Важностью предстоящей работы диктовалась необходимость тщательного подбора кандидатов в члены РВС, но и медлить было нельзя.
На пост главкома утвердили бывшего подполковника старой армии, левого эсера Муравьева. Особыми доблестями не обладавший, он вместе с тем «был на виду»: в Октябрьские дни 1917 являлся начальником обороны Петрограда, возглавлял бои по ликвидации мятежа Керенского — Краснова, затем на Украине занимал высокие военные должности. За злоупотребление властью был арестован, но от наказания сумел уйти. По настоянию наркомвоена Троцкого решили испробовать его еще раз.
Политическими комиссарами в проекте приказа, представленном председателю Совнаркома 11 июня, фигурировали две фамилии, в нашей истории мало известные. Владимир Ильич Ленин завизировал проект, но в окончательном тексте приказа, который был подписан им через день, 13 июня, значатся уже другие лица — Кобозев и Благонравов.
Что повлияло на такое изменение?
В Биохронике В. И. Ленина отмечено, что 13 июня он «заслушивает доклад наркома путей сообщения П. А. Кобозева о положении на железных дорогах». Долгой ли, короткой ли была их встреча, но лаконичная эта запись, конечно, не раскрывает всего содержания состоявшейся беседы. Вполне вероятно, что во время нее обсуждался и вопрос о переходе Петра Алексеевича на фронтовую работу. Хорошо зная о его революционной деятельности в Латвии, на Северном Кавказе, в Оренбуржье в условиях царского самодержавия, о его смелости и решительности при организации борьбы против казачьего атамана Дутова в ноябре 1917 года, Владимир Ильич не случайно, после обстоятельной беседы с наркомом Кобозевым, без промедления внес поправки в первоначальный проект решения Совнаркома об РВС. В окончательном виде этот исторический документ выглядит так:
«Для руководства всеми отрядами и операциями против чехословацкого мятежа и опирающейся на него помещичьей и буржуазной контрреволюции Совет Народных Комиссаров учреждает Революционный военный совет в составе народного комиссара Кобозева, главнокомандующего Муравьева и комиссара Благонравова».
Простое сравнение двух вариантов состава РВС многое говорит внимательному читателю: в проекте перечень имен начинался с Муравьева, в официальном тексте впереди Кобозев. И это не пустая формальность. Если в первом случае политкомиссары выглядели неким придатком к главкому (и такое вполне могло произойти), то теперь во главе коллегиального органа фронта становился авторитетный политический руководитель. Петр Алексеевич Кобозев, оставаясь наркомом путей сообщения, наделялся новыми правами полномочного представителя правительства Республики и большевистской партии, возглавлявшей революционную борьбу трудового народа.
Кобозев отчетливо сознавал большую ответственность своей новой роли. И прежде всего он подумал о тех, с кем придется вместе работать на фронте. Политкомиссар Георгий Иванович Благонравов сомнений не вызывал. Свою преданность революции он доказал в Октябрьские дни, когда был комендантом Петропавловской крепости и обеспечивал штурм Зимнего дворца. С Муравьевым дело посложнее. Нет, не потому только, что он левый эсер. С их партией большевики сотрудничают в советских органах; нелогично было бы отвергать их участие в делах военных. И нельзя не замечать среди левых эсеров здоровых элементов. Но были и другие, особенно их верхушка.
Тот же Муравьев, едва получив новое назначение, зачастил в свой ЦК. За инструктажем? Возможно. Недаром же со стороны левых эсеров последовала претензия на паритетное управление Восточным (чехословацким) фронтом. В частности, Всероссийскому бюро военных комиссаров (предшественник Политуправления РККА) и Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК) было предъявлено требование: при подборе работников для фронта включать равное количество левых эсеров и большевиков. Член РВС Благонравов уже наметил двадцать коммунистов для руководящей политработы в войсках, а ему навязывают еще двадцать левоэсеровских кандидатов. Это вдобавок к тем «своим», кого подобрал сам главком в будущий штаб и его учреждения. Тут уж не «паритет», а явный перевес получался.
Исходя из всего этого, Петр Алексеевич Кобозев свое мнение о главкоме сформулировал кратко: «Не та фигура». Он считал, что притязания левых эсеров на верховенство необходимо нейтрализовать. Но как?
На встрече с В. И. Лениным П. А. Кобозев, поделившись своими мыслями, встретил полное понимание. Владимир Ильич видел правильную тактику в выработке таких правил работы Реввоенсовета, которые обеспечивали бы плодотворное сотрудничество. Поскольку без специалистов военного дела на фронте не обойтись, надо привлекать тех офицеров старой армии, которые не противодействуют рабоче-крестьянской власти. И, привлекая, доверять им, предоставляя, в данном случае Муравьеву, самостоятельность в оперативных вопросах. Но всякий приказ главкома должен скрепляться подписью комиссара РВС. Это и будет проявлением постоянного контроля за действиями и распоряжениями главкома.
Относительно претензий на «паритет» условились так. Главнокомандующим Муравьев назначен как военспец, изъявивший готовность служить Советской Республике независимо от его партийной принадлежности. Поэтому он и другие левые эсеры, привлекаемые к фронтовой работе, обязаны руководствоваться не установками своей партии (она решительно выступала против Брестского мира), а указаниями правительства РСФСР. Всякие фракционные действия, использование левыми эсерами своих военных постов во вред Советской Республике должны пресекаться.
С таким ленинским напутствием и приступил П. А. Кобозев к своим новым трудным и сложным обязанностям председателя реввоенсовета Восточного фронта.
Отправление специального поезда РВС из Москвы было назначено на 14 июня в 17 часов. Но уже с утра в штабном салон-вагоне появились все трое — Кобозев, Муравьев, Благонравов. Петр Алексеевич предложил провести первое официальное заседание реввоенсовета.
Главком нахмурился: а что, собственно, обсуждать?
Кобозев настаивал: у него есть соображения о неотложных организационных мерах.
Муравьев свое — ни он, ни его штаб, дескать, еще не ознакомились с положением и вообще такие заседания следует собирать лишь по его, главнокомандующего, предложению.
Кобозев почувствовал, что наивность Муравьева наигранна — он прикидывает, нельзя ли обойти членов РВС, подмять их под себя. Петр Алексеевич спокойно пояснил, что реввоенсовет может собираться по инициативе любого из его членов, а председателя тем более никто не лишал такого права. Чтобы разрядить возникшую было напряженность, он, открывая заседание, сказал:
— А знаете ли, товарищи, что кроме нашего главнокомандующего на фронте имеются по крайней мере еще три главкома? Да плюс две военные инспекции с наркомами во главе, и прав у них, пожалуй, побольше, чем у вас, Михаил Артемьевич. Вот нам и надо решить: как избавиться от обилия военного начальства на фронте, которым мы призваны руководить, как сосредоточить всю власть в своих руках?
Доброжелательный тон председателя смягчил обстановку. Муравьев повеселел: речь, значит, идет о том, чтобы обеспечить полноту его прав как главнокомандующего.
— Шутки шутками, — продолжал Кобозев, — а от этих главкомов и инспекций так просто не отмахнешься, одним декретом об РВС ничего не решишь. И нам следует внимательно рассмотреть прежний опыт, ведь на что-то вначале нужно опереться, а непригодное сразу отсечь.
Он опять шутливо заметил, что поработал «заправским начштаба» — ознакомился в оперативном отделе Наркомвоена с фронтовыми документами, уяснил создавшееся на отдельных участках положение. Сделанный Кобозевым обзор был выслушан с большим вниманием. Хмурившийся вначале главком успокоился.
Возник вопрос о форме объединения войск, находящихся на крупных участках, где каждый старший военачальник именует себя «главкомом фронта». Войсковые формирования в виде отрядов, дружин непригодны для предстоящих активных, наступательных операций. Все трое признали, что более всего тут подходит боевая организация в форме армии, включающей то или иное число дивизий, с квалифицированными штабами, органами снабжения и другими учреждениями, обеспечивающими надежное управление войсками.
В структуре фронта уже определились районы, направления с более или менее сколоченными группами частей. Поэтому на первом же заседании РВС, в еще не отошедшем из Москвы поезде, было намечено образовать три армии, помимо Особой, действовавшей в Нижнем Заволжье. Первая армия должна объединить силы, расположенные в треугольнике городов Пенза, Сызрань, Симбирск. Во вторую армию следовало бы включить части в районе Кинеля и Уфы. Третья объединит войска Р. И. Берзина, упразднив теперешний Северо-Урало-Сибирский «фронт».
В результате этого заседания были выработаны два документа РВС, направленные на упорядочение фронтовой организации. Первой официальной директивой была телеграмма в Екатеринбург Р. И. Берзину: его извещали о назначении командующим 3-й революционной советской армией, ему предлагалось «организовать армейский штаб». Вторая телеграмма адресовалась в Уфу наркомвоену Н. И. Подвойскому. Реввоенсовет просил его «принять меры к занятию ст. Кинель» и отдать «приказ оренбургским войскам тоже двинуться на Кинель». Подчеркивалась необходимость «Оренбургской и Уфимской группам быть в связи», так как они составят вместе 2-ю советскую армию. Депеши, подписанные всеми тремя членами РВС, были отправлены из Москвы 14 июня, днем.
Несмотря на свою «особость», поезд продвигался медленно. Лишь утром 16-го остановились в Рузаевке. Здесь выяснилось неблагополучие в Сызранской группе войск: она была ослаблена дезорганизаторскими поступками отряда левого эсера Попова, люди которого мародерствовали, хулиганили. Дисциплина пошатнулась даже в 4-м Видземском латышском полку, считавшемся крепким. Все это заставило командование группы вывести свои части за пределы Сызрани. И в город сразу же ворвался противник.
Штаб Сызранской группы обосновался на станции Балашейка, куда и направился поезд РВС. На состоявшемся в Балашейке заседании было решено свести войска сызранского направления в 1-ю советскую армию. Командармом, по лестной рекомендации Муравьева, назначили левого эсера А. И. Харченко. Возражать не было оснований, и Кобозев с Благонравовым нашли, что для проверки военно-организаторских данных главкома нужно предоставить ему инициативу. Политическим комиссаром армии был утвержден предложенный Кобозевым большевик с подпольным стажем Оскар Юльевич Калнин.