Вид нескольких обжаренных над углями кусков мяса неизвестного происхождения поначалу вызвал у Рощина замешательство, и хотя вида он не подал, но непостижимым образом нарвался на очередное замечание Инги, которая как будто прочитала его мысли:
— Пытаетесь понять, Вадим, как это следует есть? — Ехидно спросила она, демонстративно показывая: — берете в правую руку нож, в левую вилку, и вперед. Ничего не отравлено, в меру посолено, приправлено, чем положено, — если интересно отпросите у дедушки, — он у нас специалист, так что вперед, не сложнее чем кусок синтетической «отбивной» в казарме.
Рощин поднял на нее взгляд, на этот раз заставив Ингу потупиться, пожалеть о сказанном.
— Мы не питаемся в казармах. — Ответил он. — Ужинать я предпочитаю в ресторане космопорта. С ножом и вилкой нас учили обращаться еще кадетами, а натуральное мясо, собственноручно добытое и приготовленное, я попробовал лет в шестнадцать, на учениях по выживанию. Так что не волнуйтесь Инга, справлюсь.
— Ну, вы, молодые, даете… — Укоризненно покачал головой Макрушин. — Хоть бы меня постеснялись.
— Извините, Илья Степанович. — Искреннее произнес Рощин.
— Не сердись, деда… — Инга украдкой одарила чуть виноватым взглядом и Рощина. — Я так. Случайно.
— А мясо прямо во рту тает. — Вадим по достоинству оценил кулинарные способности хозяина.
Обижаться на Ингу он не стал.
Ее глаза, колкие, полные холодной настороженности, на самом деле были изменчивы, как небо: то тень набежит, то взгляд вдруг просветлеет, станет таким пронзительным, чистым, доверчивым, словно она ребенок, еще не видевший жизни…
— Вот на добром слове, — спасибо. — Вернул Вадима в реальность голос Ильи Степановича. — Старался. К нам же редко кто вообще заглядывает, я имею в виду не конкретно к нам, а вообще в поселок. Живем каждый своим, на работе друг другу надоесть успеваем.
— А что, раскопки тут давно? — Спросил Рощин.
— Лет десять уже. — Ответил Илья Степанович. — Вон и Ивана, откопали, почистили, привели в порядок. — Неожиданно добавил он, кивком указав на андроида.
— Так это же «Хьюго» с борта колониального транспорта! — Удивленно поправил его Вадим. — Как же он под землей оказался?
— Да, говорит, интересно ему стало. — Добродушно усмехнулся Макрушин. — Ведь это он первые шурфы[37] закладывал. Обнаружил при помощи своих встроенных сканеров, что под пустошами не все так просто, как кажется, вот и «полюбопытствовал», — завалило его, сам выбраться не смог, а хозяева искать не стали.
— Нам вообще-то преподавали конструкцию модели «Хьюго БД12», и я знаю, что кроме программ поведения у него есть искусственные нейромодули, заполняемые информацией уже в процессе самообучения, в условиях той планеты, куда попадал конкретный колониальный транспорт, но слышать и видеть — не одно и тоже. Даже не предполагал, что у андроида может развиться такое чисто человеческое качество, как любопытство.
— Во многих колониях андроиды этой серии в процессе саморазвития стали настоящими мыслящими существами. — Авторитетно пояснил Вадиму Илья Степанович. — Были, конечно, в их конструкции существенные недоработки, такие, к примеру, как жесткая «привязка» к определенному хозяину, да и три степени программой свободы[38] оптимальным решением не назовешь, во многих поселениях ранней эпохи колонизации человекоподобные машины наломали, как говориться, дров…
— Если Иван — мыслящее существо, то почему он прислуживает за столом? — Понизив голос, спросил Вадим.
— Можешь не шептать, у него отличные сенсоры. — Опять с непонятной иронией поддела его Инга. — Просто помимо прочего у Ивана есть и программная составляющая ядра системы. Понимаешь? Эквивалент нашего «смысла жизни» — служить людям, вернее, с поправкой на модель — определенному хозяину. А развитие искусственного интеллекта уже определяется средой, в которую попал тот или иной андроид, его, если можно так выразиться, «воспитанием». Как две половинки единого целого — то, что ты должен делать, и то, что ты знаешь о мире. Если не возникает противоречий, то искусственный рассудок успешно развивается, во многом становясь независимым в суждениях, ну и, конечно, у него появляются привязанности. Так что сменить приборы за ужином или вымыть посуду, для него не унизительно.
— Часть программного смысла жизни? — Вадим пропустил мимо ушей ее колкость, но с интересом выслушал вполне грамотно сформулированное пояснение.
— Верно. А поскольку мы с ним стали друзьями, то помогает по хозяйству Иван с удовольствием. Он счастлив, можешь сам у него спросить.
— Обязательно побеседую с ним, — пообещал Вадим, хотя в еще пять минут назад у него вызывало серьезное сомнение: захочет ли он вторично появиться тут, подставляясь под колючие взгляды и непонятно-резкие реплики Инги.
Чтобы не обижать хозяйку и не оставлять ее в стороне от завязавшегося разговора, Рощин решил перейти на нейтральную тему:
— Инга, а вы давно работаете тут?
— Нет. Всего пару месяцев. Так что рассказать что-либо по-настоящему интересное, не смогу. Я только начинаю входить в курс дел.
— А вас, конечно, интересуют раскопки, Вадим? — Спросил Илья Степанович.
— Естественно. Я ведь только вчера прибыл на Алексию. Хотелось бы побольше узнать о планете. И вообще — тайны древних, исчезнувших цивилизаций — это ведь так интересно.
— Интересно и сложно. — Откинувшись в кресле, заметил Макрушин.
— Наверное, тут расположено древнее поселение инсектов? Или неизвестный ранее город логриан? — Осторожно предположил Рощин.
— А вот и нет. — Неожиданно вступила в их диалог Инга. — Вы, Вадим, зря считаете инсектов, логриан, харамминов древними расами космоса. Им всего-то по пять-шесть миллионов лет, а города, обнаруженные на Алексии, датируются восемнадцатым миллионом лет до нашей эры. Так что известные нам «братья по разуму» — младенцы по сравнению с загадочными строителями городов Алексии.
— Почему же погибла их цивилизация? — удивленно поинтересовался Рощин. — Должно быть, они достигли величайших высот в развитии техники…
— Цивилизации гибнут или вырождаются по разным причинам. — Произнес Илья Степанович. — Вадим, а что вы подразумеваете под термином «цивилизация»? — Неожиданно спросил он. — Сумму морально-этических ценностей? Технологий? Или определенную территорию, населенную существами одного вида?
— По-моему, вы упрощаете. — Ответил Рощин.
— Ну, насчет территории, согласен. А в остальном?
Вадим поневоле задумался, Инга тоже.
— Думаю все же цивилизация — это история, непрерывность развития общества, общность поколений, движение вперед. Вы задали сложный вопрос, ответить на него несколькими фразами невозможно.
— Ой ли? — Хитровато усмехнулся Макрушин. — А мне молодые люди, все больше кажется, что сам термин «цивилизация» понятие скорее условное, философское. Давайте смотреть на вещи и явления здраво. Есть сотни планетных цивилизаций, которые мы называем Человечеством. И у каждой, — заметьте — у каждой свои этические нормы. Нас объединяет единая информационная сеть, да еще — унифицированные технические достижения, а в остальном люди, как были индивидами, так и остались. В моральном плане мы каждый сам себе — цивилизация. Вот представьте себе стеклянный сосуд с песком. Пока он цел — все в порядке, но ударь его о камень, подставь под порыв ветра и каждая песчинка устремиться своим путем. Так и мы, — пока народы Земли оставались скованы существованием в рамках одной планеты, еще можно было говорить о цивилизации, об общих ценностях, но стоило подуть ветру Экспансии, как первый же колониальный транспорт вдребезги разбил тот самый пресловутый стеклянный сосуд.
— Дедушка у меня любит философствовать. — Заметила Инга.
— А я не против. — Вадим редко размышлял на подобные темы, и сейчас, хоть и не чувствовал себя абсолютно готовым к дискуссии, все же не собирался уходить от обсуждения.
— Я считаю, что цивилизация людей в ее чистом виде перестала существовать с того самого момента, как уровень роботизации позволил каждому из нас стать настоящим индивидом, не зависеть от результатов коллективного труда. — Подвел некий итог высказанным вслух мыслям Илья Степанович.
— Спорное утверждение. Создание новых кибернетических комплексов по-прежнему требует усилий многих специалистов, работающих в коллективе. — Ответил Рощин. — Да и освоение колоний в одиночку не по силам и одному человеку, пусть даже у него будет нужное количество техники. Мы все еще зависим друг от друга, нас объединяют не только материальные ценности и технические достижения, но и чувства, которые в основе своей остаются неизменны на протяжении тысячелетий. Вот мы с вами представители разных планетных цивилизаций сидим за одним столом, беседуем и не чувствуем себя инопланетянами по отношению друг к другу, верно?
— Хорошо, что Инга осторожно водит машину. — Беззлобно усмехнулся Илья Степанович. — Вы приятный и умный собеседник, Вадим. И все же я настаиваю, что, может быть, ошибаясь в частностях, прав в одном — мы индивиды по своей внутренней сути, существа отнюдь не коллективные. Да, на протяжении тысячелетий мы являлись заложниками коллективного труда, но теперь, что нам мешает стать по-настоящему свободными, что нас сковывает?
— Одиночество. — Вдруг тихо произнесла Инга. — Страх одиночества, неспособность быть счастливым в окружении пустоты, потребность общаться, любить, ненавидеть, сохранять все человеческое, что заложено в нас природой. Удовлетворение от одиночества, наверное, испытывает машина, и то лишенная полноценного самосознания.
На этот раз Илья Степанович не нашелся, что ответить.
В разговоре неожиданно наступила пауза, которую нарушил своим появлением Иван.
Андроид появился из тьмы, подсел к столу. Вадим сразу обратил внимание на странный предмет в руках человекоподобной машины.
— Что это?