– Она спит с остальными, пока я не позову ее обратно.
– А сейчас она спит? – Я не знал, что он имел в виду, и не хотел знать.
– Да, – ответил он.
Я опустил голову, уклоняясь от беспощадного досмотра.
– Знаете, – добавил он, – я ведь был уверен, что вы сбежите вместе с товарищами.
Он провел тело Найи вокруг стола так, что она остановилась напротив копии «Домиков в Кордевилле». Рядом с чудовищем в белой рубашке картина казалась еще ярче и насыщеннее.
Я встал с другой стороны стола, напротив гомункула, и положил дневник рядом с недоеденным ужином. Мой меч по-прежнему был ближе к Кхарну, но теперь у меня был шанс до него дотянуться.
– У меня важная миссия, – ответил я, стараясь не выдавать своих намерений.
– Разумеется, – согласился Кхарн. – Знаете… я ведь почти готов вам поверить.
– Мои спутники вернутся послезавтра, – сказал я настолько открыто и твердо, насколько смог. – Тогда вы поймете.
– Жду не дождусь. – Кхарн повернул Найю спиной ко мне, лицом к картине. – Бытовало мнение, что этот художник был слишком эксцентричен, пугал людей. Но при этом он написал столь невинную картину. Вам не кажется это странным?
Я обогнул стол, воспользовавшись возможностью забрать меч.
– Дело в красках. Люди боятся красок. А этот художник видел все в ярком цвете.
– Поэтому вы сами работаете только в черно-белых тонах? – спросил он. – Вы тоже боитесь?
Я не отреагировал, поэтому он добавил голосом Найи:
– Художник, который боится, недостоин зваться художником.
– Поэтому ваш дворец весь из тусклого камня? – парировал я. – Потому что вы боитесь?
Кхарн Сагара посмотрел на меня с женского лица древними, как давно погибшие империи, глазами:
– Вы издеваетесь над всеми, кто приглашает вас в гости?
– Так вот что это по-вашему?
Вечный расхохотался. Смех его был чересчур грубым для столь утонченной глотки.
– А риторика у вас не хуже, чем у эвдорского актера. – Он взял паузу, после чего резко добавил: – Я вынужден вас покинуть.
Он развернулся и босыми ногами побрел к выходу. На полпути между картиной и дверью он остановился:
– Марло, оставить вам девушку?
– Выметайтесь.
Глава 36Дьявол и Голем
Той ночью я никак не мог уснуть ни на диване, ни в кресле с подголовником. Вместо сна я провел час в душевой, обливаясь горячей водой, как будто жар и боль могли смыть память о тех женских руках. Я прополоскал даже рот, но вкус мыла лишний раз напоминал о том, что со мной сделали. Аромат духов Найи постоянно напоминал о ней. Двери в другие комнаты не открывались, и я укутался в старую шинель в углу спальни. От Кхарна, если бы тот вернулся в новом обличье, это меня не спрятало бы, но от белорукого гомункула отдалило.
Я тосковал по Джинан. От этого было только хуже.
Когда я наконец уснул, то увидел сон, в котором из темноты на меня дул влажный ветер, а где-то неподалеку плескались волны. Я был бестелесен. Был сгустком энергии, искоркой незримого пламени, а облачное небо надо мной нависало низко, как свод необъятного храма. Светились призрачные зеленоватые огоньки, которые я видел при спуске с орбитальной платформы. Они освещали круглую разрушенную арку, напоминавшую разбитое кольцо с пальца какого-то великана.
Адриан…
Услышав голос – тот же, что слышал во сне по прибытии на Воргоссос, – я остановился.
– Кто здесь? – крикнул я беззвучно.
Послушай.
Слово повторилось бесконечным, вечным эхом.
Послушай меня.
– Кто здесь? – попробовал повторить я.
Слушай!
Вдруг я обрел тело. Без предупреждения. Вес и массу. Я упал камнем, как черепаха, выпущенная из когтей орлом. В пучину. Но за мгновение до касания воды я проснулся.
На следующий день я не стал дальше исследовать дворец. Проснувшись, увидел, что мне привезли еды и убрали остатки вчерашнего ужина. Я снова перевел терминал в режим чтения, чтобы дослушать «Первых императоров» Импатиана, но жизнеописание Виктора Севаста оказалось настолько скучным, что я довольно быстро предпочел тишину.
Где-то наверху Валка и остальные направлялись на «Мистраль» под бесформенными статуями фурий наверху башни. Я представил, как они движутся по шлюзу на знакомую территорию. На знакомый корабль, к знакомым людям. Мне хотелось быть с ними и согласиться на предложение Отавии Корво: покинуть это место, бросить дурацкую миссию и никогда больше не возвращаться.
Кем я себя возомнил?
Я не был и не являюсь великим героем. Я был всего-навсего глупым юнцом, заброшенным далеко от дома. Что «Мистраль» – я отдал бы все, чтобы проснуться в своей спальне в Обители Дьявола, под нарисованными звездами. Чтобы все это оказалось лишь ночным кошмаром. Но я был во дворце Кхарна Сагары, мифического персонажа, старого, как сама Империя. Я встречал демонов и ксенобитов, с которыми, как мне казалось, я мог справиться.
«Короли и пешки», – подумал я снова.
«Все мы пешки, мой мальчик, – прозвучали в памяти слова Гибсона. – Но запомни! Не имеет значения, кто пытается двигать тобой. У тебя всегда есть выбор, потому что душа остается твоей. Всегда».
«Ни у кого из нас нет выбора», – сказала Найя. Или Кхарн? Прятался ли Вечный в глубине ее глаз с самого начала?
Выбор.
Вот в чем вопрос.
Те, кто утверждает, что мы всего лишь плоть, вероятно, также считают, что у нас нет воли, что мы подчиняемся импульсам, которые коренятся в мозге, и нигде более. Такое мышление привело к созданию гомункулов, существ, находящих счастье в служении. По такой логике, мы все рабы, как минимум – нашей родословной. Поэтому создание существ, подобных Найе, не преступление. Но это преступление. Зло не нуждается в определениях. Его можно почуять по запаху. Осознание этого – осознание очевидной и непреложной Истины – намекало на нечто большее. В нас. Нечто скрытое.
Мне было интересно, как считает Кхарн. Тот, кто прожил столь долгую и разнообразную жизнь и перестал быть человеком в его истинном смысле. Я не сомневался, что большую часть его разума теперь контролировали машины. Они поддерживали его жизнь и упорядочивали то, что давным-давно должно было быть уничтожено по законам анатомии и химии. Для него, такого древнего и механизированного, мы, наверное, выглядели собаками. Животные мыслят не так, как мы, если вообще мыслят. Скорее, они живут в своей среде и реагируют на происходящие в ней изменения.
Они не создают.
Не выбирают.
Мне стало ясно, что сделал Кхарн. Создал закрытую среду. Внедрил в нее побудителя. Я был лабораторной крысой, а моя спальня – лабиринтом. Но все пошло не по плану Кхарна…
Несмотря на опасность моего положения, я не потерял свободы выбора. Иначе почему я прибыл сюда? На Воргоссос можно попасть лишь по собственной воле. Почему я все еще здесь? Потому что таков был мой выбор. Мне оставалось только ждать. Мои друзья должны были скоро вернуться.
Дверь открылась, и на пороге появился Юмэ, везя тележку с едой. Я отчасти ожидал, что это снова окажется Найя или одна из девушек, что обслуживали лордов и леди в приемной. Андроид ловко расставил на столе поднос, графин и бокал, не произнеся ни слова. Я наблюдал за его работой, сидя на подушке в углу. Юмэ убрал остатки завтрака вместе с вырванной страницей из дневника, на которой Найя заставила меня рисовать ее портрет.
Молчание затянулось. Подняв голову, я увидел, что голем неподвижно смотрит на меня.
Когда наши взгляды встретились, голова Юмэ наклонилась набок.
– Вы на полу.
– Точно подмечено, – ответил я, почесывая пальцем руку под терминалом.
После вчерашнего инцидента я не расставался с мечом. Он лежал у подушки, прямо под рукой. Однако я понятия не имел, как быстро способен двигаться механический дворецкий.
Шестеренки под стеклом на бедрах и плечах Юмэ зашевелились, нарушив тишину щелчками часовых механизмов.
– Господин приносит извинения за вчерашний вечер и выражает надежду, что не оскорбил вас, – произнес он чистым патрицианским тоном.
– Оскорбил? – повторил я, приподнимаясь с подушки, и вспомнил про Танарана, Валку, Хлыста и остальных; сейчас они, наверное, спускались в лифте. – Нет, – сказал я наконец, не в силах сдержать сарказм. – Не оскорбил.
Юмэ прихлопнул руками:
– Господин очень обеспокоился, когда вы не покинули ваших покоев.
– И прислал тебя? – спросил я. – Как будто он не знает, где я. – Я описал рукой круг, намекая на расположенные повсюду камеры. – Король с десятью тысячами глаз, и все такое.
– Если вы намекаете, что за вами следят, то уверяю, что в дипломатическом номере систем слежения нет.
Признаюсь, в этот момент я хохотнул:
– Думаете, я поверю?
– В этом нет необходимости.
– Вот как? – Я поднялся на ноги. – Звучит неубедительно, уж простите.
– Я не способен лгать, – ответил голем.
– В это я тоже должен поверить?
– В этом нет…
– …Необходимости, я понял.
Я покрутил в руке меч, вспомнив, как Кхарн сделал то же самое во время нашей первой встречи. Вес был удобным, винно-темная кожаная обмотка рукояти – приятной на ощупь, посеребренная оковка почти не потемнела от времени и использования.
– Господин считает неразумным предоставлять мне ложные сведения. Это приводит к ошибкам.
Вот то, о чем все лжецы должны помнить, и то, о чем все мы постоянно забываем.
Юмэ на этом не закончил:
– Как бы то ни было, поощрение неправды противоречит законам, которым подчиняется то, что вы можете назвать моей личностью.
Я уставился на голема:
– То есть ты не способен мыслить самостоятельно?
– Я – то, чем сделал меня господин, хозяин. Высокотехнологичный виртуальный интеллект и личный помощник. В истинной когнитивной деятельности нет необходимости. В соответствии с моими обязанностями мне было поручено узнать, есть ли у вашей светлости какие-либо пожелания.