— Береги себя…
Старый Тарногродский тоже подошел ближе. Он взял Евгению Богдановну обеими руками за плечи.
— Берегите себя, товарищ, — сказал он, — береги себя, доченька…
6
Тем временем на съездах — казачьем и войсковом — взаимоотношения были выяснены окончательно: оказалось, что они между собой не друзья, а враги.
Донцы спорили три дня, и пришли к выводу:
«Раз на территории Украины расположена сейчас половина полков Войска Донского, то донские казаки не могут отнестись равнодушно к положению на Украине. Поэтому власть в Киеве съезд представителей донских полков должен взять в свои руки. Съезд будет действовать в полном контакте со штабом военного округа и комиссаром Кириенко, всемерно поддерживая и отстаивая всероссийское Временное правительство».
На войсковом съезде поднялась буча. Делегаты кричали:
— Империализм! Днепр тут течет или Дон? Украина здесь или область Войска Донского?
И войсковой съезд тоже постановил:
«Времена коалиционных правительств миновали… У нас есть свой высший орган революционный власти на Украине — Центральная рада. Довольно соглашений, уступок, просьб! (Аплодисменты.) Требуем — требовать! (Бурные аплодисменты.) Таков наш приказ Центральной раде!»
— Долой Временное правительство! — кричали из зала. — Долой большевиков! На Дон — донцов! На фронт — казаков!..
Дальнейшая работа обоих съездов — и войскового и казачьего — происходила уже при закрытых дверях.
7
Гимназист Флегонт Босняцкий стоял на углу Пушкинской и Прорезной — на посту караульного начальника. Войсковой съезд проходил в клубе имени гетмана Полуботько на Прорезной, 19, и внешняя охрана окружила весь квартал. Внешнюю охрану съезда несла первая, только что созданная в Киеве, сотня «вольных казаков». На перекрестке улиц, откуда видны были обе линии охраны, и расположился карнач.
Гимназист Босняцкий не был, конечно, караульным начальником, не нес он и караульной службы. Первую киевскую сотню «вольных казаков» сформировали из дезертиров, согласно метрике — киевлян, из пригородов Куреневки, Приорки и Оболони. Флегонта — сознательного украинца, познакомившегося в Чигирине уже с «вольноказацким» движением, — «Просвита» направила для культурно–просветительной работы среди казаков. Должность его была наименована: «инструктор–информатор национального дела».
Сотня отправлялась в наряд, Флегонт должен был быть с нею — для инструктирования и информирования в национальном деле, — и он избрал местом своего пребывания как раз пост караульного начальника, ибо именно сюда то и дело подходили казаки с донесениями, тут собирались и сменяющиеся со своих постов и, таким образом, создавались максимальные возможности для выполнения возложенной на Флегонта высокой миссии.
Чувствовал себя при выполнении миссии Флегонт неважно.
Ведь в данном случае не его воспитывали, просвещали, обучали — у классной доски в гимназии, а именно он должен был воспитывать, просвещать и поучать — сразу большую группу людей и в самом водовороте исторических событий. Алгебра с тригонометрией, история церкви и философская пропедевтика, три иностранных языка и русская словесность по учебнику Сиповского — в этом, собственно, и заключалось все Флегонтово знание жизни, а сто Флегонтовых подопечных, все до одного, были обстрелянными фронтовиками: знали войну, бои, кровь, смерть…
А впрочем, Флегонт преодолевал чувство неловкости и удивлялся: за чувством неловкости вползало в сердце еще какое–то другое чувство — то ли грусть, то ли сожаление о чем–то прошлом, утраченном, прошедшем мимо…
Что за удивительное, непонятное чувство? Откуда оно? Отчего печаль? О чем сожаление?
Ах вот оно что! Флегонт вспомнил, что подобное ощущение приходило к нему не впервые. Еще тогда, в Чигирине, когда он наблюдал кривляния Смоктия и всю церемонию освящения «вольного казачества», ему стало вот так же нехорошо от щемящего чувства ненатуральности, фальшивости. Словно прикидываешься совсем не тем, что ты есть на самом деле. Словно где–то существует — непременно существует! — настоящая жизнь, а та, которой ты живешь, не настоящая, выдуманная, нарочитая… Фальшь! Вот почему неловко. Вот откуда грусть. Грусть о том, что ведь есть где–то… настоящее…
А что такое настоящее? Где оно? Флегонт растерянно озирался по сторонам. Был уже вечер. Зажигались уличные фонари. Шумная толпа сновала по тротуарам сюда и туда. Газетчики бегали с вечерними выпусками газет и кричали: «Киевская мысль», «Вечерние новости», «Голос социал–демократа», «Южная копейка»… Двери кафе и пивных то и дело открывались, и на улицу, точно стреляя, вылетали отрывки веселых мотивов: «Ой–ра! Ой–pa!» Кажется, еще никогда не было в Киеве столько всевозможных кафе и пивных. Люди веселились.
А разве им весело? Разве это веселье настоящее?
Фальшь!
8
А газетчики бежали по улицам и кричали:
— Последние вечерние новости!.. «Кто же будет обладать прекрасной Еленой» — премьера в театре «Пел–мел»!.. Создание союза помещиков на Украине!.. «Гетман Дорошенко» — в театре Садовского! На Юго–Западном фронте без перемен!.. Крестьяне захватили имение графини Браницкой под Кагарлыком!.. Читайте последние новости!.. Еврейский погром в Сквире!.. Керенский обещает непременно арестовать Ленина!.. Отступление итальянской армии в Альпах!.. Покупайте пальто и манто только у Сухаренка!.. Штаб заявляет: анархия растет в тылу!.. Открывается Второй съезд Советов в Петрограде!.. Дамы и кавалеры, на бал–маскарад в «Аполло», Меринговская, 8!.. Съезд донских казаков объявил себя властью на Украине!..
Дальнейшие выкрики газетчиков утонули в звуках, которые вдруг родились ближе, совсем рядом с размечтавшимся Флегонтом.
— По–зир! Внима–ние! — подал команду караульный начальник «вольных казаков» — и караульные у входа в клуб Полуботько вытянулись, звеня оружием.
Из подъезда клуба выливались толпой делегаты войскового съезда. Но, выйдя на улицу, на мостовую, они тотчас выстраивались. Из двери уже доносилась и команда:
— Смирно! Правое плечо вперед!..
Вечернее заседание съезда было внезапно прервано. В ответ на наглые притязания донских казаков делегаты войскового съезда объявили себя сводным полком «Спасения Украины». Решено: вновь созданный из делегатов съезда полк немедленно получает оружие и становится под ружье — для обороны суверенных прав будущего украинского государства.
«К оружию!» — такова была резолюция войскового съезда делегатов украинизированных частей всех фронтов.
Вновь созданный полк «Спасения Украины» грянул «Попереду Дорошенко, веде свое вiйсько хорошенько» и промаршировал вниз по Прорезной.
Сотня «вольных казаков» пристроилась в арьергарде.
Флегонт тоже стал в строй и зашагал.
Впрочем, съезд донских казаков не остался в долгу. Как только в помещение пятой гимназии на Печерске пришло известие о создании полка «Спасения Украины», съезд донских казаков тоже объявил себя сводным пешим полком донских казаков и получил название полк «Защиты революции».
Полк «Защиты революции» с пением «Пойдем, Дуня, во лесок, сорвем, Дуня, лопушок» через весь город промаршировал на Глубочицу, в помещение семинарии, где его ожидало оружие из запасов штаба.
Таким образом, сегодня в Киеве стало двумя полками больше: один — на стороне Временного правительства, другой — на стороне Центральной рады. Один против другого — два враждебных полка. Что будет завтра?
Штабс–капитан Боголепов–Южин из штаба округа передал в ставку: любой ценой нужно объединить силы Временного правительства и Центральной рады — в предвидении возможного большевистского восстания. Вооруженные силы большевиков в Киеве мизерны, но в пролетарских районах города неспокойно, пролетарские районы поддерживают только большевиков…
9
И вот Евгения Бош и Демьян Нечипорук стояли на орудийном лафете — он служил трибуной — перед толпой артиллеристов.
Не менее тысячи солдат толпилось на просторном дворе помещичьей экономии — с трех сторон этот плац сплошными валами окружали длинные риги, сараи и навесы, а с четвертой стороны — широкий загон для скота. В загоне сейчас стояли артиллерийские кони, першероны–битюги — для перевозки тяжелых пушек и ногайские «быстрюки» — под офицеров, вестовых и связных. В амбарах были сложены ящики со снарядами, в ригах — разный артиллерийский припас, в сараях — передки и зарядные ящики, из–под навесов высунули свои короткие и длинные стволы мортиры, гаубицы и пушки: три дюйма, шесть дюймов и двенадцать. Именно та артиллерия, которая так необходима была в сорока километрах отсюда, в Виннице.
А дальше, за экономией, по ту сторону помещичьих прудов, раскинулся огромный парк с дворцом пана Пясоцкого: там теперь помещался штаб и квартировали офицеры. Еще дальше, на холме, утопая в садах, хотя и безлистных сейчас, поздней осенью, но таких густых, что сквозь голые ветки лишь кое–где просвечивали белые хатки, — привольно раскинулось огромное подольское село Носковцы.
День был облачный, моросил мелкий, надоедливый осенний дождик.
Но на непогоду никто не обращал внимания: солдаты стояли тихо, слушали хмуро, но внимательно. Демьян говорил:
— Вспомните, братики: три года гибли вместе в окопах на позициях! Три года вы, герои–артиллеристы, поддерживали нас, пехотинскую серую скотинку, — без вас нам бы света белого не увидеть в первой же атаке! Но посмотрим же и с другой стороны: ежели б не мы, пехотинцы, то и вас, бога войны, германские черти на второй бы день взяли голыми руками! Вы за нас, мы за вас! И вместе мы таки сила!
В солдатской толпе вздохнуло одновременно с полтысячи грудей и пробежал шелест. Отвоевали три года — за веру, царя и отечество; потом — за революцию, против немецкого империализма кликали агитаторы, даже сам Керенский и французский министр Тома! А теперь выходит, опять? И кто кличет? Тот самый комитетчик, который одним из первых против войны голос подал, на штыки за это пошел, в тюряге три месяца отсидел и на суде смерть против войны готов был принять! А теперь и он туда же! Только и разницы, что пушки стволами с запада на восток надобно повернуть…