Генерал между тем продолжал:
— Наш человек, немец по национальности, работает в киевском гестапо.
Генерал встал, открыл сейф, достал две фотокарточки, протянул их Нине.
— Посмотри внимательно, запомни его лицо.
Нина сосредоточенно посмотрела, ответила коротко:
— Запомнила.
— Молодец. Это твой будущий руководитель. Ему чуть больше тридцати пяти лет. Холост, красив, как видишь, прекрасно образован… Так вот, один из возможных вариантов — внедрение тебя в гестапо под видом его невесты. Продумайте другие возможности и решите с ним на месте, а пока ты — немка, бывшая студентка Киевского университета, за которой уже несколько месяцев ухаживает вот этот человек. Его имя тебе назовут перед вылетом.
Слово «невеста» не выходило из головы, и как только начальник управления закончил, Нина спросила:
— А без «невесты» нельзя?
— Можно, но пусть слово «невеста» тебя не пугает. Оно послужит весьма удобным и необходимым прикрытием во многих ситуациях, которые будут возникать при выполнении задания. Главное то, что вы оба — наши работники и выполняете одно задание.
— Ясно, — немного успокоившись, сказала Нина.
— После нашей беседы майор Варламов расскажет, как пользоваться шифром, через кого поддерживать связь с нами. — Генерал протянул руку Нине: — Рад поздравить с началом большой и очень важной работы! Мы на тебя рассчитываем и надеемся на успех. Как отец, волнуется? — спросил генерал уже неофициальным тоном.
— Конечно, — ответила Нина, — но мы нашли с ним общий язык.
— Хороший у тебя отец, редкой души человек… Есть какие-то вопросы?
— Нет.
— Хорошо. Ну, мы теперь, наверное, увидимся не скоро, поэтому давай попрощаемся — и до будущих встреч!
— Спасибо, товарищ генерал.
— Доброго пути!
Выслушав инструктаж от майора, Нина пришла в свою комнату. Посидев немного в задумчивости, взяла листок бумаги. Как бы предупредить Анатолия, что она должна на днях улетать, что это последнее письмо перед отправкой в тыл врага. Медленно выводя буквы, она написала:
«Дорогой мой Толенька…»
Подготовка авиаполка к отправке на фронт заканчивалась, когда Анатолий получил второе письмо от Нины:
«Дорогой мой Толенька! Через несколько дней улетаю на работу. К тебе приехать не могу. Очень хочу тебя видеть! Очень!!! Если представится возможность — приезжай! Буду ждать от четырех до пяти часов у Ильинских ворот возле аптеки. Приезжай!!!»
Фадеев несколько раз перечитал письмо-записку, вдумываясь в каждое слово. Он понял: Нина в тревоге. Нина ждет его, Нина нуждается в его поддержке. Значит, надо уточнить у Богданова дату вылета полка и посоветоваться с комэском. Анатолию не хотелось открывать душу перед кем-либо, но если не сказать всего Богданову, то как объяснить необходимость поездки в Москву?
— Мне нужно срочно выехать в Москву, — сказал Анатолий комэску, — у меня там девушка. Она улетает в тыл врага… Окончила подготовку.
— Это та, от которой я как-то передавал тебе письмо? — уточнил Богданов.
— Да.
— Ясно. Ну, что ж, поговорю с Давыдовым.
Вскоре посыльный разыскал Фадеева:
— Товарищ младший лейтенант, вас вызывает командир полка.
Анатолий чуть не бегом бросился к Давыдову.
— Мне сказали, ты хотел бы поехать в Москву? — спросил Давыдов, как-то по-особому всматриваясь в Анатолия.
— Если позволите, товарищ майор…
— К девушке?
— Да, — смущаясь, подтвердил Фадеев.
— Если ехать — то сегодня же. Завтра будет поздно, послезавтра и вовсе невозможно. Даю тебе трое суток. Но на всякий случай оставь адрес.
— Я не знаю, где остановлюсь.
— Тоща в Москве заходи утром и вечером на Главпочтамт и спрашивай телеграмму до востребования. Если ее не будет, живи спокойно там два дня, на третий непременно возвращайся.
— Большое спасибо, товарищ майор! — Фадеев было ринулся к двери, но Давыдов задержал.
— Постой! Мою просьбу выполнишь?
— Конечно!
— Собирайся, а минут через тридцать зайди ко мне.
Какие уж тут сборы! Побросав немного продуктов в вещевой мешок и захватив небольшой пакет у комполка, Фадеев помчался на вокзал.
Сколько времени прошло в пути — Анатолий не знал. Он был словно в тумане. Смутно сохранилось в памяти, как часами стоял в тамбуре и курил… курил. На каждой станции в вагон лезли люди, пробивались, проталкивались мимо Фадеева, иногда очень плотно прижимая его к металлическим перегородкам тамбура. Но Анатолию все это было безразлично. Светился сколько-то часов день, потом постепенно, незаметно все заслонила собой густая темнота. Качался, громыхал на стыках вагон. Все это проходило мимо сознания Фадеева. Он складывал в уме слова, которые скажет Нине, которые он должен сказать перед дальней ее дорогой. Мысли метались в голове. Как это так жизнь распорядилась, что он и Нина не могут быть вместе, и даже не в разных городах, а лишь по разным сторонам линии фронта?..
«Ни-на, Ни-на…» — выговаривали на стыках колеса. «Нина… Нина…» повторял про себя Фадеев, по-новому ощущая в себе и силы, и уверенность.
Поезд прибыл в Москву около двенадцати. Идти к месту встречи было еще рано, и Анатолий направился по указанному Давыдовым на пакете адресу. Электричество в доме, видимо, было отключено — как ни нажимал Фадеев на кнопку звонка, никакого звука не услышал. Тогда он аккуратно постучал в дверь, которая быстро открылась, и Фадеев увидел перед собой молодую женщину, внешне очень похожую на Давыдова.
Анатолий представился и задал обговоренный с командиром полка вопрос. Получив утвердительный ответ, вручил пакет.
— От кого? — спросила женщина.
— От майора Давыдова.
— От Вити?! Какая радость!.. Ну, как он там?
Фадеев догадался, что перед ним младшая сестра командира полка.
— Проходите, проходите в комнату, что же я вас держу у порога?! забеспокоилась она.
Анатолий подождал, пока младшая Давыдова написала письмецо брату, коротко ответил на вопросы о нем, попрощался и, вышел на улицу.
Оказавшись впервые в Москве, Фадеев не сразу отыскал указанное в письме место. Осмотревшись, увидел на противоположной стороне улицы булочную.
Фадеев вспомнил, что не ел с тех пор, как выехал из Горького, и только сейчас осознал, что все это время у него за плечами висит вещевой мешок с продуктами, но есть ему все еще не хотелось. С того момента, как он получил письмо, Фадеев жил одной мыслью, одним желанием — увидеть Нину. Просто увидеть. Обнять ее. Просто обнять. Долго-долго держать в руках и ничего не говорить. Вдыхать запах ее волос. Слушать ее голос. Интересно, какими будут ее первые слова? Фадеев даже слегка улыбнулся, представив мысленно, как Нина идет по улице, подходит к нему, улыбаясь еще издалека.
Изучив место встречи, Фадеев прошел дальше и обнаружил проходную с окошечком, где маячила фигура военного. «Не там ли находится ее школа? — подумал Анатолий. — Но нет, Нина, наверное, специально назначила место встречи подальше от своей школы», — решил он, непроизвольно продолжая оглядываться на проходную. Пройдя ворота, Анатолий услышал сзади шум автомобиля, повернул голову и окаменел…
Из проезжавшей в нескольких шагах от него черной «эмки» глянули на Фадеева, как окликнули, Нинины глаза… Мгновение, их взгляды встретились, передавая друг другу самое сокровенное и трагическое — разлуку. Анатолий бросился к машине.
«Эмка», объехав Фадеева, помчалась по улице…
Оглушенный неожиданностью, Анатолий пробежал несколько шагов следом за машиной. Набирая скорость, она удалялась, затем свернула за угол… А Фадеев шел, никого не замечая, к тому месту, где только что скрылась из виду «эмка», постепенно приходя в себя. Сердцем понимал, что в тот момент, когда вырывался он из плавней, из тины и колючих зарослей, и в тот момент, когда сбил первый «мессер» и когда в охваченной огнем машине несся в гибельном штопоре к земле — всегда и во все самые напряженные минуты его фронтовой жизни мысль о Нине, о встрече с ней придавала ему силы, помогала преодолевать, казалось бы, непреодолимое.
Сейчас ее повезли на аэродром. Значит, сегодня ночью она уже будет там, в глубоком тылу врага, среди фашистов, вступит с ними в единоборство. И он, Анатолий, сможет помочь ей только отсюда, с этой стороны фронта…
— Молодой человек, пора зайти в вагон, — напомнил проводник. Анатолий прошел в вагон, встал в коридоре у окошка и так простоял несколько часов. За окном мелькали поселки, полустанки, города и села, большие и малые реки Анатолий ничего не видел. Мимо проходили люди, толкали его, задевали, о чем-то спрашивали — он не обращал на них внимания или отвечал невпопад.
Наступил вечер. Народ постепенно угомонился. К Фадееву пробралась сердобольная старушка с ясным, добрым лицом, дотронулась до его руки, участливо спросила:
— Несчастье какое стряслось?
— Все в порядке, бабушка, — ответил Анатолий, — ничего не случилось.
— По лицу видно, — настойчиво допытывалась старушка.
— Все хорошо, бабушка, о хороших людях думаю, — успокоил ее Анатолий.
— Дай-то бог! А то нынче все горе кругом…
«Причина моих раздумий — любовь, — мог бы сказать он старушке. — Горе и радость мои — все Нина… Судьба, пошли ей удачу!..» — Он присел на откидное сиденье, прислонил голову к стене вагона и, невзирая на неудобную позу, заснул.
Проснулся он, когда поезд стоял, Анатолий взглянул в окно, увидел знакомое здание горьковского вокзала и быстро вышел на перрон. Добравшись на попутных до своего полка, доложил Богданову о прибытии, затем передал письмо Давыдову, рассказал о сестре и еще раз поблагодарил за предоставленную возможность съездить в Москву.
Богданов и Давыдов каждый про себя отметили, что Фадеев вернулся из Москвы еще более сдержанным, чем был всегда.
— Что-то случилось, Фадеев? — спросил его командир полка.
— Улетела… — глухо ответил Анатолий.
Давыдов не стал бередить душу Фадеева, переключился на другую тему: