34Партнер по танцу 6
Стояла жаркая и влажная летняя ночь. Ветер сменился, и на место приветливого тихоокеанского бриза пришел горячий воздух пустыни, переваливший через Сьерра-Неваду. Двор освещали снизу прожекторы, и Мелани вставила свой айфон в музыкальную систему, которую они установили, когда провели сюда звук. Из наружного динамика раздавались ритмы сальсы, а Джим сидел под динамиком, развалившись на садовом диване, который стоял на большой деревянной веранде за домом, возвышавшейся над садом. Мелани уговаривала мужа встать и потанцевать с ней, а Хуан и Ральф плавно двигались под музыку.
Джим поначалу упрямился, ссылаясь на то, что он ничего не пил, и показывая взглядом на пустые бутылки из-под вина на столе. Отказаться от спиртного оказалось легче, чем он думал. Пары бокалов ему было мало: слегка ударяло в голову, но потом он просто чувствовал себя слегка разбитым и усталым. Он всегда говорил, что пить нужно литрами, но, если пьешь литрами, теряешь контроль, а потеря контроля отрицательно сказывается и на тебе, и на остальных – так зачем вообще париться? Но, глядя на них троих, веселых, подвыпивших, игривых, он слегка взгрустнул, поражаясь, как это некоторым удается вовремя остановиться. Мелани ощущала его зависть к ним: оба признавали, что он никогда не овладеет этим умением.
Уступив наконец жене, настойчиво тянувшей за руку, Джим встал как раз в тот момент, когда у Ральфа глаза вылезли из орбит и он повалился на пол. Джим схватил его за руку, но не сумел удержать от падения. Это напоминало какую-то пантомиму, и Мелани ничего не понимала, но ужас на лице Хуана был таким натуральным, что прогнал всякие мысли об экстремальных розыгрышах, к которым Ральф был изредка склонен. Ральф лежал на веранде и дергался, его муж пронзительно кричал, а они с Мелани не знали, что делать. Затем Джим достал свой сотовый и всучил жене:
– Звони девять один один, пусть немедленно пришлют «скорую». Скажи, что сердечный приступ, и назови адрес, – сказал он, присев рядом с Ральфом.
Ральф уже потерял сознание и, казалось, не дышал. Разговаривая с оператором, Мелани слышала отчаянные вопли Хуана – смесь английского и испанского, которой она обычно от него не слыхала. К ее удивлению, Джим, видимо, четко понимал, что делает.
Тот решил, что у Ральфа, скорее всего, остановка сердца и потому незачем тратить драгоценное время на поиски пульса. Он тут же приступил к непрямому массажу сердца – положил ладонь на нижнюю половину грудины и начал давить на нее другой рукой.
– Он умирает! – завизжал Хуан.
– Хуй там: чел умррет, тока если я, сука, скажу, что он умерр, – рявкнул Джим так резко, что Мелани и Хуан потрясенно переглянулись. Джим уже прижал локти к бокам и всем телом обрушивался на грудь Ральфа.
– Раз, два, три…
После тридцати надавливаний он открыл Ральфу рот, запрокинул голову, приподнял подбородок и крикнул Мелани:
– Зажми ему ноздри!
Мелани упала на колени и сделала, как он велел. Джим глубоко вдохнул и плотно обхватил губами рот Ральфа.
Когда он выдохнул, грудь Ральфа поднялась. Джим снова принялся надавливать на грудину:
– Раз, два, три… ну давай, Ральфи, сына, давай же, блядь!
– О господи, – взвизгнул Хуан, – что же они не едут?
Мелани сжала его ладонь свободной рукой.
Затем Джим снова прижался к Ральфу – прижался к губам человека, который, по его же собственным словам, «отсосал кучу хуев», и Мелани вспомнила это безобразное, сделанное по пьяни, заявление, глядя в глаза… нет, не Джима, а Фрэнка Бегби – уголовника, который будто спрашивал себя: «Что я делаю? Зачем я здесь?»
Наконец по телу Ральфа пробежала судорога, похожая на внутренний мини-взрыв, и он снова задышал – поначалу неглубоко, а потом все ровнее. Мелани нащупала пульс у него на шее.
– Он живой! Живой!
Хуан перекрестился и забормотал:
– Спасибо, спасибо… ох, спасибо…
Ральф еще не пришел в себя, поэтому Джим осторожно перевернул его набок, чтобы не захлебнулся. Изо рта на пол потекли рвота и слизь. Джим попросил Мелани сходить за одеялом, которое она принесла и укрыла пострадавшего гостя. Грейс проснулась от криков и вышла на веранду, встревоженная переполохом, но Джим спокойно объяснил дочери, что дяде Ральфу стало плохо, но он скоро поправится, и уложил ее обратно в постель.
Когда Джим вернулся, Ральф уже пришел в себя, но ничего не соображал. Мелани объяснила, что у него был сердечный приступ, но Хуан здесь и «скорая» уже подъезжает. Когда та прибыла, Джим сказал, что останется с детьми, если Мелани хочет поехать в больницу и присмотреть за Хуаном, который тоже, конечно, был в шоке.
Ральфа тут же отвезли в сердечно-сосудистый центр ближайшей Коттеджной больницы. Когда Мелани и Хуан зашли посмотреть на него сорок минут спустя, он уже спокойно дышал.
На следующий день Мелани с Джимом поехали в больницу его проведать. Ральф улыбнулся Джиму:
– Привет, тут Хуан и Мел в один голос твердят, что ты обалденно целуешься. Жаль, что я пропустил.
– Скажи спасибо, что поцелуи помогли, – сказал Джим с непроницаемым лицом. – Ты еще не знаешь, что я собирался сделать дальше.
Потом они с Мелани поехали на Голита-Пойнт, и, пока они любовались морем, он рассказал про курс первой помощи в Телфордском колледже, куда его отправили много лет назад. Это было связано с работой на коробочной фабрике, куда его устроил инспектор по надзору. Там был полный отстой, и пошел он на этот курс только для того, чтобы восемь понедельников провести в колледже, а не на монотонном сборочном конвейере.
– Пиздатая в Шотландии уголовно-исполнительная система, – рассмеялся он.
Ральф пережил серьезный сердечный приступ, вызванный скрытой врожденной патологией, но это можно было исправить. Джим, конечно, спас ему жизнь, и долгосрочный прогноз после операции был благоприятным.
– Скоро он снова сможет танцевать сальсу, – улыбнулась Мелани.
– Молоток, – сказал Джим, подбирая крупного каменного краба, застрявшего в луже на берегу. Джим поставил его на песок и понаблюдал, как животное боком побежало к морю.
– Когда ты спасал Ральфу жизнь – о чем ты тогда думал? – спросила Мелани.
– Я думал, – ответил Джим, – причем в голове у меня звучал литский голос: «Так от до чё доводит эта блядская сальса!»
Их смех прокатился эхом по всему пляжу, долетев до самых вершин прибрежных скал.
В лимузине звучит не сальса, а ухает банальный фоновый рок – слащавая баллада под названием «Я хочу быть нужным тебе»[17], и Мелани не может вспомнить артиста. Но крупный мужик, сидящий рядом с ней за рулем, кажется, знает слова и подпевает себе под нос. Дэвид Тайрон Пауэр представился другом ее мужа. Сказал, что волновался за Фрэнка и что их общий знакомый заходил к Элспет. Они чуть-чуть разминулись с Мелани, но узнали, что та собирается в Лит на поиски Франко, да Пауэр и сам решил заняться тем же.
– Я прочесываю Уок и Джанкшн-стрит.
Пауэр объясняет, что отправил на разведку парней, и приглашает Мелани к себе домой. Говорит, что, вполне вероятно, Фрэнк направляется туда же, поскольку он сам дал ему ключи. Мелани соглашается: она слышала о Пауэре и знает, что тот с Фрэнком давно знаком. Кому еще довериться, за неимением лучшего?
Одна баллада плавно сменяется другой: «Когда ты влюблен в красавицу»[18]. Исполнитель тоже вылетает у Мелани из головы, хотя Дэвид Пауэр снова усердно двигает губами под фонограмму. Мелани спрашивает, знает ли он, где живет Ларри Уайли.
– К сожалению, нет. Но это очень колоритный голуба. – Тайрон ухмыляется. – «Голуба» – старое местное словцо, означает «парень». Фрэнк когда-нибудь его с вами употреблял?
– Нет.
Тайрон, кажется, расстраивается, но старается не показать.
– Ну, я хотел сказать, что, если они вдвоем бухают, мы не можем исключать вероятности, что они попадут в небольшую передрягу.
Мелани сжимает зубы, энергично трясет головой:
– Фрэнк бросил пить много лет назад.
– Ну и молодец. Но у него сейчас сильный стресс, и, встретившись с кем-то из старой бригады… ну, в общем, всяко бывает. Тут он недавно столкнулся с Нелли, старым дружком, – Дэвид Пауэр скалится, – и тот уверял меня, что язык у Фрэнка острый, как никогда.
Мелани думает об этом всю дорогу до Пауэрова дома – большой виллы из красного песчаника, которую с полным правом можно назвать особняком. Он впечатляет Мелани снаружи, но внутри она поражается невиданному богатству и при этом полному отсутствию вкуса. Напоминает лас-вегасский отель: как будто Пауэр съездил раз в Париж и Венецию, а потом сказал дизайнеру: сделай мне так же. Кажется, он просто захотел себе все самое дорогое, не задумываясь над сочетанием стилей.
Теперь он хвастается перед Мелани картинами на стенах:
– Интересуетесь перерафаэлитами?
– Мистер Пауэр, сейчас меня интересует только одно – Фрэнк.
– Конечно, конечно, – энергично подхватывает Пауэр. – Можно просто Дэвид. Я пытаюсь ему помочь, Мелани, – ничё, если я буду звать вас Мелани?
– Да, конечно, – кивает она. – Как вы думаете, где он может быть?
– Наверно, где-то на местах боевой славы, – отвечает Пауэр, приглашая Мелани сесть на кушетку, а сам плюхается в кресло напротив. – Там, где мы в основном тусили: Лит-уок, Джанкшн-стрит, Дьюк-стрит, Истер-роуд, может быть, Эббихилл. Но мои люди ищут его, и мы его найдем, – бойко заявляет Пауэр. – Будем надеяться, что он уже едет сюда. Его телефон на автоответчике, но Фрэнк не большой любитель включать телефон.
Мелани неохотно кивает. А он хорошо знает Фрэнка.
– Я пытаюсь ему помочь, Мелани. – Пауэр с мольбой разводит большими руками. – Город успел сильно измениться, и сейчас появились разные мутные типы.