[164] Но некоторое время он еще продолжал работать на Украине. 24 июля Троцкий телеграфировал в ЦК РКП(б) свои предложения по Укрнаркомвоену. На этот раз он окончательно счел целесообразным отозвать Подвойского, «дав ему агитационное задание в какой-либо прифронтовой полосе»; по его мнению, портфель наркомвоена при этом временно мог принять X. Г. Раковский, при котором сохранялся бы небольшой секретариат по военным делам. Политбюро согласилось с отозванием Подвойского, «о чем давно решил ЦК», говорилось в ответном сообщении от 26 июля секретаря ЦК РКП(б) Е. Д. Стасовой, но заменить Подвойского должен был временно его заместитель И. Л. Дзевялтовский. «Раковского же считаем неудобным, ибо он большая политическая фигура».
Надо отдать должное Троцкому, что в следующей записке, переданной по прямому проводу в Москву 29 июля, он, подтвердив свое согласие на отзыв Подвойского, тут же указал: «Отнюдь не предполагая изменить принятого решения, считаю своим долгом заявить, что нарекания на Подвойского крайне преувеличены». Эта оценка особенно важна, так как Троцкий сделал ее не на основе чьих-то слов, а при ознакомлении с делами на месте: были учтены поездки Подвойского на фронт, его многочисленные выступления перед воинами, рабочими и крестьянами. Не желая этим как-то особо выделить Троцкого, наоборот, сопоставляя его действия с Лениным, мы хотели бы подчеркнуть, насколько крупные руководители того времени считали необходимым внимательно относиться к кадрам, обстоятельно взвешивать и объективно оценивать положительное и отрицательное в их делах — ведь речь шла о судьбе каждого человека.
2 августа вопрос о Наркомате по военно-морским делам Украины снова рассматривался на объединенном заседании Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б). Очевидно, в двух аспектах: сохранения на какое-то время наркомата и замещения должности наркома — это следует из приведенной выше переписки. Неудивительно, что Ленин решил запросить мнение по этому вопросу наркома по делам национальностей И. В. Сталина, находившегося тогда на Западном фронте в качестве члена РВС фронта. Такой вывод подтверждается тем, что поручение о запросе Ленин дал 5 августа Подвойскому — это нашло отражение в Биохронике. Но там пометка: «О чем идет речь, не установлено». В наших руках — запись переговоров по прямому проводу управделами Наркомвоенмора Украины Модестова с управделами РВС Западного фронта Малия. По поручению Подвойского Модестов просит ускорить ответ Сталина на телеграмму от 6 августа, на что Малий сообщает об отправленном ответе и повторяет его: относительно Подвойского Сталин «считает присутствие тов. Подвойского на Украине ущербом для дела и находит необходимым его пребывание (в) Москве. Относительно Украинского наркомвоена писал, что ничего не имеет против его сохранения, но только с тем, чтобы роль его была сведена к роли окружвоенкома. Для успокоения тыла находит (необходимым) принятие репрессивных жестоких мер».[165] Сколько подлинных сталинских черт отразилось в этих нескольких строчках из 1919 года!
Датировать их можно точно: 6 августа. Потому что уже в этот день объединенное заседание Политбюро с Оргбюро ЦК РКП(б) с участием В. И. Ленина рассмотрело вопросы о переводе Н. И. Подвойского на работу в Главное управление военными учебными заведениями и о назначении народного комиссара по военно-морским делам Украины.
На этом можно было бы и закончить документальный очерк об одном из членов Реввоенсовета Республики первого периода деятельности. В дальнейшем Н. И. Подвойский долгое время (1919―1923 гг.) был начальником Всевобуча (его Главного управления) и частей особого назначения: периодически — на фронтах: членом РВС 7-й армии (октябрь — декабрь 1919 г.), 10-й армии (февраль — март 1920 г.). За заслуги в гражданской войне награжден орденом Красного Знамени (1922 г.). В дальнейшем — на партийной и советской работе. В 1924―1930 годах избирался членом Центральной контрольной комиссии. Был и членом ВЦИК. С 1935 года — персональный пенсионер.
Вся жизнь Н. И. Подвойского — пример честного служения народу. Но на его судьбе не могли не сказаться перипетии борьбы внутри партии, в ее руководящих кругах. Попытки активного участия в ней порой приводили к тому, что он оказывался далеко не в лучшей роли. Забвение того, во что превращается зерно меж двух жерновов, нередко стоило многого. Губительно действовали и преувеличенная оценка своих заслуг (особенно в условиях сталинщины, когда многие сторонники Ленина были репрессированы), и стремление «объять необъятное», приводившее к огромным планам, значительно меньшим делам и, что наиболее важно, малым результатам.
Молодцыгин М. А. ─
кандидат исторических
наук
Раскольников Федор Федорович
Когда в начале сентября 1918 года создавался Реввоенсовет Республики, в его составе самым молодым оказался 26-летний морской офицер Федор Раскольников — в недавнем прошлом мичман российского военного флота. Чин этот по нынешним меркам примерно соотносим со званием младшего лейтенанта. Опыт корабельной службы был у него явно маловат, боевой «стаж» на фронте исчислялся всего лишь полутора месяцами. И все же сочли необходимым включить его в состав коллегиального органа высшей военной власти.
Назначение это ни в коей мере не было случайным. Надо учитывать, что Реввоенсовет был не просто военным, но и политическим органом управления армией и флотом. А уж если говорить о политическом опыте, об умении горячим, ярким словом повлиять на людей, повести их за собой, четко организовать дело — то всего этого Раскольникову было не занимать. Этот молодой человек еще в дни подготовки Октябрьской революции показал себя зрелым общественным деятелем, завоевавшим огромный авторитет в рабочей, солдатской, матросской среде, что позднее позволило Ленину на IV конференции профсоюзов и фабзавкомов Москвы сказать, что Раскольникова «прекрасно знают московские и питерские рабочие по его агитации, по его партийной работе».
Но для того чтобы лучше уяснить себе, какие именно качества позволили Федору Раскольникову в бурные месяцы семнадцатого года вырасти в крупную политическую фигуру революции, стоит остановиться на трудной поре его детства, когда начал формироваться и крепнуть волевой, собранный, мужественный характер, привлекавший к нему впоследствии многих людей.
Подлинная фамилия Раскольникова Ильин. Он получил ее от матери — Антонины Васильевны Ильиной, женщины незаурядной, с нелегкой, противоречивой судьбой. Дочь генерал-майора, она связала свою жизнь в гражданском браке с протодиаконом Сергиевского всей артиллерии собора Федором Александровичем Петровым, который как священнослужитель не имел права венчаться вторично. Оба ребенка в семье — Федор и его младший брат Александр — официально считались внебрачными детьми, что создавало для них немало сложностей. Отца они лишились рано, и матери одной пришлось добывать средства для пропитания и прилагать неимоверные усилия, чтобы сыновья смогли учиться.
Восьмилетнего Федора удалось устроить в приют принца Ольденбургского, где обучение шло по программе реального училища. Впоследствии в воспоминаниях он назвал это своеобразное учреждение кошмарным из-за царивших в нем нравов — здесь учеников ставили перед классом на колени, а училищный поп драл их за уши. В этих стенах в нем впервые проснулся дух протеста и неповиновения, и здесь он сделал первые шаги на пути реального сопротивления существующим порядкам — дважды участвовал в ученических забастовках, за что едва не вылетел из училища. «Политические переживания во время революции 1905 года, — писал он, — и острое сознание социальной несправедливости стихийно влекли меня к социализму. Эти настроения тем более находили во мне горячий сочувственный отклик, что материальные условия жизни нашей семьи были довольно тяжелыми». И еще один примечательный момент. Хотя его родители были глубоко религиозными людьми, Федор под влиянием прочитанных книг, к которым он пристрастился в училище, самостоятельно пришел к атеизму.
Первым переломным этапом в жизни Федора Ильина — впоследствии крутых переломов в судьбе ему пришлось изведать немало — стало поступление на экономическое отделение Петербургского политехнического института, куда он был зачислен в 1909 году. И дело не в том, что он избрал для себя инженерную специальность, а в том, что здесь он вступил на тернистый путь революционной борьбы: связался с подпольной студенческой большевистской группой и начал выполнять ее поручения — обеспечивал явки, места для собраний, распространял листовки, вел агитацию среди однокашников. Одновременно с изучением дисциплин официального курса постигал марксистскую литературу — читал книги Плеханова, штудировал «Капитал» К. Маркса. Вступил в ряды Российской социал-демократической партии и с тех пор оставался верен ее идеалам, принципам, нравственным критериям до последнего своего вздоха.
С той же поры он стал сотрудничать в легальной большевистской газете «Звезда», которая издавалась в Санкт-Петербурге. Впервые появившись в редакции, студент Политехнического института выразил свои стремления несколько высокопарно, заявив, что он полностью солидарен с направлением газеты и отдает себя в распоряжение редакционной коллегии. Дежурный редактор Константин Степанович Еремеев отнесся к желанию студента с пониманием и предложил начать с нескольких строк в разделе хроники. Начинающий журналист был немного обескуражен, но, познакомившись поближе с Еремеевым (в редакции его все дружно называли дядей Костей), нашел в его лице прекрасного учителя. Но и ученик оказался на редкость способным — начав с хроникерской трех-четырехстрочной информации, он постепенно перешел к заметкам и статьям. Подписывал он их псевдонимом Раскольников.
Есть версия, что псевдоним этот возник будто бы из клички, которой наделили его однокашники к моменту окончания училища при приюте принца Ольденбургского за длинные волосы и широкополую шляпу, что, по их мнению, придавало ему сходство с известным героем романа Достоевского. Так это или иначе, но с периода «Звезды», а затем и «Правды» псевдоним стал вытесня