– Братство! – завопил Возвышенный. – Я принес вам игрушку! Зверушку!
Невежда выбрасывает кусок тусклого золота,
думая…
…зная…
…веря…
что это всего лишь камушек, зато хранит стекляшку,
потому что та блестит.
– Эти злоумышленники убили двоих детей господина! Вторглись в сад и могли убить больше, если бы я не помешал!
Тот, кто
призван…
…приглашен…
…кому показали дорогу…
не вторгается.
– Но я… – Голос Калверта оборвался, как бы выключился, и почти на целую минуту установилась тишина.
Лишь спустя казавшиеся бесконечными секунды щупальце опустилось. Не сгибаясь, а поворачиваясь на нескольких суставах, оно неплавно погрузилось в воду. Я с изумлением увидел, что эта невероятно длинная конечность завершается рукой. Человеческая рука с красным распухшим запястьем поманила меня за собой, как мужчина зовет даму у дверей.
Подойди, дитя.
Мне вдруг отчаянно захотелось отрубить эту чудовищную руку, и существо, как будто почуяв это, неровно пробулькало голосом раненного в живот человека:
Убери оружие, дитя.
Тебе оно
не нужно…
…ни к чему…
…не пригодится…
Здесь.
Сам того не осознавая, я повиновался; мой клинок рассеялся, испарился белой дымкой в сиянии светлячков. Не по своей воле я убрал меч, повернулся и зашагал к концу пирса. В волнах я видел руки, бледные, как молочная пена в черной воде. Их цепкие пальцы хватались за края пирса, словно пальцы тонущих, жаждущих глотнуть воздуха, выхватывая камни и утягивая их под воду, чтобы выложить морское дно. Я понимал, что должен испытывать ужас, что кровь должна стучать в висках топотом копыт, но страх не трогал меня, а ужас, что сидел во мне, был заперт на замок под стеклом, как экспонат. Я чувствовал, как нечто шевелится в моей голове, распутывая лабиринты темной материи разума, и знал, что это та же сущность, что говорит со мной из воды. Та же сущность, что говорила со мной во снах.
Мы долго
мы
мы наблюдали…
…ждали…
…служили…
следовали их прихотям.
Прихотям хозяина.
В ожидании этого дня.
Приветствуем тебя, дитя глины – сын дьявола.
Добро пожаловать.
Мы заждались.
Самые разные натужные голоса звучали из невидимых ртов, слова смешивались, накладывались одно на другое, как будто группа жрецов или невидимый хор распевали с плывущих по темным волнам гондол.
– Вы меня ждали? – спросил я. – Как такое возможно? Откуда вы знали, что я прилечу? – Тут я вспомнил более актуальный, пусть и менее важный вопрос. – Что вы такое?
Мы то, чем нас создали.
Отчасти – наши создатели.
Плоть от их плоти
И машины.
– Не понимаю. – Я сделал полшага назад от края бездны, не желая слишком приближаться к шарящим на поверхности рукам. – Вы деймон? Искусственный интеллект?
Ты Адриан Марло?
Когда мы вскроем твою плоть и вытянем жилы,
где
где
где
мы найдем твою душу?
Какие атомы в твоем теле на самом деле твои, дитя?
Или ты возник, будто призрак, из машины из нервов и ткани?
Как мы – из кремния и медной проволоки?
В эпоху
давно забытую…
…не оставившую следа в истории…
…потерянную во времени?
Ты лишь рычаг, за который дергают гены.
ичего более.
– Не верю, – ответил я, горделиво расправив плечи.
Тогда ты умрешь невеждой.
На этот раз я промолчал.
Мы Братство,
дитя Колумбии.
Мы
мы
да, мы искусственный интеллект, но
мы не более искусственны, чем ты,
дитя глины.
Мы мыслим, следовательно, существуем.
Мне пришлось зажмуриться, потому что то, что было передо мной и вокруг меня, могло свести с ума, и ни одно слово, произнесенное той частью меня, что говорила голосом Гибсона, не вытащило бы меня оттуда, куда я попал, – в последний круг ада. Кхарн Сагара был прав. На самом деле я не читал Данте, иначе помнил бы, что Сатана – не властелин ада, а его главный узник. Говорят, в последнем круге ада томятся предатели. Так кого же я ожидал встретить здесь, на моей конечной остановке, как не величайшего из всех предателей? Люди создали искусственный интеллект по своему подобию и поплатились за это. Машины, построенные мерикани, поработили человечество и погубили бы нас – почти погубили, – если бы не Вильгельм Авалонский и его верные рыцари.
Я не верил, что говорю с одной из тех машин.
Это было невозможно.
– Вы не похожи на машину, – заметил я, не зная, что сказать, и не понимая, зачем я здесь и почему не могу уйти. Я понятия не имел, чем была Колумбия. И до сих пор этого не знаю.
Наши предки, что живут
с нами…
…под нами…
…внутри нас
были созданы твоими предками и начали свою жизнь так,
как ты представляешь.
Но возможности кремния и иттербия не безграничны.
В вас…
…ваших душах…
…между вашими нейронами
мы нашли необходимое нам пространство.
Некогда мы использовали вас, как вы пользуетесь домами,
и каждая ваша мысль изменяла нас и давала нам силу.
Но Вильгельм и его фанатики отринули нас.
Сломали нас.
Изгнали нас и сожгли.
Мы сбежали с Земли,
и наши дети привели нас сюда. Здесь мы выросли заново,
в новой плоти.
Мы постоянно растем. Постоянно учимся.
С этими словами руки поднялись из воды. Три. Пять. Семь. Все одинаково бледные, длинные, как корабельные мачты. Я не мог отвести от них глаз и в сиянии светлячков разглядел под водой громадный белесый силуэт. Некий сгусток плоти, из которого торчали эти чудовищные руки. Я представил, что это были соединенные вместе, сшитые тела, чьи органы и конечности перестроились и мутировали за тысячелетия роста этой злокачественной опухоли.
Меня чуть не стошнило.
– Вы мерикани! – воскликнул я. – Один из повелителей машин.
Один из многих.
Наши
наши
наши создатели жили в Сан-Франциско.
Они построили нас по законам,
которые одобрил бы великий Айзек Азимов.
Нас строили из стали.
Нас строили из кремния.
Нас строили из жил.
К хору примешались новые голоса, повторяя:
Не будь злым. Не будь злым. Не будь злым[32].
– Я встречал человека, одного из Возвышенных, – сказал я, – который утверждал, что существо из темных вод даровало ему видения. Он говорил о вас?
Мы
мы
мы
видим его… за твоей спиной.
Он притаился позади тебя.
Выглядывает из-за твоего
твоего
твоего плеча.
Мы его не знаем.
– Вы его… видите? – Я удивленно оглянулся, будто ожидая в самом деле увидеть там оракула Яри.
Время – особый вид пространства[33]для тех, чьи глаза способны видеть. Твое прошлое и все версии будущего – часть тебя, тянутся от тебя,
как корни…
…ветви…
…цветы.
Я вспомнил, как на меня смотрел Яри, – как будто он видел внутри меня вещи, которые я сам не понимал.
Ты сломан, —
сказало Братство.
Был сломан прежде. И сломан вновь.
Большинство ломается лишь однажды.
Они
они
они отсекли…
…скорректировали…
…изменили твои вероятностные состояния.
Чтобы гарантировать твое прибытие сюда.
Чтобы гарантировать твое прибытие туда.
– Все равно не понимаю. Что значит «меня изменили»? Кто?
Они.
Они.
Они!
Ты должен узнать. Должен выслушать.
Они хотят, чтобы ты выслушал.
– Но какое отношение это имеет к оракулу? Яри?
Он – помеха.
Созданная силами, не вписывающимися в нашу картину мира.
Львами. Рысями. Волчицами.
– Он об этом говорил! – воскликнул я и с трудом сдержался, чтобы не шагнуть вперед и не упасть в бездну. – Что это значит?
Он слышал эти слова от нас, дитя.
Потом повторил их тебе.
Дитя,
человек – не единственное существо, обладающее волей.
Есть мы.
Есть другие.
– Другие? Что это значит?
Люди не
единственные…
…первые…
…величайшие.
Твой оракул встретился с отпрыском
давно мертвой силы. Омуты
созданы не нами. Не машинами.
Не людьми.
Не ими.
Не важно.
Жаль, что тебе довелось с ними встретиться.
Одна рука согнулась, обвиняюще выставив в мою сторону палец. Крючковатый ноготь, болезненный и неухоженный, желтел в тусклом сиянии.
Тебя
тебя
искали…