Древние рисовали вокруг карт чудовищ. Левиафанов и морских змеев. Мир был неизведан, и чем дальше человек удалялся от застенков цивилизации, тем удивительнее этот мир становился. Но у карт были и другие края. Сгибы. Трещины.
Перед нами простиралась такая трещина.
И там обитали драконы.
Глава 19Врата Вавилона
Туман, стелившийся между зубьями ворот ангара, напоминал дым из драконьей пасти, и я поднял воротник длинной шинели. Хлыст перетаптывался позади, в полушаге от меня, вместе с Сиран. Я держал руки в карманах, сжимая правую на рукояти меча. Когда ворота открылись, я осторожно шагнул вперед, не сводя глаз с синеватого огонька впереди и не забывая о том, что назад, к «Мистралю», вел длинный рукав.
Не зная, чего ожидать, я воображал себе всяких чудовищ. Помня сюжеты материнских опер, я готовился к появлению из тумана какой-нибудь твари. Грозного существа, которое когда-то, возможно, было человеком, с железными ногами и слюнявым хоботом. Кошмарного чудовища вроде СОПов, с которыми мы несколько недель – или лет – назад дрались на Рустаме. Синий огонек стал розовым, дымку пронзили золотистые лучи, и мне послышались тихие голоса.
А затем – крики птиц.
Туман рассеялся, осел, как мне показалось, росой на металлических стенах. В ангар ворвался городской воздух, воздух окружающего мира. Бандит шагнул вперед мимо меня, я последовал за ним без цели и без плана, вспоминая собственные слова.
– Отавия, – сказал я, – если ничего не выйдет, если мы ничего не найдем, то бросьте меня здесь.
Я решил так во время долгого ожидания, пока мы приближались к городу-кольцу. Станция «Март» возникла из тьмы, скрученная, подобно порожденному хаосом уроборосу. Пути домой отсюда не было. Даже Райне не спасла бы меня, вернись я побежденным.
Но я не мог потерпеть поражение.
– Что? – Отавия поглядела на меня так, будто я был психом или идиотом. – С чего бы это?
– Бассандер. Империя. За вами они гоняться не станут. – Я смотрел на огни, искусственными звездами рассыпавшиеся по поверхности огромного кольца. – Я позволю всем своим людям перейти к вам на службу, если они захотят. Их ничто не удерживает. Но я не отправлюсь отсюда никуда, кроме Воргоссоса.
После Фароса у меня оставалось достаточно денег, чтобы оплатить полет… куда-нибудь. Внезапно я осознал абсурдность всего, что делаю. Сумасшествие. Я перешел через край света в погоне за легендой, услышанной от кошмарного существа. Подобно пиратам Старой Земли, опьяненным рассказами о золотых городах и источниках вечной молодости, я многое потерял на пути к цели: титул, положение при дворе Матаро, место в легионах и… Джинан. Как и те пираты, я верил, что ищу нечто реальное, в то время как весь мир убеждал меня в обратном. Интересно, верил ли до последнего старый де Леон[10], умирая от яда в своей земле обетованной, что высшие силы непременно спасут его? Надеюсь, что да.
– Ваши люди даже под дулом пистолета вас не бросят, – заметила Отавия. – И я тоже не собираюсь.
Я попытался возразить, но она повторила:
– В войне пылают мои планеты. Гибнет мой народ.
Пылают.
Мы вышли из ангара под проливной дождь. Дождь. На космической станции.
Я застыл на месте.
Повсюду высились смутные серые силуэты зданий – одни пониже, другие до самых облаков, подобные колоннам какого-то унылого и пугающего зала. Не знаю, как высоко был потолок, но я не сомневался, что он есть. Чувствовал, как человек чувствует приближение грозы. Крыша мира, дамокловым мечом нависшая над головой. Услышав, как выругался Хлыст, я заставил себя поднять лицо к маслянистому дождю. Как и на Рустаме, здания были окружены голографическими рекламными щитами с текстом на галстани и ниппонском, на лотрианской кириллице и джаддианской вязи. В каплях дождя сверкало изображение пророка в шафрановых робах теравадского бхикку. Ветер доносил громкое гудение бура. Пророка сменила женщина с накрашенной белилами кожей. Она улыбалась; рядом появлялись и исчезали в дожде ниппонские слова.
Город и бело-голубое сияние из-за облаков над крышей так поразили меня, что я не сразу заметил людей на улице. Они появились из ультрамаринового сумрака, сутулясь под зонтиками и кутаясь в дождевики, не обращая внимания на голографическую рекламу. Среди них ковылял человек ростом со сьельсина; из массивного устройства на его руке вырывались клубы пара. Только когда он приблизился, я понял, что устройство и было его рукой. Мы слились с толпой. Никто не обращал на нас внимания. Я видел, что под кожей прохожих горят световые индикаторы, фарфорово-белые устройства сверкают за ушами и на руках. У многих руки были искусственными, керамическими, стальными или поликарбоновыми. На одной женщине был бронированный костюм с воротником до подбородка, и, лишь когда она поравнялась со мной, я заметил черно-синие провода и кабели, заменявшие ей связки и сухожилия.
Тут даже у меня, человека вовсе не религиозного, вырвалась молитва.
«Святая Мать-Земля, храни нас во Тьме и в стране чужой, – произнес я про себя. – Береги нас, о Мать, от машин».
Куда подевался Хлыст? А Сиран с Бандитом?
«Защити нас, о Мать, от извращения плоти».
Я не видел лица, лишь шесть ярких, похожих на объективы камер отверстий на черной стеклянной пластине. Шлем? А вот другой, с блестящей стальной челюстью и хромированными зубами.
«Защити нас, о Мать, от разрушения плоти.
Защити нас, о Мать, от владычества стали.
Защити нас, о Мать, от тирании кремния.
Защити нас, о Мать, от духа в машине».
Я подумал о Валке, о приборе, встроенном в основании ее черепа, и напомнил себе, что вокруг меня не было чудовищ. Только люди. Изуродованные и преображенные машинами, но все равно – люди. Шумел обычный, пусть и полный секретов, город. Шел обычный дождь. Но мне никак не удавалось успокоить сердцебиение. Оставалось лишь смириться. Я не мог убедить себя в том, что силуэты вокруг – люди, но в конце концов свыкся с кошмаром, и мой пульс пришел в норму.
Никто нам не мешал, не преграждал путь и не осыпал нас вопросами. Нас не встретили ни портовые службы, ни охрана. Тем не менее я не сомневался, что за нами наблюдают. Я рос в Обители Дьявола под неусыпным взором множества камер и кожей чувствовал, когда на меня смотрят. По улице, плюясь белым паром, прогромыхала вагонетка, не притормаживая перед переходившими улицу мужчинами и женщинами в прозрачных пластиковых дождевиках.
Не имея четкой цели, я решил стать ведомым и позволил Бандиту вести. В ярком красно-белом кафтане нормано-джаддианец выглядел среди повсеместной серости как бельмо на глазу.
– Ты держишься так уверенно, как будто бывал здесь прежде, – заметил я.
– Это, ваша светлость, потому, – ответил он с улыбкой, – что я умелый обманщик. – Постучав по носу, он приблизился ко мне. – Но мне доводилось бывать среди экстрасоларианцев. Я не боюсь их так, как вы.
Мне хотелось возразить, но я промолчал, поймав взгляд ярких красных глаз какого-то юнца.
– Пожалуй, лучше меня здесь так не называть, – сменил я тему.
– Вашей светлостью? – переспросил Бандит, качая головой. – Не выйдет. У вас это на лбу написано.
– Это точно! – согласился Хлыст, ничем мне не помогая.
– Ничего-ничего, не волнуйтесь! – Бандит похлопал меня по плечу. – Здесь никому до этого нет дела. Эти люди ценят свободу, Марло. Не кровопролитие. Свободные люди, свободный рынок. Почти как норманцы.
– Почти? – повторил я, глядя на женщину с пучком сверкающих проводов под кожей.
Бандит проводил ее одобрительным взглядом:
– Капелла ошибается. Человеческую кровь так просто не выцедишь. Машины лишь помогают этим людям быть теми, кем они хотят.
Я оставил это без комментариев. Неподходящее время и место. Звук бура вернулся, и я предположил, что с ним вернулась и голограмма бхикку, рекламировавшая черт знает что. Сквозь облака пробивались лучи, подобные звездным, и я видел там и сям тусклые фонари, подсвечивавшие лазурный городской сумрак и люки в потолке. Сколько здесь жило народу? Сколько тысяч человек? Радар «Мистраля» зафиксировал, что в длину кольцо было шестьсот миль, в ширину – пятьдесят, в высоту – пять. Десятилетия спустя, когда я был гостем Алдии, князя Джадда, он показал мне Небесные сады Альказ ду Бадра. Там, в парящих в воздухе хрустальных сферах, диаметром три метра каждая, были заключены маленькие миры. В них, похожих на детские снежные шары, поддерживался идеальный микроклимат. Росли деревья бонсай, живые цветы, и жили крошечные звери, выведенные косторезами и хиромантами этой удивительной страны. Прекрасные маленькие миры. Мне вспомнились муравьиные фермы крестьянских детей и корабли в бутылках, созданные энтузиастами от избытка свободного времени.
Станция «Март» была таким миром в небывалых пропорциях.
– Однако, – сказал я, – не уверен, что в наших интересах на каждом углу трубить мое имя.
– Напротив, – возразил мой спутник. – Вы, палатины, постоянно гоняете на задворки Вселенной, чтобы повидаться с косторезами или купить ген-тоника.
Наша четверка остановилась перед одним зданием, укрывшись от дождя. Хлыст и Сиран молчали, оглядывая толпу с тем же религиозным предубеждением, что и я. Слова Бандита всколыхнули воспоминания об услышанном в вагоне канатной дороги над улицами Арслана.
– Крашеный говорил, что палатины прилетают сюда в поисках… – я чуть не усмехнулся, вновь вспомнив о древних пиратах и источнике вечной молодости, – способа продлить жизнь. Методов, запрещенных Капеллой.
Тем, кто готов был пойти против Капеллы, такие методы действительно были доступны. Процедуры, выходящие за рамки точного генетического моделирования, которому подвергались палатины. Операции, за которые человек мог предстать перед инквизицией и Белым мечом.
Я хотел отвергнуть предложение Бандита, но, подумав, ответил:
– Предположим, что мне тоже это интересно.