно-волнового парадокса современной физики, возможно, будет описывать человека как существо парадоксальное, имеющее два дополняющих друг друга аспекта: с одной стороны, он способен проявлять качества ньютоновского объекта, с другой — характеристики бесконечного поля сознания. Каждое из этих описаний соответствует тому состоянию сознания, в котором ведется наблюдение.


Ласло: Любопытно, что в последние два года термин «сознание» стал использоваться для того, что обычно принято было называть «разумом», либо просто чувствительностью или субъективностью, свойственной живым организмам. В большей части ранней литературы «сознание» приписывалось исключительно человеческому качеству самосознания. Если вы обладаете сознанием, значит, вы осознаете свои собственные мысли и ощущения. В этом контексте можно говорить только лишь о сугубо человеческом свойстве, поскольку вместилищем авторефлексивного сознания, судя по всему, является новая кора головного мозга, а она в достаточной степени развита лишь у человека, хотя, похоже, к этому идут в своей биологической эволюции и некоторые высшие приматы. Однако субъективность — не то же самое, что рефлексирующее сознание; это лишь способность ощущать что-либо. Я полагаю, что она есть у любой существующей и эволюционирующей в природе системы.

Как отметил Пит, в нашем способе приписывать способность к субъективности в природе нет четкой границы. Если вы считаете, что ваша собака обладает субъективностью, то вы должны признать ее и за вашей мышкой — и так далее, вниз по эволюционному древу. Тогда следует признать эту способность и у простейших живых организмов, а в таком случае — почему не у их составляющих, то есть макромолекул, молекул и атомов? Семена сознания должны присутствовать во вселенной, они должны быть повсюду.


Рассел: Да, сознание — столь же фундаментальное качество вселенной, как материя, пространство и время.


Ласло: С течением времени и в ходе эволюции сознание становится все более конкретным. Замечательным достижением нашего биологического вида является тот факт, что наш мозг и наш организм развили вездесущие для природы семена сознания в способность авторефлексии. Это подобно добавлению устройства мониторинга, хоть и не настроенного в соответствии с картографией мира за пределами тела, но обладающего тем не менее своей картой описания карты мира.


Рассел: Именно это авторефлексирующее сознание и делает людей особенными. Не думаю, что такая способность есть у других существ. По крайней мере, собаки и кошки не рассуждают подобно нам. Может быть, это умеют делать дельфины и киты, но на данный момент мы очень мало знаем о том, что происходит в их умах.


Ласло: Согласен. Потому у нас и есть персональная идентичность, что, осознавая самих себя, мы способны воспринимать себя частью мира. Разумеется, мы способны и впадать в заблуждение, полагая себя отдельными от мира или находящимися в оппозиции к нему. Мы можем говорить: это — я, это моя кожа, в которой заключено это «я», а все остальное — не я. Мы можем считать все, что «не я», радикально отличным от того, что есть «я». Мы можем увязнуть в этой эгоцентрической ловушке и во всех связанных с ней ограничениях и запретах. Но можем ли мы, по большому счету, на самом деле знать что-либо, что не является нашим собственным умом и сознанием? В материалистическом воззрении авторефлексирующее эго становится радикально отделенным от мира.


Гроф: И все же люди, занимающиеся глубоким самоисследованием, используя необычные состояния сознания в медитации, эмпирической психотерапии или при ответственном употреблении психоделиков, способны развить четкий и единый взгляд на себя и реальность. Это же происходит в случае мощных спонтанных переживаний такого рода — духовных кризисов или околосмертного опыта. Для этого нового подхода к жизни особенно характерны чувство глубочайшей связи с другими людьми, с другими видами и природой, озабоченность планетарным будущим и духовностью вселенной и всеобъемлющей природы. Другие важные его составляющие — поворот к обновляемым источникам энергии, потребность очищать окружающую среду и тенденция к возврату к естественным циклам. Иными словами — переориентация на такие виды деятельности, которые критически необходимы для жизнеспособного будущего.


Рассел: Язык и мышление, возможно, дали нам чувство себя. Однако в большинстве своем мы лишь наполовину пробуждены, лишь наполовину осознаем, кем мы на самом деле являемся. Здесь есть свои помехи. Как уже упоминалось, мы обычно выводим свое чувство идентичности из того, что мы делаем, чем мы обладаем, как нас воспринимают другие и какова наша роль в мире. Такая идентичность — выведенная из чего-то, не самодостаточная — очень хрупка и всегда зависит от воли обстоятельств. Усилия по ее поддержанию и укреплению то и дело ввергают нас в различные виды неадекватного и разрушительного поведения. Духовные традиции во всем мире единодушно утверждают, что мы должны в большей степени пробудиться к более глубокой самоидентичности и распознать, кем мы являемся на самом деле. Лишь в этом случае мы обнаружим подлинную свободу.

Если придерживаться такой точки зрения, духовную практику можно считать способом преодоления ущербности языка, возможностью реализовать свой подлинный потенциал разумных существ.


Гроф: Ваши слова, Пит, вызвали во мне воспоминание о разговоре, который был у меня много лет назад с одним человеком. Это было сразу после психоделической сессии, в которой ему пришлось глубоко пересмотреть взгляд на смысл своей жизни. Во время этого переживания он осознал, что многое из того, что он совершал в жизни, было лишено подлинности и не приносило ему удовлетворения и душевного мира. Его поведение в целом диктовалось его собственными неосуществленными мечтами, ожиданиями его родителей и попытками постоянно что-то доказывать им и себе. Он о