– Ты дохуя делал всего непрально! – ощеривается Майкл, и его глаза вдруг расширяются, когда в памяти всплывает еще один случай. – Помнишь, что ты мне еще скаал? Когда эта падла порезала мне проводом подбородок?
Франко снова видит деда в лице сына, в этих же самых доках наблюдает за посмертным реваншем старика-привидения. В неярком свете фонаря Майкл и правда как бесплотный дух, и Фрэнк Бегби ошарашенно молчит.
– Ты скаал мне, чтоб я ебнул отморозка кирпичом по башке, как ты тогда старого чмошника дядьку Джо. Но я сделал не так, – Майкл смеется, наслаждаясь беспомощным шоком отца, – я отпиздил его бейсбольной битой. Разукрасил ему хлебальник. Больше он мне на глаза не показывался, факт. – И он вымученно, невесело ржет.
Франко вспоминает тот случай, разговор с перепуганным пацаном. Да, это Майкл поначалу был паинькой, а Шон – наказанием божьим. Шон травил младшего братца, примерно как Джо – Франко, так что тот расщедрился на традиционный для семьи Бегби совет. Но теперь Майкл вывел расплату на новый уровень. Фрэнсис Бегби втягивает воздух в легкие и смотрит на свое детище:
– Ну и что из этого следует?
– Короче, ты вертаешься туда, откуда припиздовал, – рявкает Майкл. – Если я увижу тебя тут снова, ты, блядь, трупак. И мачеха тоже. Та я бы перерезал тебе горлянку и отпердолил твою бабу еще после похорон, если б ты не замочил этих двух дятлов, особенно Антона. Облегчил мне жизнь, типа. В общем, вали. – Майкл тычет большим пальцем себе за спину. – Если еще раз тебя тут нахуй увижу… – повторяет он.
– Согласен, – говорит Франко, понимая: худшее, что он может сделать для Майкла, – просто оставить его под бременем собственной неисправившейся личности.
Сын будет множить страдания, а потом или сдохнет, или проведет большую часть жизни на нарах. Весь в его породу – Франко признает, что виноват в этом прежде всего отец. Хотя было бы круто, если бы Майкл выместил обиду на тех – ну или на том, на ком надо.
Фрэнк направляется к фургону Ларри. Майкл смотрит с неприкрытой агрессией, шагает вперед, но видит, что Франко просто достает сумку.
– Ладно, я пошел. – Фрэнк Бегби кивает сыну, но потом останавливается и говорит: – Я в курсах, что был тебе хреновым отцом… но я не мог спустить Моррисону такой предъявы.
У Майкла отвисает челюсть.
– Ты о чем мычишь? Чё этот хмырь на похоронах тебе скаал?
– В основном за Шона. Что он был заднеприводным… ну и что ты тоже.
– Чё?!
– То, что мы говорим друг за друга, это никого не колышет. Но я не мог спустить на тормозах, чтоб он говорил такое за тебя, – качает головой Франко. – Это и называется семьей. Можно не иметь никаких дел друг с другом, можно даже ненавидеть друг друга, но никто чужой не имеет права на тебя залупаться.
– Я, БЛЯДЬ, НЕ ЖОПНИК! – орет Майкл, а потом начинает задыхаться. – Этот блядский обсос Моррисон… что он конкретно сказал?
– Что ты такой же голубарь, как Шон: «заднеприводный хуесос» – его слова, – спокойно говорит Франко сыну, доведенному до белого каления. – Что тебя ждет то же, что и его. – И он всматривается в Майкла, который чуть не лопается от ярости. – Но оставь его мне. Это наши с ним дела. Всегда так было. Я с ним разберусь.
– ХУЯ С ДВА! – взвывает Майкл, а потом понижает голос до змеиного шипения: – Он мой! Я тебе скаал! Будешь мешать – тоже огребешь люлей, – скрежещет он. – А ТЕПЕРЬ ПОШЕЛ НАХУЙ С МОИХ ГЛАЗ!
Тогда Франко, взяв сумку, кивает, разворачивается и ковыляет прочь, оставляя у себя за спиной сухой док, хазу и фургон Ларри. У ворот он останавливается и оглядывается на силуэт второго сына, который стоит под фонарем, руки в боки.
Ей-богу, пора линять – разве что одно дельце осталось. Так он рассуждает, выходя через ворота верфи: нога снова крепнет, когда кровь приливает при ходьбе. Франко направляется вдоль Вод Лита к Конститьюшн-стрит, а затем по Лит-уок. Он уже чувствует привычный уклон, как вдруг замечает на хвосте машину. Обернувшись, видит черный лимузин. Тачка медленно подъезжает впереди к бордюру. Останавливается. По ходу, Тайрон. Франко готовится к разборке, и, наверное, здесь, в Лите, это будет его последний рубеж. Дыхание уже не поможет. Джим Фрэнсис уже не поможет. Пульс у Фрэнка Бегби подскакивает, а мозги застилает багровая мгла. Роняя сумку на тротуар, он расставляет руки, откидывается назад и рявкает на тачилу:
– НУ ПОГНАЛИ, УЕБКИ!
Дверь лимузина открывается, и оттуда выходит Мелани.
36Художник в арт-резиденции
Не в силах сдержать эмоции, Фрэнк Бегби чуть было не обнял жену.
– Мелани, – с трудом выговаривает он, а затем поднимает руки, умоляя: – Не подходи ко мне, милая…
Этот панический жест и затхлый запашок мочи, проникающий в ноздри, вынуждает Мелани застыть на месте, хотя ей тоже инстинктивно хочется его обнять.
– Я весь обоссанный…
– Что за херня, Джим! – Мелани жмурится, морщит нос и даже отступает на шаг, а ее голос подскакивает на пару октав. – Что стряслось?
Он старается подавить раздражение. «Какого хера она здесь?»
– Долгая история, – отнекивается он и щурится при виде Дейви «Тайрона» Пауэра, вылезающего из машины.
Лицо Пауэра, слабо освещенное уличным фонарем, выражает отеческое презрение. Он тянется обратно в салон и достает пачку гигиенических влажных салфеток. Кладет ее на капот лимузина перед Фрэнком Бегби.
– Оботрись хоть чуть-чуть.
Бегби кивает и принимается вытирать руки, лицо и волосы. Он чувствует, что теперь уже можно поцеловать жену и взять ее за руку.
– Я тут малехо поцапался с одним дебилом в туалете паба, и мы вдвоем влетели в забитую парашу. – Он глухо смеется, а потом спрашивает Мелани, поглядывая на Пауэра: – Ты нормально?
– Все хорошо, – говорит она с обнадеживающим спокойствием, замечая, что ему неохота углубляться в детали в присутствии Тайрона. – А ты как?
– Нормально. Просто расстроился… из-за того, что случилось с Шоном. Когда сюда приехал, до меня наконец дошло, – говорит он и сейчас уже не врет.
Мелани робко дотрагивается до руки Фрэнка. Они залезают на заднее сиденье. Когда Пауэр заводит мотор, Мелани смотрит на массивный кумпол и широкую спину мужчины за рулем. Хоть он и нашел ее мужа, Мелани никак не может взять в толк, почему он вызывает у нее такое омерзение.
– Мы обшарили все вдоль и поперек, да, Мелани? – лукаво растягивает Пауэр, словно помогая ей найти слова, и врубает музыку. Пока лимузин разгоняется на темной и пустынной Лит-уок, в салоне звучат «Грезы о Калифорнии» в исполнении «Мамас энд Папас»[19].
– Это в честь калифорнийских мамы и папы сзади, которые мечтают поскорее вернуться домой к своим малявочкам. – Пауэр поворачивает голову, сверкая вставными зубами. – Мелани говорит, три и пять – да, Фрэнк?
– Угу, – с опаской подтверждает Бегби. – Ну и как вы друг с другом сдыбались?
– Я искала тебя, – начинает Мелани и осекается, поскольку Фрэнк Бегби снова показывает взглядом, что эту историю лучше рассказать, когда они останутся наедине.
– Я тоже, – продолжает Пауэр за нее. – Молодая американочка спрашивает за тебя по литским шалманам – ну, такое надолго не скроется от моих радаров. Короче, мы объединили наши ресурсы, – посмеивается он, и его дюжие плечи трясутся.
Фрэнк и Мелани крепко сжимают друг другу руки в напряженном молчании. Хотя Франко усердно терся салфетками, в салоне так жарко, что от него все равно начинает вонять: Майклова моча испаряется с волос и футболки с калифорнийским флагом и медведем. Пауэр несколько раз морщит нос в отвращении, но нарушает тишину, только впадая в лирику по поводу пустых дорог:
– Вот бы так всегда. Тогда бы кататься было одно удовольствие.
Они подъезжают к особняку из красного песчаника – под колесами трещит гравий. Когда они входят в дом, Пауэр сообщает:
– Заварю ромашкового чаю для себя и Мелани. Фрэнк, пойми меня правильно, не хочу заострять на этом внимание, но от тебя пиздец как воняет. – И он протягивает Бегби шелковый халат. – Советую спуститься в подвал и прокрутить одежду в стиралке и сушке. Там, кстати, и душ есть.
Фрэнку Бегби крайне неохота выпускать Мелани из виду, но она упрашивает его пойти. Если бы Пауэр собирался причинить ей вред, рассуждает Франко, у него было море возможностей раньше. Поэтому Фрэнк кивает и спускается по ступенькам. Напоследок он слышит, как Дэвид «Тайрон» Пауэр напыщенно расхваливает достоинства Мёрдо Мэтисона Тейта.
Цокольный этаж – помещение огромное и хаотичное. Планировка в основном свободная, не считая душевой и постирочной, которые примыкают к коридору, соединяющему солидную качалку с задней частью дома, а спереди – большая мастерская. Фрэнк Бегби снимает одежду и наспех запихивает в стиралку джинсы, футболку и носки – все, кроме трусов, – насыпает порошка с ароматом лайма и устанавливает режим. Потом направляется в душ, открывает краны и смывает остатки сына с волос. Он думает о Майкле, намыливаясь Пауэровым очищающим гелем с ароматом персика. Став свидетелем лютой, звериной ярости своего отпрыска, он словно посмотрел 3D-фильм о собственных подвигах молодости. История повторяется. Заклинание «не делай, как я» оказалось тягомотной херней. Чтобы твои дети не выросли мудаками, лучше всего самому им не быть – ну или хотя бы не показывать им, что ты мудак. Легче это сделать, если ты непьющий художник из Санта-Барбары, а не алкаш и уголовник из Лита.
Выйдя из душа и насухо вытершись, Фрэнк Бегби натягивает трусы и влезает в шелковый халат Тайрона. Тот висит на нем так нелепо, что Франко хохочет в голос. Потом поворачивается и окидывает взглядом просторный цокольный этаж.
Судя по спортзалу, Тайрон явно качается, как вышибала, превращая неслабое количество калорий не просто в толстенные, а в несуразные мышцы груди, плеч и рук. В свое время этот местный Фальстаф был знатным дебоширом и, по слухам, до сих пор любит изредка кого-нибудь покошмарить, но обычно оставляет совсем уж грязную работу наемникам.