– Адриан, переведите дух, – сказала она. Насмешливо? Раздраженно? Почему ее так сложно было прочесть? – Дышите глубже. Не все разом. Вы откусили слишком большой кусок.
Я помассировал шею, покрутил головой:
– Вы, как Гибсон, он тоже сказал… – Я небрежно махнул рукой, указывая вперед. – …Идти. Не спускать глаз с первоочередной задачи.
– Гибсон? – помрачнела Валка. – Он разве не умер?
– Скорее всего, умер, – ответил я, вспомнив, что видел его лишь во сне. – Это было давно, но привязалось навсегда. – Я протер глаза, дремота не проходила. – Мне хотелось, чтобы вы присутствовали на переговорах. Говорить должны мы, а не эти солдаты и бюрократы. Если бы только Хлыст не… – «Не предал меня». Но я не смог этого сказать. По-прежнему в это не верил.
Валка следила за мной, поджав губы. На фоне окна и громады «Демиурга» за ним она сама была похожа на кхарновскую статую. На ее лице лежала тень. Художник во мне встрепенулся, глядя на изгибы ее стройной фигуры, но тень, довлевшая над моим сердцем, не позволила ему проснуться.
– Адриан… – Ее тон был непривычным, но тогда я этого не заметил.
– Просто… – не останавливался я, – я хочу с этим покончить. Не совсем понимаю, что и зачем я здесь делаю. Не понимаю сьельсинов и не знаю, как заставить их понять меня. Каким боком здесь Тихие? Смайт мне не доверяет, и по праву. Я потерял Хлыста, потерял Джинан. Бассандер готов зарезать меня, если ему позволят, и тоже по праву. Возможно, мне не следует быть здесь. Наверное, стоило остаться на Эмеше и дать волю Анаис Матаро распоряжаться мной как вздумается.
Меня понесло, и я это осознавал. Мне было стыдно. Я опустил голову, чтобы не смотреть на Валку, как будто так мог избежать ее взгляда и осуждения за свою неполноценность. Свою человечность.
– Скажите, я хороший человек? – спросил я.
Сам я не знал.
Я уже забыл, что однажды она задавала мне подобный вопрос.
Но Валка помнила все.
– То, что этот вопрос прозвучал, уже хороший знак, – процитировала она меня.
Я не сразу вспомнил собственные слова и еще с большим трудом вспомнил тот день на базаре «Загадки часов». А вспомнив, скривился.
– Разумеется, вы хороший человек, – ответила Валка. – По крайней мере, стремитесь таким быть, – добавила она, пока я качал головой.
Что я должен был на это ответить?
– Я так вас и не поблагодарила, – сказала она приглушенно. – За спасение от Калверта. За все.
– Мне казалось, вам не нравится, когда вас защищают, – довольно резко произнес я.
– Мне не нравится, когда мои конфликты пытаются решить за меня. – Нотки привычной язвительности вернулись в ее голос. – Я ни разу не говорила, что не люблю, когда мне помогают. Но дело не только в этом… вы обо мне заботились. Тогда, в камере. Вы… всегда добры.
Я посмотрел на нее, удивленный внезапным трепетом в ее голосе. Как будто птица пересекла космический вакуум и уселась на жердочке за иллюминатором.
– Неправда, – смущенно ответил я.
– Правда, – твердо сказала она. – Учитывая, как я к вам относилась, я этого не заслуживаю.
– Вы ничего плохого не делали, – уверил я, простив все насмешки и оскорбления, недоверие и прочие мелкие разногласия.
Я знал, что далеко не всегда был к ней добр, что бы она ни говорила. Она не спорила, и это само по себе было чудом. Мы приняли ложь друг друга или включили эту ложь в состав иной, высшей правды – так, как будущее включается в настоящее.
В текущий момент.
– Не знаю, правильно ли мы поступаем, – сказала Валка, – но попробовать стоит. – Она прислонилась к стеклу, замялась, не зная, куда деть руки. – Мне самой непонятно, почему я осталась здесь. После Эмеша. – Она усмехнулась. – Я больше не солдат. Не хочу быть солдатом. Драться со всякими Калвертами… Это не мое. Мне следовало давно вас покинуть. После Фароса, а то и раньше. Но я осталась. – Она рассмеялась, тихо, почти застенчиво. – Я ученый! Мне нужно продолжать раскопки на Эмеше или еще где-нибудь. А я здесь.
– Хотите уйти? – спросил я после секундной паузы. – Вы из Тавроса. Смайт вам не указ.
Валка, как гражданка Демархии, пользовалась всеми дипломатическими привилегиями: политической неприкосновенностью, свободой передвижения. Она могла оставить нас, когда ей заблагорассудится. Но она этого не сделала.
Она отстранилась от окна, задержалась между ним и диваном, на котором расселся я.
– Нет, я… – Она отвернулась. – Вероятно, здесь я смогу выяснить больше, чем где бы то ни было. Сьельсины знают многое, что неизвестно нам. О Тихих.
– Не могу обещать, что вы что-нибудь у них выведаете. Ситуация не та. Легионы контролируют ход переговоров. У меня нет против них шансов.
Мои дальнейшие слова были чреваты серьезными последствиями, но я все равно их произнес:
– Я не обижусь, если вы нас оставите. Вы на все это не подписывались, – впрочем, я и сам, пожалуй, тоже. Но я должен дойти до конца…
Как хотел бы Гибсон.
Я сидел, и Валка казалась едва ли не выше меня. Она по-прежнему не смотрела в мою сторону, и я предполагал, что за ее искусственными глазами любопытство сражается с ее ненавистью к Империи. Я никогда не считал ее низкорослой, но, по правде говоря, она была таковой: на голову ниже меня, с фигурой, будто высеченной из мыльного камня.
– Они могут вас убить, – сказала Валка.
– Не исключено, – ответил я. – Я предал Империю. До сих пор меня защищала Смайт, но если переговоры провалятся… – Мой голос вдруг угас, словно искра на зимнем ветру.
Валка погладила клановую гравировку на руке.
– Не хочу вашей смерти, – неуклюже произнесла она.
Я с горечью усмехнулся:
– И я не хочу. Бассандер меня беспокоит, но он ни на что не решится без приказа рыцаря-трибуна. – Я вдруг понял, что этими словами в первую очередь успокаиваю себя. – К тому же ситуация не безнадежна. Пока.
Я мысленно услышал упрек Гибсона и продолжил:
– Прошло всего несколько дней. Глупо полагать, что два разных народа уладят все разногласия за несколько дней. А я так полагал.
– Правда думаете, что капитан Лин решится вас убить?
– Он сам так сказал, – натянуто улыбнулся я.
В своих видениях я плыл среди рек света, где встречались заводи, в которых Бассандер убивал меня. Догонял в коридоре, увешанном белыми флагами, и стрелял в спину.
– Как думаете, мои галлюцинации реальны? – спросил я. – Братство в самом деле говорило правду?
Здесь, на «Мистрале», в реальном мире, вдали от кошмарного, холодного Воргоссоса, мне казалось, что я могу забыть о том, что видел. А если убрать громаду «Демиурга» с его укрепленными шпилями и легионами черных статуй, то от былых кошмаров не останется и следа.
На лице Валки что-то мелькнуло. Тень? Остатки прежнего презрения? Она тяжело вздохнула, устремив взгляд на панельный потолок, раздумывая о чем-то, неизвестном мне.
– Не знаю, Адриан. Если вы спрашиваете, верю ли я вам, то да, верю.
– Нет, я не об этом. Просто…
Я не мог рассказать обо всем, что видел. Я не подчинялся импульсивным желаниям, как бедная Найя. Меня не запрограммировали ни Братство, ни Тихие. Я просто боялся. Суеверно боялся, что, рассказав о своей гибели в видениях, в самом деле навлеку ее на себя. Полагал, что молчание рассеет мрачные воспоминания, как солнце прогоняет ночные кошмары.
– …Мне не хочется, чтобы они были реальны. Совсем не хочется.
Поразмыслить об этом я не успел.
Валка шагнула вперед и схватила меня за рубашку. Я осознал, что иллюзия мыльного камня была лишь иллюзией. Ошибочным суждением.
Наша жизнь может измениться в любой момент, но очень редко она меняется столь радикально.
Валка прижалась губами к моим губам и навалилась на меня так, что я едва не перевернулся через спинку дивана вместе с ней. Но я успел упереться ногами и схватить ее за плечи:
– Доктор… вы уверены?
Не ответив, она снова поцеловала меня. Мои руки прекратили сопротивление, и она притянула меня к себе. Я забыл о времени. Забыл обо всех вариантах будущего – о светлых, мрачных и смешанных. Забыл о прошлом, о детстве на Делосе, об испытаниях на Эмеше, о Калагахе и Воргоссосе, Фаросе и Рустаме. Гиллиаме и Уванари, Джинан и Хлысте. Все растаяло в этой женской Тьме. Я забыл дышать, и она отстранилась, прислонившись ко мне лбом.
– Послушайте, – сказала она. – Вы не умрете. Я не позволю.
Так и не вдохнув, я поверил ей.
Глава 62Границы разумного
Воспоминания о прошедшем дне довлели надо мной. Ветер натужно завывал среди ветвей древнего могучего дерева, трепал крышу павильона и обрывал веревки, на которых она держалась. Мы как будто находились на паруснике, попавшем в шторм среди леса.
– Можно предложить ограничить их кампании норманскими территориями, – шепнул Варро.
– Думаете, они смогут отделить одних людей от других? – сердито парировал Кроссфлейн.
Они даже не заметили, что сьельсины уже отделяли одних людей от других, называя «юкаджимн» лишь нас, соларианцев, и исключая Кхарна. Раз они видели различия между экстрасоларианским королем и нами, они наверняка были способны провести границу между Империей и норманцами. Но я по-прежнему ощущал поцелуи Валки, да и без этого ни за что не стал бы предлагать столь коварную сделку.
– Норманцы нам не враги, – заметил я.
– А мне в принципе не нравится идея использовать сьельсинов, чтобы ослабить другие государства, – добавила Джинан, сама представлявшая другое государство.
Смайт приняла наше мнение к сведению и взмахнула рукой, указывая на приближающуюся из-за леса делегацию сьельсинов. Дроны-глаза Кхарна отправились за бродившими вдоль речки детьми.
В конце концов мы не стали отдавать норманские фригольды на растерзание сьельсинам.
Я придумал кое-что другое.
– Князь Араната, позвольте сказать начистоту, – акцентированно произнесла Райне Смайт, когда все ксенобиты были в сборе. – Вам не победить в войне.
Сьельсин возразил, и Смайт спросила: