В свете этих рассуждений отстранение от дел правительства и ОКВ было правильным шагом — хотя то, в какой форме это было совершено, — нет.
Второй вопрос: если бы Дёниц был более осторожным в своих политических высказываниях об угрозе коммунизма в Европе и если бы он ввел некоторые элементы демократии, смог бы он продлить существование какой-то централизованной германской власти и тем самым предотвратить раскол рейха? Этот аргумент выставляется против Дёница и его сторонников.
Любое подобное действие лежит вне политического осмысления причастных к нему лиц. Предположим, однако, что централизованная германская власть продолжила бы свое существование либо в форме временного правительства, либо иного правительства, расширенного включением в него демократических представителей. Даже в этом случае оно вряд ли было бы эффективным инструментом, ибо стало бы объектом перетягивания каната за влияние над собой; Германия в этом случае не только превратилась бы в ставку в игре времен холодной войны, но и неизбежно получила бы клеймо поджигателя в ней. Разорванная тем или иным образом между Востоком и Западом, любая германская власть была бы вынуждена делать выбор между одной или другой стороной. Соперничающая сторона устанавливает в этом случае контррежим, и дела идут во многом так, как это и произошло на практике, где каждая сторона цепляется за свой собственный сектор и устанавливает в нем такие личности и системы правления, какие ей по душе.
Возможно, поэтому можно вывести следующую гипотезу из междуцарствия Дёница: даже Федеративная Республика Германия (созданная 20 сентября 1949 г. на территории зон оккупации западных союзников. — Ред.) и политический режим, установленный в советской зоне оккупации (Германская Демократическая Республика — была создана 7 октября 1949 г. в ответ на образование ФРГ. — Ред.), могли быть лишь переходными явлениями; для создания новой Германии потребовалось лишь восстановить утраченное германское единство. Однако если мы собираемся достичь национальной цели, то никогда впредь мы не должны давать волю такому разгулу национальных чувств, никогда вновь не должны приноситься в жертву принципы гуманизма, свободы и главенства закона, никогда не должны совершаться преступления против человечности и нельзя позволить вновь развязать войну в этом мире.