Реввоенсовет Республики (6 сентября 1918 г. / 28 августа 1923 г.) — страница 85 из 102

Переложить на чей-то счет.

После того как пожар царицынского конфликта удалось потушить, К. Е. Ворошилов был назначен на пост командующего 10-й армией, сформированной из войск царицынского участка Южного фронта. Чтобы ускорить организационное укрепление 10-й армии, членами ее реввоенсовета были назначены опытные партийные работники В. И. Межлаук и А. И. Окулов. Поскольку наладить управление войсками армии Ворошилов не смог, его в декабре 1918 года освободили от занимаемой должности и направили на Украину, где он при формировании правительства УССР (январь 1919 г.) занял пост народного комиссара внутренних дел.

Отозванный с Южного фронта Сталин прибыл в Москву с вестями об успешных действиях советских войск по ликвидации второго окружения Царицына. Тогда же в беседе с В. И. Лениным он отказался от своего ультимативного требования об удалении Вытина и Мехоношина из реввоенсовета Южного фронта, признал необходимость полного подчинения приказам Центра и даже выразил желание работать в Реввоенсовете Республики, возглавляемом Троцким. Цосле этой беседы Ленин рекомендовал Троцкому «устранить прежние трения» и тут же добавил:

«Что же меня касается, то я полагаю, что необходимо приложить все усилия для налаживания совместной работы со Сталиным».[216]

Однако ни Троцкий, ни Сталин ленинских рекомендаций не выполнили. Упорно придерживаясь иных, чем у Троцкого, взглядов по многим вопросам военного строительства, Сталин за семь месяцев (с октября 1918 по апрель 1919 г.) своего первого пребывания в составе Реввоенсовета Республики ни разу не присутствовал на его заседаниях. Тем не менее его членство в РВСР было не пустой формальностью. Дело в том, что по сложившейся к тому времени системе управления вооруженными силами все правительственные директивы, распоряжения и указания передавались Главному командованию через Реввоенсовет Республики. Будучи членом ЦК РКП(б), Совнаркома и РВСР, Сталин служил как бы связующим звеном между высшими органами партийной, государственной и военной власти.

Напомним, что до своего отъезда в Царицын Сталин эпизодически выполнял подобные функции.

Очередное партийно-правительственное задание, требующее выезда на фронт, Сталин получил в начале января 1919 года. Необходимость и важное значение этой командировки обусловила сложившаяся на Северном Урале военно-политическая обстановка.

Осенью 1918 года, когда еще продолжалась первая мировая война и империалисты Антанты не могли напасть на Советскую Республику с юга, через Черное море, они считали северное направление одним из самых удобных и перспективных для успеха такого нападения. Ведь на берегах Северного моря интервенты к тому времени уже создали довольно обширный плацдарм. В октябре 1918 года американский посол в России Д. Френсис рекомендовал правительству США осуществить «…немедленное занятие союзниками Петрограда и Москвы путем посылки, без всяких оттяжек, достаточного количества войск в Мурманск и Архангельск».[217] Такие же предложения высказывали и некоторые английские генералы.

Командование Антанты, не имея тогда возможности послать на север России требуемое для похода на Москву количество войск, решило усилить северную группировку интервентов чехословацкими и белогвардейскими дивизиями, которые действовали в Сибири и на Северном Урале. Был разработан план, по которому силы восточной контрреволюции должны были наносить главный удар в направлении Пермь — Вятка — Котлас, там соединиться с продвигающимися им навстречу из района Архангельска войсками Антанты и совместно с ними двинуться на Москву и Петроград.

Белогвардейское командование соответственно плану сосредоточило на пермском направлении сильную, хорошо оснащенную группировку войск, которая в конце ноября перешла в решительное наступление. Противник нанес главный удар по 3-й армии (командарм М. М. Лашевич — член ЦК РКП(б), войска которой, растянувшись тонкой ниткой, действовали в полосе свыше 400 километров.

Расчет белогвардейцев на быстрый успех не оправдался. Советские воины (особенно укомплектованная рабочими Урала 30-я дивизия, которой командовал В. К. Блюхер, будущий Маршал Советского Союза) оказывали превосходящим силам противника упорнейшее сопротивление. В напряженных боях обе стороны несли большие потери, восполнять которые командованию 3-й армии было нечем, так как резервов не было. В ноябрьских и декабрьских сражениях 3-я армия потеряла больше 50 процентов состава. Кроме того, в ходе боев выявилось, что некоторые подразделения, недавно вошедшие в состав армии, комплектовались наспех, политико-воспитательная работа в этих подразделениях не была развернута, боеспособность оказалась низкой. Были также случаи перехода на сторону противника «военспецов», за действиями которых своевременно не установили должного контроля. Недостаточно твердым и квалифицированным было и управление войсками 3-й армии. Вследствие указанных недостатков противнику удалось 25 декабря 1918 года овладеть Пермью.

Уральский областной комитет РКП(б) сразу же после захвата Перми белогвардейцами направил Центральному Комитету партии доклад о причинах и обстоятельствах поражения 3-й армии и падения Перми. Работники обкома самокритично оценили свою деятельность, а точнее говоря, бездеятельность.

Они писали:

«Зная о всех изложенных обстоятельствах… областной комитет не решился, ломая формальные преграды, принять ряд экстренных мер по организации обороны Перми». Доклад завершался просьбой прислать партийно-следственную комиссию для учета горького опыта пережитых поражений.[218]

Ознакомившись с этим докладом, В. И. Ленин срочно телеграфировал председателю Реввоенсовета Республики Троцкому:

«Есть ряд партийных сообщений из-под Перми о катастрофическом состоянии армии и о пьянстве… Просят Вас приехать туда. Я думаю послать Сталина».[219]

Центральный Комитет решил командировать в 3-ю армию комиссию ЦК и Совета Обороны, возглавляемую Ф. Э. Дзержинским и И. В. Сталиным, обязав их не ограничиваться выяснением причин поражения 3-й армии, а сделать все возможное для восстановления ее боеспособности, создания прочной обороны, исключающей возможность дальнейшего продвижения противника, а также вскрыть и устранить ошибки и недоработки местных партийных органов и организаций.

Пермская командировка Сталина коренным образом отличалась от царицынской:

─ комиссию возглавили два совершенно равноправных и в равной мере авторитетных работника большевистской партии;

─ комиссия получила от ЦК конкретную задачу и полномочия на проведение важной работы по выявлению и устранению слабых мест, недостатков и просчетов в деятельности командования и партийно-политических органов 3-й армии и Восточного фронта, а также местных партийных органов;

─ никаких военно-командных полномочий комиссия не имела.

Члены комиссии выполняли свою ответственную миссию с присущей им энергией и твердостью. При этом они систематически докладывали Ленину о проделанной работе, получали от него необходимые указания, советы и информацию. Вот характерная фраза из ленинской телеграммы: «Очень прошу вас обоих лично руководить исполнением намеченных мер, ибо иначе нет гарантии успеха».[220]

И действительно, члены комиссии успешно справились с порученным им заданием.

27 января 1919 года Дзержинский и Сталин выехали из Вятки в Москву, накануне доложив Ленину: «Дела на фронте определенно поправляются… Наша миссия окончена».[221]

Учитывая выводы комиссии, Центральный Комитет РКП(б) 4 февраля 1919 года решил отозвать Лашевича из 3-й армии. На следующий день ЦК заслушал доклад (отчет) Сталина и Дзержинского и принял соответствующее постановление. Примечателен его последний пункт:

«Всех арестованных комиссией Сталина и Дзержинского в 3-й армии передать в распоряжение соответствующих учреждений в порядке общей подсудимости арестованных лиц».[222]

По-видимому, твердость руки и характера Сталина и Дзержинского «сработали» и в данном случае в полной мере.

В советской историко-партийной и военно-исторической литературе деятельность комиссии Сталина — Дзержинского и вообще весь комплекс событий, связанных с так называемой «Пермской катастрофой», освещался неоднократно, достаточно подробно, однако далеко не всегда объективно. Например, в работах, опубликованных в период сталинского культа, тенденциозно искажались ход и итоги операций Восточного фронта, проведенных осенью и зимой 1918 года: успешное наступление главных сил фронта (1 и 5-я армии) упоминались как бы мимоходом, скороговоркой, а отступление 3-й армии и падение Перми изображались как огромная «катастрофа», грозившая чуть ли не гибелью Советской Республики.

Расчет тут был простой — представить Сталина в роли спасителя и великого военного деятеля. При этом замалчивались и всячески принижались героизм и подвиги воинов 3-й армии, которые, неся огромные потери, все же сумели остановить наступление колчаковцев и воспретить их соединение с силами северной контрреволюции.

Выводы комиссии (подчеркиваю, комиссии) о причинах падения Перми и мерах по ликвидации его последствий изображались как выдающийся вклад Сталина в военную теорию и советскую военную науку.

Весной 1920 года были опубликованы статьи И. В. Сталина «К военному положению на юге» и «Новый поход Антанты на Россию», содержание которых послужило одним из основных компонентов сталинской концепции истории гражданской войны.

Хотя сталинская периодизация гражданской войны по трем походам Антанты ныне убедительно раскритикована во многих работах советских историков как не соответствующая реальному ходу событий, все же стереотип «трех походов» далеко еще не преодолен в сознании масс и нередко проявляется в учебной и научно-популярной литературе. Посему целесообразно, оставаясь в тематических рамках данной статьи, былому чрезмерному восхвалению дел и побед Сталина, якобы одержанных при его непосредственном участии в 1919―1920 годах, противопоставить факты и документы, характеризующие истинные масштабы его деятельности в указанный период.