А еще меня постоянно грызет внутренний червячок сомнения. Что же делать? Продолжать жить как ни в чем не бывало? Ходить на работу, улыбаться людям, делать уроки с дочками, жену любить, хотя у нас сейчас холодная война. И прекрасно осознавать, что ты можешь помочь изменить их будущее. Нет, на лавры спасителя я не претендую. Но что-то сделать нужно. Только как? Здесь еще пришло понимание, что многие ключевые сцены фильма сняты откровенно слабо. В голове такая мешанина, потому и начинаю срываться. Уже люди косятся на меня весьма недобро.
— Ты просто максималист, как все молодые люди. Я бы прыгал от радости, что создал подобный фильм. Мне такого не дано в принципе, — в глазах Зельцера появилась печаль. — Но давай к делу. Несколько эпизодов мы можем переснять. Нам же Нина не везде нужна. С Севой я поговорю. Он действительно где-то мог неверно тебя понять. И послушай бывалого человека — прекращай требовать от людей совершенства. Это просто невозможно в принципе. Будь проще, а то ты малость перебарщиваешь, заставляя окружающих гореть на работе. Не все такие умницы, как Пельтцер и Агапова. Кому-то все дается гораздо труднее. Ты же постоянно нарываешься на конфликт. А народ в киношной среде такой, что сожрет любое молодое дарование и не подавится. Сдерживай свои порывы, Леша. Вот зачем ты объявил, что поедешь по театрам искать новые имена? Мало того, что этим ты усомнился в мастерстве коллег, так еще и угрожаешь им конкуренцией. У меня такое ощущение, что ты решил идти напролом, не обращая внимания на сложившиеся законы и правила. Это большая ошибка, поверь.
Да, что-то меня иногда заносит. Моисеич вовремя попытался поставить на место одного излишне возомнившего о себе попаданца. И фильм могут прикрыть, я уж молчу про международные фестивали. Да и меня сошлют на какой-нибудь «Кушкафильм» или в драмтеатр Красноселькупа. Хотя в национальные киностудии вкладывают неплохие деньги, да и с оборудованием у них порядок. Правда, снимают они частенько редкую муть, он это уже не мое дело.
Решил сегодня сделать небольшой перерыв в своем диком графике и уйти пораньше. Хоть на обычных людей посмотрю и в магазин зайду. Натянул неудобное пальто, меховую шапку, обмотал горло колючим шарфом, и вот я на улице. Как люди носят такую неудобную одежду? Это еще с обувью у меня порядок, спасибо благоверной. А то мне иногда кажется, что местная одежда придумана, чтобы народ не расслаблялся и превозмогал очередные трудности. Что-то меня опять в негатив бросает. Действительно, надо приводить нервы в порядок и сдать немного назад. Нужно посмотреть на окружающих под иным углом и поискать более положительные ориентиры.
И сразу стало легче. Одеты люди по-разному. Кто-то весьма удобно, особенно девушки. Даже зимой некоторые красотки дюже хороши, несмотря на шубы и пальто. Красивую фигуру ничем не скроешь. Ныряю в метро вслед за стремящимся домой народом, расстегиваю свой реглан и убираю шарф в портфель. Надо будет еще шапку снять. Никогда не мог понять людей, которые спокойно сидят в транспорте и помещениях в зимней одежде.
Захожу в универсам рядом с домом и беру несколько булочек с изюмом. Употреблю их утром с кофе. Хлеб обычно покупает теща, как и большую часть продуктов. Ассортимент в магазине все-таки слабоват, но я уже привык. Захотелось еще сыра и вина. Пробиваю на кассе чек и иду за своими покупками.
— Ты сегодня пораньше? — близняшки устраивают небольшой карнавал вокруг вернувшегося отца.
Я же снимаю пальто, сдавая авоську улыбающейся теще. У самого на душе сразу потеплело. Может, не все так плохо?
— А что ты принес? — тут же две любопытные мордашки лезут рассматривать покупки.
Все-таки хорошо, что ушел пораньше и решил немного забыть о проблемах. А то чего-то я совсем заработался.
— Булочки пополам? — восклицают в унисон близняшки.
— Так четыре же не делится на три, — шучу над зависшими девчонками.
— Зато хорошо делится на четыре, — слышу голос Зои, вышедшей из спальни. — Я тоже съем одну с утра. И давай прекращай издеваться над детьми, сейчас будем ужинать. И что это у нас за праздник такой? Вино зачем купил?
Нет, сегодня она мне настроение не испортит. Не хочет вина, я выпью сам. Молча иду переодеваться, а желудок уже урчит от ароматных запахов с кухни. Нет, положительно, была бы Анна Михайловна моложе, то женился бы на ней. Шучу, конечно. Но как она замечательно готовит!
— Значит, говоришь, что успеешь к заседанию комиссии, которую еще надо пройти?
Сегодня Фурцева максимально строга и весьма суха в общении. Вообще, вызов на ковер к моей покровительнице был неожиданным. Марина позвонила на студию и сказала, что меня ждут в министерстве. Никакой особой вины я за собой не чувствую, но небольшой мандраж присутствует.
Пришлось с ходу давать полный отчет по производству фильма. В сроки мы вроде укладываемся, но с большим трудом. Я здесь еще столкнулся с неприятным фактом — народ особо не напрягается. Если на съемке я задавал мощный темп, и работали мы фактически на износ, то далее начались проблемы. Монтаж и прочие технические вопросы требуют наличия необходимого персонала. А если они три раза в час курят и потом чаи гоняют, то о каких сроках может идти речь. Пришлось весьма сурово поговорить с частью товарищей. Зато теперь они ведут более здоровый образ жизни. Но надолго ли хватит их энтузиазма?
Министр все так же давила меня своим строгим видом и интересовалась процессом буквально покадрово. И вдруг совершенно странный вопрос:
— Ты почему демонстративно игнорируешь общественную жизнь коллектива?
От подобной сентенции я чуть язык не проглотил. Вот реально, о какой дополнительной нагрузке может идти речь, если я и так с киностудии не вылезаю? Еще бы точно знать, что под этим подразумевается.
— На демонстрацию сходил. Взносы плачу, как положено, — отвечаю настороженно.
— Ты дурачка мне здесь не изображай! Собрание проигнорировал, два заседания с политинформацией тоже. Да и на демонстрации ты, говорят, выпивал. Другого места найти не мог?
— Так я же еще комсомолец и думал, что мне на партийные мероприятия можно не ходить. А про политинформацию даже не слышал. Не факт, что пошел бы — очень занят. Но действительно не знал. Про выпивку врут, я вообще малопьющий. — А сам думаю: какая сука меня сдала?
Некоторое время Фурцева хмуро смотрела на меня. Затем встала и начала медленно ходить по кабинету.
— Алексей, меня начинают мучить сомнения, не сделала ли я большую ошибку. Но ты не переживай, ее можно быстро исправить, — обманчиво ласковым тоном произнесла министр. — Ты понимаешь, что Бритиков пока складывает жалобы в папочку? Ну и мне дает ознакомиться. Рабочие конфликты — дело житейское. Только уж больно их много за три месяца. Но есть вещи, которые нельзя игнорировать. Ты, кстати, в партию вступать собираешься?
— Нет. А зачем?
Екатерина Алексеевна посмотрела на меня как на слабоумного и села в свое кресло.
— Потому что вряд ли советская власть будет доверять всякого рода беспартийным нигилистам. Ты же кино собрался снимать, на фестивали ездить. Кто же тебя за границу просто так выпустит? Странно, что я должна объяснять тебе прописные истины. Все наши заслуженные режиссеры — члены партии, а многие вообще фронтовики. Никто не доверит тебе снимать важную картину при наличии сомнительной биографии.
Сижу и офигеваю от этого лицемерия. Вот зачем тащить в партию всех подряд? Сами же потом пожалеете. Тем более что деятели кино прекрасно себя чувствуют и без одной картонной книжечки, но активно изображают из себя истинных коммунистов. Именно эти дельцы от искусства предадут вашу КПСС, а что страшнее — страну. Некоторые уважаемые и любимые товарищи еще на ВОВ замахнутся. Этого я никогда не прощу Окуджаве или Васильеву, при всех их заслугах. Ладно бы были шкурами вроде Солженицына или ублюдками с «Эха Москвы», но ведь достойные люди. Вы воевали и ковали победу, но не имеете права нести разный бред на потребу публике, особенно всяким либералам с двойным гражданством и прочим иностранцам. Так незаметно и расшатывается лодка под названием государство. Давайте оставим мертвых в покое и не будем трогать то время. Я человек, далекий от политики, но историю своей страны люблю и уважаю. Но сейчас не об этом.
— Обещаю ходить на все общественно-партийные мероприятия, — говорю совершенно серьезно. — В партию вступлю, так как это нормальная потребность любого советского человека. Но думаю, это будет немного позже. Что касается поездок на разные фестивали, то они мне безразличны. Я хочу снимать кино, которое можно продать буржуям. Для этого мне нужен выход на несколько кинопродюсеров. Думаю, один раз меня отпустят в Рим на пару дней. Вы только определитесь, нужна ли стране валюта, которая так тяжело достается?
Отдышавшись, продолжаю:
— И по поводу стукачей и всяких доброхотов. Я советский гражданин и люблю свою страну, — говорю совершенно искренне про свой патриотизм. — Если у коллектива есть претензии, то их надо высказывать в лицо. Это моя принципиальная позиция, от которой я не отступлю. Писать жалобы и чего-то замышлять за спиной — просто мерзко. Что касается этих двух хмырей звукорежиссеров, то вопрос странный. Не понимаю, почему государство так лояльно относится к бездельникам и лодырям. У них каждый час по два перекура или похода в туалет. При этом идут толпой, устраивая диспуты на полчаса. Как-то я прикинул, что данные товарищи таким образом убивают половину рабочего времени, за которое государство платит им деньги. Я бы дал им пинка под зад и выгнал с волчьим билетом, чтобы они, кроме сторожей, никуда устроиться не смогли. Или ехали на вахту, добывать нефть для Родины. Но мы же гуманное и самое доброе в мире государство… А потом удивляемся, откуда берутся все эти паразиты и прочие бездельники. Знали бы эти бездельники, что завтра потеряют работу и не найдут новую, то быстро изменили свое отношение к своим обязанностям.
— Не перестаю поражатьс