— Но это ещё не всё, — ди Марко решил добить Данелия, — Американцы тоже запретили показ ролика по телевидению, но при этом перехитрили сами себя. Реклама идёт в кинотеатрах перед показом фильмов, пусть с ограничением по возрасту, создавая дополнительный ажиотаж. А ещё издание «ESQUIRE» решило напечатать фото на обложке своего Рождественского номера. Вскоре в Москву должны приехать журналисты, чтобы взять интервью у Алексея. Насколько мне известно, советские власти одобрили визит американцев. Так что эпопея только начинается!
Далее Франческо объяснил Георгию Николаевичу, что это за журнал такой. Ещё и прочёл небольшую лекцию по рекламе и организации правильного пиара. Мол, «LV» решили оседлать тему и проплатили её раскрутку некоторым изданиям и прокатчикам. Вслед за «ESQUIRE» надо ждать других гостей и новые статьи. Только мой компаньон не стал рассказывать, что наш пакет заказов на съёмку рекламы, возрастёт в несколько раз. Мы на этом скандале заработаем тоже неплохо. Мне бы ещё время найти для работы над рекламными проектами.
— Как скучно я живу! — воскликнул Данелия, выслушав эмоциональную речь итальянца, — Мы тут в своей песочнице копаемся, подозревая Алексея в мелких интригах и пакостях. А он, оказывается, давно вышел на международный уровень! Даже не знаю гордиться им или завидовать.
Это мэтр шутит, так как сам чурается лишней публичности. Но в следующем году ему уже никуда не деться от народной любви и славы. Георгий Николаевич написал сценарий недавно снятых «Джентльменов удачи», которые через месяц выйдут в прокат. Говорят он, и переснимал ряд ключевых эпизодов, ещё и кардинально изменил музыкальную часть. В общем, я сейчас беседую с живым классиком, по сравнению с которым мои работы — обычный ширпотреб, ещё и с элементом плагиата.
Сам процесс вручения наград прошёл скучно и тухло, как я предполагал. Кириллов с Шиловой пытались взбодрить этот колхоз, но у них особо не получалось. Всё-таки «Песня года» более продуманное мероприятие и дуэт ведущих смотрится там совершенно иначе. Тут ещё удивил выбор нескольких номинантов. Понятно, что почти все награды получили всесоюзные и украинские киностудии. Но давать приз, пусть и третье место актёру из УзССР за фильм «Яблоки сорок первого года», выше моего понимания. Понятно, что тема ВОВ священна, но здесь речь идёт о профессиональных навыках.
Кстати, дабы меня не обвиняли в пренебрежении республиканским студиям, я бы дал этой работе одну из премий за лучший фильм. Дело в том, что если оценивать сам подход к съёмочному процессу, то режиссёр Батыров применил несколько новинок и интересных ходов. Но актёрское мастерство? И вообще, уровень центральных киностудий, я уж молчу об отдельно взятом ТО «Прогресс», на порядок выше своих провинциальных коллег. Зачем мешать всё в кучу, ещё и приплетать сюда политику? Есть же ВКФ[4], почему не оценивать республиканский кинематограф, сильно уступающий тому же «Мосфильму», «Ленфильму» или «Одесской киностудии», именно на этом мероприятии? Но у нас же типа интернационализм. Только он какой-то однобокий.
Поэтому по дороге домой я испытывал двойственные ощущения. Вроде хорошенько позлил недоброжелателей просто фактом своего присутствия на церемонии. Но чиновники от кино сделали всё, чтобы похоронить отличную идею в зародыше. Вот гадом буду, но на следующий год устрою своё шоу при помощи московских властей. Способ влияния на Гришина у меня есть. Он, вернее, она, приедет в СССР заключать знаковый для страны контракт. Вот здесь Лёша и подсуетится, дабы в очередной раз продавить собственные интересы. Заодно щёлкну по носу многочисленных паразитов и любителей всё запрещать.
— Первое письмо доставил самый настоящий фельдъегерь. Я не знала, что такое бывают. Мы как раз возвращались с прогулки. А тут смотрю, консьержка наша Мария Никитична, чуть ли не по стойке смирно стоит. И вид такой торжественней, но на меня смотрит осуждающе, — делиться новостями взволнованная супруга.
Я как раз пришёл домой, переоделся и двинул в сторону кухни, откуда раздавались аппетитные запахи. Аня кормила Толика, который встретил моё появление радостной улыбкой. Младший сейчас спит, поэтому жена может немного передохнуть. Она мне сразу сунула два конверта и начала рассказывать о сегодняшних новостях.
— Честно говоря, и не знал имени-отчества консьержки. Нет, я со всеми здороваюсь и даже на лицо их различаю, — отвечаю жене и вскрываю главный конверт.
— Это потому, что ты равнодушен к простому народу, Лёша. Нельзя сказать, что это высокомерие или гипертрофированная гордыня, но из песни слов не выкинешь. Для тебя человек — это инструмент или пешки. Ты просто рассматриваешь окружающих, как элементы, полезные для твоих проектов. Думаю, высокопоставленные товарищи сильно удивятся, узнай, что их тоже используют самым наглым образом. Нет, есть команда «Прогресса» и несколько близких для тебя людей. Но даже я иногда ощущаю себя винтиком, встроенным в механизм имени Алексея Мещерского. Если завтра перестану соответствовать, то меня поменяют на новую деталь, главное, чтобы машина двигалась в заданном направлении.
Чего-то мою благоверную потянуло на странные рассуждения. Вроде в последнее время веду себя как паинька. Домой прихожу строго в девятнадцать часов, супружеский долг исполняю регулярно, с детьми на выходные гуляю, даже обед готовлю и иногда глажу. Про подарки вообще молчу. Чего ей ещё надо?
Подмигиваю довольному сыну, мучающему тарелку с кашей, и разворачиваю письмо. Однако! Но не сказать, чтобы я сильно удивился, так как ждал подобного. Улыбаюсь, складываю листок и убираю его обратно в конверт. Наконец, Аня не выдерживает и задаёт вопрос.
— Ты похож на кота, объевшегося сметаны. Что пишут?
— Здесь главное, не что, а кто! — под хмыканье супруги, многозначительно поднимаю палец и делаю серьёзное лицо, — Главный зритель страны написал, что фильм «Осовец» его впечатлил и заставил испытывать чувство гордости за русских солдат! А ещё твоего мужа всячески хвалят и называют разными хорошими словами. Я — гений! Если кто-то сомневается, то готов в качестве доказательства предъявить письмо Леонида Ильича. Пусть попробуют, поспорить. Женщина, тебя это тоже касается. Не вижу положенного преклонения перед великим супругом.
Прилетевшее мне в лоб полотенце явно указывало на благоговение и восхищение, которое испытывала моя супруга в данный момент.
— Теперь многое изменится? — как ни в чём не бывало, спрашивает Аня.
— Жалко, что письмо не пришло неделю назад. Я бы показал его председателю жюри премии Эйзенштейна. Очень хотелось бы посмотреть на его реакцию, — отвечаю с улыбкой и размахиваю конвертом, — Но ничего страшного. Вставлю письмо в рамку и буду возить его с собой на всякие комиссии.
— С тобой иногда невозможно разговаривать серьёзно. А что во втором письме?
Демонстративно медленно вскрываю второй конверт, дабы позлить одну зеленоглазую особу. Быстро пробегаюсь по тексту и сначала не могу понять, о чём пишет Дино. Странно, что он вообще не позвонил и прислал письмо. Хотя… Ведь это праздник какой-то! Начинаю тихо хихикать, но не могу сдержаться и уже хохочу в голос.
— Что такое? Хватит ржать как лошадь! — пытается вмешаться Аня.
— Папа — лошадка! — громко произносит Толик, вызывая у меня новую порцию смеха.
Это точно нервы, уж очень меня угнетала сложившаяся ситуация с фильмом и последующие неадекватные действия коллег с начальством. Да и одно ведомство порядком мне надоело. Не обращаю внимания на супругу, чьи глаза опасно сузились, смотрю на сына и отрицательно машу головой.
— Мама — лошадка? — спросил ребёнок с затаённой надеждой, по-своему поняв мой жест.
Я опять смеюсь при полной поддержке Толика и молчаливом негодовании супруги.
— Может быть. Но мама, скорее наездница, — отвечаю счастливому сыну.
— Мещерский, моё терпение скоро лопнет! Думай, что говоришь ребёнку, пошляк! И что за противная манера специально не отвечать на вопрос. Хочешь меня разозлить? Тебе это удалось!
— Видишь, сынок. Оказывается, есть люди совершенно лишённые чувства юмора, — Толик закивал головой, будто понял.
— У меня, кроме полотенца, есть ещё скалка, — Анна опять напомнила о себе и обратилась к сыну, — И с чувством юмора у мамы всё хорошо. Папа опять со своими шутками, понятными только ему.
Решаю не усугублять ситуацию и поясняю причину своего веселья.
— В начале следующего года в Москву прилетит директор Каннского кинофестиваля Робер Ле Бре. Это тот самый дяденька, который выбрал «Летят журавли» для конкурсной программы и сделал Калатозова европейской знаменитостью. По словам ди Лаурентиса, француз пришёл в восторг от моей картины. Итальянец, похоже, специально придержал запуск «Осовца» в прокат, дабы сделать ему дополнительную рекламу. Ещё и нагнал всяких страстей, что меня зажимают и не дают работать. Скорее всего, повторится ситуация с «Андреем Рублёвым»[5].
Анна оказалась не в курсе интриг вокруг фильма Тарковского, и я вкратце рассказал о скандале.
— А что это изменит? И не надо смотреть на меня с таким видом! Я не обязана быть в курсе вашей киношной кухни. Ты ещё толком ничего не рассказываешь, — в голосе супруги прозвучала обида, — Хорошо, что Оксана проясняет некоторые моменты.
— В страну приезжает один из главных людей европейского кинематографа. И его цель — заполучить на фестиваль мой фильм, которому искусственно ставили барьеры наши дорогие начальники. При этом народ два месяца штурмовал кинотеатры, не обращая внимания на неудобное время показа и прочие подлянки. А ещё картина произвела мощное впечатление на генсека. Это значит, что Лёша Мещерский снова на коне и своего не упустит! Вот только начнутся новые войны с коллегами, ведь фильм для показа в Каннах уже утвердили на самом высоком уровне. И здесь, снова я, ломаю все расклады. В отличие от Тарковского, твой муж на внеконкурсную программу не согласится!
На самом деле не всё так однозначно — схватка предстоит жаркая. Думаю, пора дать согласие на небольшой скандал в западной прессе. Моё имя и так на слуху, а теперь можно привлечь к своей персоне повышенное внима