Сказано резко и убедительно.
Беспристрастные документы также свидетельствуют о том, что Реввоенсовет Республики в октябре — декабре 1919 года, так же как и раньше, рассматривал и решал крупные и мелкие проблемы Южного фронта. При этом на ряде заседаний РВСР, которые вел Троцкий, Сталин не только присутствовал, но и был в числе докладчиков по важным пунктам повестки дня. Например, на заседаниях РВСР 2 и 15 октября по докладам Сталина были приняты решения о пополнениях для Латышской дивизии, о включении в Южный фронт новых соединений и т. п. А 17 ноября на очередном заседании РВСР, в котором участвовали Троцкий и Сталин, первым рассматривалось и было одобрено предложение реввоенсовета Южного фронта (докладчик — командующий фронтом А. И. Егоров) «О создании Конной армии Южного фронта».
(В статьях Ворошилова, конечно, другая версия: «Конная армия была создана вопреки противодействию Троцкого».)
В свете этих фактов становится очевидной несостоятельность созданного Сталиным мифа об отстранении Троцкого от Южного фронта.
Южный фронт 10 января 1920 года был преобразован в Юго-Западный фронт, главные силы и усилия которого были ориентированы на действия против белополяков, а одна (13-я) армия — против засевших в Крыму войск Врангеля. Тем самым для Сталина, который с этого момента стал членом РВС Юго-Западного фронта, период борьбы против «второго похода Антанты» закончился. Начинался новый — завершающий — этап его участия в гражданской войне, в ходе которого Советская Республика отразила очередное военное нападение белогвардейцев и интервентов, названное Сталиным «третьим походом Антанты».
К началу этого этапа Сталин считал себя опытным, незаменимым военным деятелем, обладающим большими организационно-административными и оперативно-командными способностями. С таких позиций он позволял себе активно вмешиваться в решение оперативных и даже стратегических вопросов, с пренебрежением отзываться и относиться к решениям и директивам Главного командования и уклоняться от их точного выполнения, часто конфликтовать с Лениным и Центральным Комитетом партии.
Так, 4 февраля 1920 года из Курска (там находился штаб Юго-Западного фронта), получив задание ЦК поехать в Ростов и войти в состав реввоенсовета Кавказского фронта, Сталин ответил, что считает такую поездку ненужной, что он «не вполне здоров» и просит ЦК не настаивать на его поездке. Когда же Центральный Комитет сообщил, что считает поездку в Ростов необходимой, Сталин ответил так: «Распоряжению Цека, несмотря на его дикость и на состояние здоровья, подчиняюсь» и тут же поставил свои условия: командировка в Ростов будет временная; ЦК должен объявить в печати, что он — Сталин — командируется на Кавказский фронт по военным обстоятельствам, чтобы товарищи не обвиняли его «в легкомысленном перескакивании».[242]
Внимательно знакомясь с довольно обширной военной перепиской Сталина с высшими органами партии и Красной Армии, можно без особых усилий обнаружить немало документов, содержащих, по меткому определению Ленина, различные «капризы» и придирки. И не случайно как раз об этой отрицательной черте сталинского характера сказал Владимир Ильич в своем политическом завещании. Здесь нет необходимости приводить многочисленные примеры сталинских капризов. Рассмотрим кратко только два эпизода, в которых своеволие и амбиции Сталина послужили исходным пунктом весьма серьезных отрицательных последствий.
2 августа 1920 года Ленин шифровкой сообщил Сталину: «Только что провели в Политбюро разделение фронтов, чтобы Вы исключительно занялись Врангелем. В связи с восстаниями, особенно на Кубани, а затем в Сибири, опасность Врангеля становится громадной…»[243] И хотя в телеграмме Ленина речь шла о проблеме оперативно-стратегического масштаба (выделение крымского участка Юго-Западного фронта в самостоятельный новый фронт), о необходимости срочно преодолеть громадную опасность, Сталин счел возможным в своем ответе свести все к мелкому личному вопросу.
Он телеграфировал Ленину:
«…Вашу записку о разделении фронтов получил, не следовало бы Политбюро заниматься пустяками. Я могу работать на фронте еще максимум две недели, нужен отдых, поищите заместителя…»[244]
Этот «каприз» Сталина надолго отодвинул формирование самостоятельного антиврангелевского фронта.
А вот как ловко изображен этот эпизод в статье Ворошилова: сначала процитирована только первая фраза ленинской шифровки, и тут же черным по белому написано: «Товарищ Сталин организует новый фронт, намечает план уничтожения Врангеля».[245]
Еще более тяжелые последствия повлек за собой неожиданный «зигзаг» в суждениях и решениях в тот напряженный момент советско-польской войны, когда войска Западного фронта уже непосредственно угрожали Варшаве, а войска Юго-Западного фронта завязали бои на ближних подступах к Львову. Поскольку Западный фронт, наносивший главный удар, вышел на подступы к польской столице значительно ослабленным длительными наступательными боями, 2 августа 1920 года Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение срочно передать Западному фронту из Юго-Западного фронта 1-ю Конную и две общевойсковые армии. Как член Политбюро, Сталин согласился с этим решением. Но когда 3 августа главком послал директиву командованию ЮЗФ и командующий ЮЗФ А. И. Егоров отдал приказ о передаче этих армий, Сталин неожиданно отказался подписать этот приказ. А без подписи обоих членов реввоенсовета приказ командующего силы не имел.
Несмотря на повторные требования и директивы главкома, Сталин, ссылаясь на различные надуманные причины, упорно отказывался поставить свою подпись под приказом. Конфликт затянулся на две недели.
Этим воспользовалось командование противника. Польские войска перешли в контрнаступление, нанесли мощный удар по ослабленным частям Красной Армии и вынудили ее к отступлению.
Собственной рукой внес И. В. Сталин в текст своей же Краткой биографии оценку своего же полководческого искусства, проявленного на фронтах гражданской войны. Он написал:
«С гениальной прозорливостью разгадывал товарищ Сталин планы врага и отражал их. В сражениях, в которых товарищ Сталин руководил советскими войсками, воплощены выдающиеся образцы военного оперативного искусства».
Каждый непредубежденный читатель поймет, насколько далеко от истины это самовосхваление.
Липицкий С. В. ─
доктор исторических
наук
Юренев Константин Константинович
О Константине Константиновиче Юреневе (настоящая фамилия Кротовский) нет ни книг, ни статей. Есть только несколько биографических справок в различных энциклопедиях, в общем, повторяющих одна другую. Источником, послужившим основой всех этих справочных материалов, была автобиография Юренева, опубликованная в 41-м томе энциклопедии Гранат в разделе «Деятели СССР и Октябрьской революции».
Автобиография начиналась так: «…родился в 1888 г. в г. Двинске Витебской губернии. Отец служил сторожем на ст. Двинск… Образование я получил в Двинском реальном училище. В 1904 г. впервые вошел в нелегальные кружки учащихся и посещал отдельные собрания местной социал-демократической организации…»
Двинск… Это и родной город Юренева (ныне Даугавпилс Латвийской ССР), и название его первой большой работы, опубликованной журналом «Пролетарская революция» в 1922―1923 годах.
Ко времени 1904―1905 годов Двинск уже имел довольно значительную кожевенную промышленность (заводы Грилихеса, Закгейма и т. д.), спичечную (крупная фабрика Закса), табачную. Крупные кадры рабочих были сосредоточены в Риго-Орловских железнодорожных мастерских (3,5 тысячи рабочих) и в железнодорожном депо.
С точки зрения интересов революционной работы Двинск являлся важным пунктом еще и потому, что в нем квартировали целая пехотная дивизия и дивизионы крепостной и полевой артиллерии. Важен был Двинск и со стратегически-революционной точки зрения, как узел железных дорог на Варшаву, Петербург, Ригу.
О своем вступлении в социал-демократическую организацию Юренев не пишет, но в упомянутой работе есть примечательная фраза: «В 1904 году (конец) в работу вошла целая группа интеллигентной молодежи. Часть ее работала активно в качестве организаторов, агитаторов и пропагандистов; часть оказывала пассивную помощь (хранение литературы, явочные квартиры)». О себе Юренев здесь не говорит, но из последующего изложения можно понять, что он принадлежал к первой, активной части.
Как вспоминал впоследствии Юренев, «Двинская организация ко времени 1905 г. насчитывала в своих рядах несколько сот человек. По своему социальному составу она была пролетарски-ремесленной. Руководящими верхами ее являлись в подавляющем большинстве случаев интеллигенты-учащиеся (студенты, реалисты). Верховодили всем так называемые „профессиональные революционеры“ — мученики и герои партии и революции, вынесшие на своих плечах всю тяжесть руководящей работы в годы массового революционного движения». Особую роль в судьбе молодого революционера сыграл один из «профессионалов» — Д. З. Мануильский, направленный ЦК РСДРП в Двинск в ноябре 1905 года и работавший там под кличкой Мефодий. По словам Юренева, он пользовался наибольшей популярностью в массах среди всех членов комитета; не случайно его называли «обер-агитатором» Двинска. «Брал Мефодий пафосом и юмором, которым искрились его от „широкого сердца“ произносимые речи. Как руководитель агитаторской школы Мефодий тоже был вполне на месте», — писал впоследствии Юренев. Одним из членов этой «школы» был и Костя Кротовский.