[3] играет на руку Советам. Далее он утверждал, что «в день поражения Германии» Англия должна «в своих собственных коренных интересах начать противодействовать Советскому Союзу в Германии всеми своими наличными ресурсами», а любая мысль о том, что германский народ поддержит «неких иммигрантов или членов бывших буржуазных партий в коалиционном правительстве или нечто в этом роде», — всего лишь фантазия. Для Риббентропа национал-социализм все еще представлял единственную силу для поддержания закона и порядка в Германии; если он исчезнет, народ неизбежно окажется жертвой коммунистической пропаганды. А поэтому для Англии дальнейшее сокращение мощи Германии было бы безумием: «сегодня старая английская концепция баланса сил в Европе будет работать против Англии и в пользу Советского Союза». Отсюда следует, что необходимо искать новый баланс — Германия — Европа — Англия — против Советского Союза. Если, однако, Англия откажется осознать, что ее военная политика «оказывает поддержку величайшему врагу будущего Америки», тогда «события пойдут своим ходом… и победа в Европе достанется сильнейшему… и ни в коем случае им не станет Англия или Америка, а будет только Советский Союз».
Когда все эти попытки убедить западные державы в необходимости союза с Германией ни к чему не привели, Риббентроп, похоже, стал вынашивать планы сотрудничества с Россией против Англии, другими словами, нечто совершенно противоположное своей собственной памятной записке. Однако Гитлер, прочитав все это, запретил какие бы то ни было переговоры с зарубежными странами.
То, что просоветские тенденции существовали, доказывает план, датированный 5 апреля 1945 г., озаглавленный «Как избежать катастрофы», происхождение которого остается неясным. Развал фронта на Западе и временная стабилизация на Восточном фронте привели автора к фантастической мысли, что «существуют совершенно необычайные возможности не просто избежать катастрофы, но и сохранить наши огромные шансы на будущее». Ввиду нынешних обстоятельств прошло время, когда «сепаратный мир» с британцами или американцами или «переговоры о перемирии с Востоком, чтобы заставить Запад быть готовым к переговорам», имели смысл. Поэтому, по мнению автора, мирное предложение Советскому Союзу — это единственный шанс сегодня. Сотрудничество с Германией, утверждал он, восстановит советское влияние по всей Европе и даст СССР свободный проход к Персидскому заливу, нефтяным месторождениям Киркука и к Средиземноморью. Эта новая держава, объединение СССР и Германии, должна представлять собой «социалистический союз», подобный уже существующему союзу шестнадцати советских республик (с 1940 по 1956 г. существовала Карело-Финская ССР, позже снова АССР. — Ред.). Европейские народы создадут «национальные самоуправляющиеся государства». Германия признает «советские республики Польши, Литвы, Эстонии, Латвии, Финляндии, Болгарии, Румынии, Македонии, Греции и, возможно, Турции»; однако «Западная Верхняя Силезия вместе с прусскими территориями Вартегау (Западная Польша, включенная в состав фашистской Германии в 1939 г. как одна из ее земель — гау. Несколько раз переименовывалась, чаще упоминается название Вартланд. — Ред.) и Западной Пруссии до 1918 года» останутся германскими. Кроме того, Германии должна быть разрешена «свобода действий в Западной и Северной Европе, особенно против Великобритании».
В противовес вышесказанному Шверин фон Крозиг неизменно призывал к контакту с западными державами. Будучи опытным министром-специалистом, он был чужеродной личностью в национал-социалистической системе и вряд ли был вхож в ближайшее окружение Гитлера. Если ему требовалось оказать влияние в пользу кого-либо или чего-либо, ему, как правило, приходилось письменно обращаться за разрешением на аудиенцию. Поскольку его тревога за судьбу своей страны возрастала, он старался сделать больше, чем просто предложить «драконовские антиинфляционные меры» вроде поднятия косвенных налогов на сигареты и увеличение пошлин за почтовые услуги, пользование железными дорогами, общественным транспортом, кинотеатрами, радио, газетами и гостиницами. Между февралем и апрелем 1945 г. он написал не менее шести писем Геббельсу, призывая «действовать по всем возможным направлениям». В особенности он считал безответственным то, что посты посла в таких нейтральных странах, как Испания и Португалия, остаются вакантными. Были потеряны ценные возможности для контактов, говорил он, «просто потому, что предложения по этим вопросам не исходили из ящика письменного стола единственного учреждения, на которое смотрят с благосклонностью». Не являясь католиком, Шверин фон Крозиг рассматривал вмешательство папы римского как один из самых многообещающих шансов: «Папа должен проливать горькие слезы каждый день, видя, что для него существует угроза потери Польши, что за ней последует Франция и что хаос уже царит в Италии под аккомпанемент грохочущего приближения большевиков». Разве не стоит воспользоваться этой ситуацией, вопрошает Шверин фон Крозиг, когда «любое движение в направлении более мягкого обращения с паствой римского папы увеличит его враждебность к большевизму и, возможно, заставит папу раскрыться. Римского папу настолько высоко ценят в большей части британского и американского общества, что любое заявление с его стороны может оказать решающий вклад в результат, которого мы желаем…»
Хотя папа отверг какие-либо предложения по этим направлениям, Шверин фон Крозиг возвращается к этой символической фигуре в следующем письме: «Мы еще до конца не представляем, какое влияние папа имеет в Америке. Хотя протестанты там в большинстве, но они расколоты на бесчисленные секты, в то время как католики составляют прочный блок, в котором голос папы имеет большой вес. По большому счету никакое американское правительство не может проводить политику, которая противоречит взглядам этого объединенного блока». Кроме того, фон Крозиг считал, что против американцев необходимо использовать и экономический аргумент; если им напомнить, каким конкурентом станет Советский Союз, если его поддержит Германия, это обязательно должно произвести эффект.
Шверин фон Крозиг предлагал других посредников вроде Буркхардта, швейцарского историка и комиссара Лиги Наций в Данциге, а также премьер-министра Португалии Салазара. С германской стороны, говорил он, контактными персонами должны стать выдающиеся личности с международной репутацией. Он предлагал бывшего министра иностранных дел фон Нейрата, фон Папена или президента торгово-промышленной палаты Карла Линдеманна. Но ни Шверин фон Крозиг, ни большинство немцев в то время не осознавали, что эти люди были в равной степени неприемлемы для союзников, рассматривавших их либо как нацистских марионеток, либо как мошенников.
Настойчивость Шверина фон Крозига в поисках путей к миру проистекала из понимания того, что времени терять нельзя, и из убежденности, что политическая ситуация приведет к расколу «искусственной коалиции наших врагов». Однако он не верил, что это произойдет автоматически, а поэтому призывал к активной политике, «чтобы вызвать этот раскол в то время, когда мы все еще на ногах». Для этого «должна быть создана атмосфера, позволяющая британцам отколоться в нужный момент. Для британцев этот шаг несет с собой величайшие трудности; и они не только внутреннего свойства — ненависти к Германии со стороны большей части лейбористов; их определяют и черты характера ведущих политических деятелей, возможно, не столько Черчилля, сколько Рузвельта. До тех пор пока мы не начнем предпринимать активные шаги, эти трудности могут оказаться сильнее, чем побуждения расколоть альянс и покинуть его».
В ходе беседы 9 апреля Геббельс и Шверин фон Крозиг обнаружили сходство во взглядах по многим вопросам. Геббельс отметил рост разногласий между англо-американцами и русскими. Надо, говорил он, устоять на ногах до того момента, когда произойдет неизбежный разрыв. Он полагал, что это должно случиться в течение трех-четырех месяцев. Когда Шверин фон Крозиг повторил свое предложение об установлении неофициальных контактов, Геббельс согласился с ним и доверительно сообщил, «что определенные шаги в этом направлении уже сделаны, что первые пробные доклады произвели впечатление, что не следует ожидать категорического отказа ни от американцев, ни, как это ни удивительно, от Советов; с другой стороны, Англия, которой более всего грозит американское и русское превосходство, принимает совершенно негативную позицию…». Геббельс возложил вину за все трудности на министра иностранных дел, которого они оба презирали. К сожалению, Геббельс не мог открыто критиковать Риббентропа перед Гитлером, поскольку последний все еще был убежден, что Геббельс домогается поста министра иностранных дел. Геббельс предложил Шверину фон Крозигу переговорить с фюрером, на что у министра финансов не было никакого желания. У него не было деловых встреч с Гитлером с 1938 г., а отвращение фюрера к финансовым проблемам было хорошо известно. Поскольку к тому же фюрер требовал, чтобы каждый занимался своим прямым делом, было бесполезно просить его о встрече для обсуждения общих политических проблем. В связи с этим Шверин фон Крозиг выразил сожаление по поводу отсутствия поста канцлера или заместителя фюрера, чтобы Гитлера можно было освободить от менее важных дел. Это, как он утверждал, показывает слабость абсолютной диктатуры. Несмотря на возражения Шверина фон Крозига, Геббельс взял на себя организацию встречи с Гитлером, утверждая, что фюрер ценит честность и прямоту министра финансов.
Во время этого разговора Геббельс вспомнил хорошо известный случай, когда он читал Гитлеру хроники Карлейля о Семилетней войне. Когда он упомянул о смерти русской императрицы Елизаветы, в результате которой судьба совершила неожиданный поворот, так называемое «чудо дома Бранденбургов», из глаз Гитлера вдруг потекли слезы.
Дальнейшие предложения Шверина фон Крозига показывают масштабы, в которых он и многие другие все еще были склонны к иллюзиям. Он верил, что у Германии все еще имеются и средства, и возможности для того, чтобы оказывать влияние на членов вражеской коалиции.