На палубе, как тотемная армия погребенного императора, стояли миллиарды каменных фигур: статуи людей, богов и ангелов. Среди них не нашлось двух одинаковых, но все они были объединены одной задумкой, одной волей и идеей. Они стояли на террасах, вокруг шпилей, в запрещающих жестах протягивая руки во тьму. Подземный дворец и пирамида внушали мне ужас, но этот корабль был еще страшнее. Лишь огромные корабли-миры сьельсинов были больше его, а «Загадка» по сравнению с ним казалась карликом.
Я молча наблюдал за защитными жестами и тихими проклятиями солдат на борту шаттла. Валка тоже молчала.
Бассандер то ли не замечал нас, то ли не обращал внимания. Он удостоверился, что меня поместили в камеру, и отправился сообщить рыцарю-трибуну Смайт о нашем задержании, а также получить новые распоряжения. Я кивнул, прекрасно зная, что эти распоряжения станут сюрпризом для невозмутимого офицера.
Он узнает правду.
Когда я услышал, как откатилась в сторону дверь моей маленькой золотисто-черной камеры, я триумфально улыбнулся вошедшему – и улыбка вдребезги разбилась о сводчатую крышу моей души. Ко мне явился не Бассандер Лин.
Это была Джинан.
Читатель, сейчас я трижды обошел кругами каморку, глубокой ночью вспоминая ее лицо. Многие битвы тронули меня меньше, ранили меньше. Да, взглянуть в когда-то любимое лицо и увидеть… другого человека… было хуже, чем смотреть на исполосованный лик Рустама, поле боя в Синуэссе, на все когда-либо виденные мной трупы. Она как будто стала оборотнем, как Найя, и лицо ее повиновалось теперь иной воле. Она иначе держала подбородок, а губы, сжатые, чтобы не проронить ни слова, были не теми губами, что я когда-то целовал. Лазурная лента осталась, вплетенная в косу, диадемой обернутую вокруг головы.
– Джинан, – произнес я, точнее, та часть меня, которая мне не подчинялась.
Мой капитан замерла, глаза напоминали мрамор.
– Джинан, прости.
Она молча сверлила меня взглядом. В нем не было и следа елейной мягкости; стальной внутренний стержень не кутался в бархат. Не отводя глаз, она потянулась к поясу и достала кристалл, используемый для передачи личных и секретных сообщений между устройствами. Вставила его в наручный терминал. Из линзы проектора на ее синем джаддианском мундире полился голубоватый свет. Он следовал за ее движениями и, когда она сложила руки, переместился чуть выше. На голограмме я видел знакомые гербы: имперский рассвет, медный орел легионов, скрещенные клинки Четыреста тридцать седьмого легиона, а под ними – раскрашенный кулак «Непреклонного». Все они по очереди мигнули, составив трехмерное кодовое изображение, содержащее фрактальные модели, подтверждающие подлинность записи. Я знал, что будет дальше. Я сам послал запрос, прежде чем выкрасть Танарана с «Бальмунга».
Появилось лицо рыцаря-трибуна Райне Смайт, призрачное в свете голографического проектора Джинан. В отличие от Джинан, она выглядела точно так, как я ее помнил: вздернутый нос, широко расставленные глаза, коротко подстриженные, неаккуратные жидкие волосы над грубым, плебейским лицом, покрытым едва заметными белесыми шрамами, свидетельствующими о хирургических улучшениях, позволенных лишь патрициям. Однако облик ее источал силу и каменную, как сама Земля, уверенность. Если и жили во Вселенной абсолютно непоколебимые люди, то она была из них. За наше короткое знакомство я распознал в ней настоящего лидера и готов был следовать за ней.
– Этот приказ отдан Адриану Марло, и только ему. Согласно статье сто девятнадцать Великой хартии Адриан Марло особо уполномочен действовать как мой экстренный рекрут. На него и его федератов не распространяется приказ о воссоединении с флотилией у Коритани. Он должен выполнять первоначальные указания и продолжать поиски Воргоссоса, пользуясь всеми имеющимися средствами. Повторяю: на него не распространяется приказ о воссоединении с флотилией у Коритани. Он должен продолжать поиски Воргоссоса согласно первоначальным указаниям.
Когда-то я читал или слышал от Гибсона об одной из великих империй золотого века Старой Земли. Кушанской? Или Кхмерской? А может, Российской? Они завоевали все земли и покорили все племена мифической Азии, от западных гор до восточного моря. Они сделали это не по приказу императора, а потому что их манили новые земли, где жили варвары и менее развитые народы, которых легко можно было победить. Эти древние легаты и стратиги, командовавшие приграничными фортами, знали, что после смерти будут преданы забвению, если не принесут правителю новые территории и новые богатства, притом что эти самые правители приказывали им ничего не захватывать. Империя и без того была огромна, верили они, и границы ее было тяжело охранять.
Мы были в той же ситуации.
Если наш план не удастся, Райне Смайт и меня вместе с ней ждала петля. Мне не терпелось узнать, кто сдал нас, кто вызвал Бассандера и флот и навлек бедствие на нас с рыцарем-трибуном, на Отавию и всех, кто помог мне предать Империю, чтобы спасти Империю. Шею бы ему свернуть…
Голографическая Райне договорила и погасла. Осталась лишь тишина и едкий взгляд Джинан. Я ждал, прислонившись спиной к стене камеры. Я никогда не отличался особой осторожностью и, пусть мне стыдно это признать, тактичностью. Мне было ясно, что попытка что-либо объяснить будет обречена на неудачу, и я выжидал по примеру отца и Кхарна Сагары – те прекрасно пользовались временем, чтобы вытягивать слова из других.
Прежде чем Джинан заговорила, прошло добрых три минуты.
– Думаешь, ты такой хитрец, лорд Марло? Думаешь, то, что ты сделал, весело?
Значит, «лорд Марло». Я не удивился, но ранило это обращение больнее, чем клинок ассасина. Джинан подошла ближе, заслонив головой одинокую лампу. С нарочитой медлительностью она расцепила руки и опустила их по швам.
– Вы нашли Воргоссос, – сказала она. – А мы нашли вас. – Легкая улыбка на ее губах напомнила мне бассандеровскую. – Ты этого хотел?
Я не ответил. Не знал, как ответить. Да? Нет? Не такой ценой?
Она молниеносно схватила меня за волосы и приложила о переборку. В голове зазвенело, боль после сокрушительного удара подступила медленно, и я выругался. Ее пальцы отпустили меня, едва не выдрав клок волос, и я выругался снова.
– Спрашиваю, ты этого хотел?
Некоторые мужчины убеждены, что бить женщину непозволительно, даже если та ударит первой. Уважаю их принципы, но сам я не из таких. Я был мирмидонцем в Колоссо, вором и уличным бойцом, и у меня другие принципы. Если кто-то тебя ударил, победи его. Однако… я все еще любил Джинан. В глубине души я до сих пор люблю ее, даже сейчас, когда пишу эти строки при свете масляных ламп. Я не мог ее ударить. Никогда бы не смог.
Вместо этого я вскинул руки, показывая, что не пропущу второй удар. Интуиция подсказывала, что «да» или «нет» на ее вопрос будет иметь катастрофические последствия, и я ответил, осторожно взвешивая каждое слово:
– Я рад, что теперь у нас появился шанс, но нет…
Она замахнулась на меня, но я легко отбил удар локтем.
– …нет, я не этого хотел.
Она попыталась ударить меня в лицо. Я защитился.
– Тогда чего?
По ходу перепалки во мне появилась уверенность, и я схватил Джинан за руки, прежде чем она успела вновь занести кулак.
– Я говорил тебе, чего хочу, – ответил я удивительно спокойно, вспомнив об Убаре, торговле специями и жизни помещика. Но не успел я это представить, как мысленно услышал насмешливый хохот Валки: «Вы не торговец. Вы… важнее».
Должно быть, Джинан тоже об этом подумала, потому что поникла и отступила на два шага назад.
– Зачем? – спросила она. – Зачем ты это сделал?
– Ты знаешь зачем.
Я ожидал, что она опять попробует меня ударить, но ее стальной стержень прогнулся, и она лишь тихо повторила:
– Зачем ты это сделал?
Мне хотелось обнять ее, извиниться и забрать хотя бы часть той боли, что я причинил. Но я чувствовал, что прикасаться к ней сейчас опрометчиво. Я потерял право на нее и не знал, смогу ли когда-нибудь вернуть. Приличие – рыцарство – приказывало соблюдать осторожность и дистанцию. Не давить.
– Кроме меня, некому, – ответил я.
Впрочем, я ведь толком ничего и не сделал. Если бы Бассандер не последовал за мной на Воргоссос, не пригрозил бы Сагаре, чтобы вынудить того сотрудничать, мы с Валкой по-прежнему чахли бы в подземной камере. Все мои усилия пошли бы прахом. Теперь я понимаю, что это были глупости. Бассандер не отправился бы за мной, если бы я не полетел на Воргоссос и мы не попали бы внутрь ужасного корабля Кхарна Сагары. Мы не встретились бы с Аранатой Отиоло. Ничего бы не изменилось.
Мысли о Бассандере вернули меня в настоящее, и я спросил:
– Кто позвал Лина?
– Что?
– Мне известно, что кто-то послал флотилии телеграмму. Отавия? – спросил я, отойдя на шаг.
Я до сих пор не знаю, что в тот момент изменилось в Джинан. На миг мне показалось, что я пробился сквозь ее гнев, сквозь мысленные барьеры, похожие на зеркальную фольгу, защищающую чувствительную начинку спутников. Я решил, что время криков и ударов миновало. Но когда Джинан подняла голову, ее взгляд вновь был острее наконечника стрелы, и я порадовался, что отступил. Возможно, мне следовало промолчать и обнять ее, и тогда все было бы хорошо. Или поцеловать, или позволить ей себя поколотить… быть может, тогда все было бы иначе.
Ее солдатская выправка вернулась, а с ней и стальной стержень.
– Это все, что тебя волнует? – ядовито выплюнула она, а я не успел ответить. – Неужели? Ты хочешь знать, кто тебя сдал? И больше ничего? Адриан, ты убил трех человек в ангаре! Похитил политического заключенного с имперского корабля и передал экстрасоларианцам. Плевать, что ты следовал приказу Смайт. Значение имеет лишь то, что ты все это спланировал! Везде наследил!
Она сжала кулаки так, что оливковая кожа на костяшках побелела, и я приготовился к очередному граду ударов. Его не последовало. На меня обрушились лишь слова. Всего три слова, но они ранили больнее, чем я мог ожидать.