– Yadaretolu detu o-qilem ne?
«Зачем искать мира? Зачем подчиняться?»
– Прежде у нас не было такой возможности, – ответил Варро на языке ксенобитов.
«Или рычагов давления», – подумал я, косясь на Танарана.
Баэтан склонил голову, как и герольд Оаликомн, внимательно слушая, но предпочитая оставаться незамеченным, прикидываясь мебелью. Похожее поведение было свойственно младшим министрам палатинских дворов, но сьельсины подходили к этому куда серьезнее. У людей существуют иерархии – от этого никуда не деться, – но у нас подобная почтительность является следствием уважения к компетенции других людей и их поддержки. Эти же существа жили по закону джунглей, и если бы любое из них, Танаран или кто-то еще, осмелилось повести себя вызывающе с Аранатой, великий вождь убил бы его не задумываясь, а остальных заставил бы лизать себе пятки. В мире людей таких тиранов всегда ждала незавидная участь. Даже в себе мы убиваем таких демонов. Однако среди сьельсинов тираны процветали.
Отбросив эту мысль, я прислушался к Варро. Тот на идеальном сьельсинском выкладывал заранее заготовленную речь, вызубренную наизусть:
– За четыреста лет войны мы ни разу не вступили с вашим народом в диалог, не взяли ни единого высокопоставленного пленника. – Он сделал паузу, чтобы указать на Касанторо Танарана Иакато. – Конфликт на Тамникано – или Эмеше, по-нашему, – предоставил нам возможность начать такой диалог. Мы надеемся и рассчитываем, что с помощью переговоров сможем заключить длительный и отвечающий интересам обеих сторон мир между итани Отиоло, вашим кланом и Соларианской империей. Мы готовы предложить полное и немедленное прекращение боевых действий против вашего клана при условии, что вы прекратите рейды на наши колонии.
Варро вещал в подобном тоне еще минуту, расписывая предложение в деталях. Смайт смирно стояла рядом и кивала, как будто понимала чужой язык.
Когда Тор Варро закончил, князь Араната утвердительно дернул головой в сторону.
– Olo, – произнес он, показывая, что понял нас.
Укутавшись в мантию, он сел на место. Серебряные и платиновые цепи, украшавшие его корону и высокий лоб, легко колыхнулись.
– Но известно ли вам, сколько у меня tiatari? Сколько scahari? Сколько ртов мне нужно кормить? – спросил он. Эти сьельсинские слова означали рабочих и солдат соответственно. – Двадцать восемь миллионов на этом и других кораблях. Когда я победил Утайхаро, я взял у него меньше половины этого. Это было всего шестнадцать столетий назад. Двадцать восемь миллионов. Как мне их прокормить? Ваши колонии дают нам пищу. Помогают расти. Что я должен буду делать? Я не обреку свой народ на голод ради вас, паразитов.
Мой взгляд переместился на находившуюся почти в ступоре изувеченную рабыню.
– Мы готовы заключить с вашим народом торговое соглашение. Можем поставлять вам мясо и скот в необходимых количествах, – ответила Смайт, когда ей перевели слова вождя. – Мы располагаем технологиями, позволяющими производить пищу из любого сырья, если понадобится. Вы не будете голодать.
Рабыня не сразу справилась с переводом. Я заметил в ее глазах некое эмоциональное напряжение. Страх, самую близкую ей эмоцию. Араната повернулся к ней, глядя так, как смотрят на неисправный передатчик или выключатель.
– Delukami ni o-diuhadiu rajithiri, – выговорила она наконец.
– Rajithiri wo! – Араната практически взлетел со своего места. – Торговать! За кого вы меня принимаете? Я что, по-вашему, какой-то mnunatari?
К чести Райне Смайт, она даже не моргнула во время этой тирады и сопровождавшей ее жестикуляции. Она держалась с непоколебимой твердостью, присущей истинному имперскому солдату.
– Мнунатари? – переспросил Варро, оглядываясь на меня в поисках подсказки.
– Купец, – сказал я, не понимая, почему этот термин вызвал у вождя такую ярость.
– Мой отец не торгует воздухом, yukajjimn! – Нобута избавил меня от необходимости размышлять над этим.
Большой сьельсин положил руку на плечо ребенку, успокаивая его, но сам ничего не сказал.
Их нижние челюсти отвисли, демонстрируя зубы, лбы нахмурились над черными глазами-блюдцами. Это выражение, вероятно, означало отвращение, но даже я не могу с точностью судить, какие эмоции прятались за их бледными, похожими на маски лицами. Мне показалось, что я понял.
– Они говорят, что не купцы, – сказал я. – Мы их оскорбили. Это так?
Я повернулся к Кхарну, но Вечный словно превратился в скульптуру из железа и бумаги, что были популярны в позднюю эпоху. Его глаза были закрыты.
Кхарн одарил аэту за согласие прибыть на переговоры. Это была своего рода сделка, но контекст у нее был иной. Она совершилась на неравных правах. Кхарн задобрил аэту подарками, как торговец, делающий подношение драгоценных камней королеве. Подношение. У сьелсьсинов, как выяснилось, напрочь отсутствовала концепция игр с ненулевой суммой[42]. Если один что-то отдавал другому, то автоматически проигрывал.
Один синий глаз спустился сверху, облетев всех нас, и бесшумно остановился рядом со мной.
Я вытянулся к Варро через Бассандера и сказал:
– Вы все равно что предложили императору свои башмаки в обмен на его бархатные туфли.
Халцентерит вздернул бровь, то ли не оценив сравнения, то ли просто призывая меня развить мысль.
Меня вдруг осенило, и я продолжил на классическом английском, уверенный, что девушка не поймет и не сможет перевести:
– Он считает торговлю ниже своего достоинства…
Параллельно Смайт умасливала ксенобитов, полагаясь на рабыню-переводчицу.
– Вспомните, – говорил я, – Сагара преподнес ему подарок. Аэта ставит себя выше нас. Полагаю, он привык, что все происходит, как он пожелает.
Я старался не думать о тех бесчинствах, процветавших в ксенобитской культурн беспредельного владения. Я ощущал тот же тошнотворный ужас, что и в кабинете Антония Бревона при виде гомункула, созданного для утех.
– Придется его разочаровать, – почесал подбородок Варро.
Он быстро пересказал наш диалог Смайт, и та громко, чтобы слышала переводчица, произнесла:
– Значит, подарок!
«Подношение», – подумал я.
Мы были не первой цивилизацией, готовой заплатить, чтобы отогнать варваров от ворот. Но чем платить? Мясом? Совершить древнейшее жертвоприношение?
– Что может положить конец набегам? – спросила Смайт. – Чего вам нужно?
– Нужно? – переспросил Араната. – Daqami ne?
Аэта умолк, в павильоне завыл ветер, несомненно вырвавшийся из вентиляционной шахты, пронизывавшей «Демиург», как какая-то нечеловеческая глотка. Деревья зашелестели, молитвенные таблички застучали над нашими головами. Я вдруг остро почувствовал присутствие сьельсинских воинов вдали от павильона, в расписных масках, с мечами наготове. Наготове были и их нахуте, похожие на летучих змей дроны, которые столько натворили во Тьме под Калагахом.
– Iussamneto wo, – произнес Араната, а остальные повторили за ним:
– Iussamneto wo.
«Мы должны выжить».
Это было произнесено как молитва, как некий афоризм, которые я сам так любил.
– Вам нужно место, чтобы осесть? – спросила Смайт. – Мы найдем планету. Отдаленную, но поблизости от космических путей.
– Посадите нас в загон? – прошипело Оаликомн. – Мы не подчинимся!
Но оно высказалось без позволения, и Араната ударил его локтем. Герольд всхлипнул, схватившись за лицо, и отстранился от хозяина.
– Какая планета удержит нас? Се Ваттаю больше нет. Нашей Земли нет. Мы не ходим по земле, как вы, как звери. И не примем ваших подачек, как рабы. Вы нам не хозяева, чтобы оказывать услуги!
– Такой ответ делу не поможет, – пробормотал Бассандер, и я молча с ним согласился.
– Yadaretodo o-fusuem shidu ti-koarin’ta shi, – вдруг подало голос Танаран, прекратив внимательно изучать столешницу. В его тоне, в его запинках было нечто значимое. «Мы ищем новую планету». Танаран было своего рода жрецом, пусть и молодым, и его слова воспринимались как заповедь. – За нами приглядывали с рассвета, со дня длинных зубов, когда sulan охотились на нас во Тьме.
– Yaiya toh, – произнесли сьельсины хором.
Даже Араната склонил голову, и я краем уха услышал, как усмехнулся Кхарн Сагара.
– Что происходит? – прошептала Джинан.
– За нами приглядывали с нашего детства, когда Великие вырубили города в недрах мира.
– Yaiya toh, – повторили сьельсины.
– Когда воздух стал отравлен, они показали нам небеса!
– Yaiya toh!
– Но новые миры были не похожи на старый, и мы не смогли в них жить. Звездный свет отравлял нас сильнее, чем любые яды дома. Вы понимаете?
Я не сразу сообразил, что Танаран адресовало этот вопрос мне.
– Ваш народ развивался под землей, это нам известно, – ответил я на их языке, пусть и не до конца понимал, о чем речь. – А на поверхности вы жить не можете.
– Танаран! – предупредительно воскликнул Араната.
– Остановить его? – шепнул Варро Смайт, после того как перевел.
Если верить легендам, цивилизация сьельсинов строилась под землей, в пещерах и тоннелях, оставленных Тихими. Возможно, лишь толща камня спасала их от ядовитых паров на поверхности и космической радиации. Передо мной как будто раскинулся весь темный космос, и я вдруг понял, что мы на самом деле затеряны в голой пустоте, растянувшейся между листами карт, отделенные от нее лишь тонкой скорлупой «Демиурга».
Озарение заставило меня повернуться к Варро.
– Корабли сьельсинов не защищены от облучения, – прошептал я на классическом английском, чтобы остаться непонятым рабыней-переводчицей. – Они применяют лед для изоляции от… – я обвел рукой стол, – от всего.
– У них нет защиты от радиации? – переспросил Варро. – Вы уверены?
– Не на сто процентов, разумеется, – ответил я и тут же вспомнил еще кое-что.
Боевой сьельсинский шлем, снятый со штурмовика, которого я пытал под Калагахом. В памяти всплыли крики и жужжание дисраптора в руке, но, кроме этого, вспомнил и древнюю манжету, которой шлем крепился к скафандру. Технология напоминала наши примитивные скафандры, бывшие в ходу задолго до Войны Основания.