Глава 20
Чего-то у меня с самого утра нет настроения. Дома вроде все хорошо, а что-то гложет. Отвел близняшек в школу и сразу погрузился в самокопание. Уже на подходе к киностудии у меня сложился пазл из совершенных ошибок.
На ловца и зверь бежит. Пузик с Самсоном сидели в нашем кабинете и гоняли чаи. Дело в принципе нужное, так как на улице холодновато. Здороваюсь, раздеваюсь, переобуваюсь из теплых ботинок в туфли и смотрю на соратников. Хорошие они ребята, но немного инфантильные. Хотя Оксана, когда надо, показывает характер и уже давно не та провинциальная простушка.
— Серег, покажи мне свой альбом.
— Ну, ты понимаешь… — начал мяться друг.
Но мне сегодня не до его тонкой душевной организации. Беру альбом и начинаю листать. Кто бы сомневался? Из двадцати рисунков штук пятнадцать посвящены одной рыжей особе, настороженно смотрящей в мою сторону. Нарисовано хорошо, кто спорит. Вот только одно меня смущает, что я сейчас буду доносить до друга.
— Ты знаешь, что наши плакаты запущены в печать? Думаю, их ждет успех и дополнительный тираж. Календари расходятся, как пирожки в базарный день, с агиткой должно быть ненамного хуже. Более того, нашу работу оценил западный покупатель и пришлось срочно делать новый заказ у финских полиграфистов.
— Я знаю, все говорят. Мне ребята многие звонили, ну с кем учился. Оценили и говорят, что отлично получилось! — восторженно воскликнул Самсон, но слегка увял под моим строгим взглядом.
— Сергей, как думаешь, сколько времени потребуется ребятам, вроде тех, кто тебе звонил, чтобы сплагиатить нашу идею?
— Наши парни такого делать не будут, — уверенно заявил Самсон.
— А кто помешает это сделать сотням других художников со всего СССР? Что я просил тебя набросать еще месяц назад?
Не дав ответить, продолжаю наезд:
— Ты должен был нарисовать черновики новых плакатов на несколько тем. В том числе рассчитанных на женскую аудиторию и одновременно высмеивающих наших дам. Где они? Неужели ты не понимаешь, что нельзя терять темп? Если мы взялись развивать это направление, то должны опережать конкурентов на десять корпусов. У меня вот есть идея будущего календаря уже на 1968 и даже 1969 год.
— Почему ты так грубо разговариваешь с Сережей? — вдруг влез в разговор рыжий адвокат.
— Молчи! — тыкаю пальцем в Пузик, пресекая всякую оппозицию на корню.
— Ты тоже! — перевожу злой взгляд на Самсона. — Мы потеряли месяц. Значит, теперь кто-то будет наверстывать упущенное в течение недели, позабыв о сне и личной жизни. Не разочаруй меня, братан. Теперь с тобой.
Смотрю на пылающие негодованием глаза Оксаны. Понятно, что в этом случае ошибку допустил я. Но почему не переложить часть вины на другого?
— Мы сидим с тобой на золотой жиле. Ее нужно разрабатывать здесь и сейчас. А ты не проявляешь никакой инициативы, пользуясь тем, что я полностью погрузился в фильм.
Васильковые глаза Пузик реально полезли на лоб, никогда такого не видел. Она ожидала от меня чего угодно, но не такого.
— Чем я сейчас занимаюсь? — задаю наводящий вопрос.
— Снимаешь кино.
— Правильно. Более того, ты мне сама говорила, что многие дамы отозвались об идее фильма в восторженных тонах. И что сейчас делаешь ты?
— Пишу третий рассказ о похождениях Ивана Терешко и еще кое-что для белорусских читателей, — недоуменно отвечает рыжая.
— Оксана, у нас с тобой на руках готовый сценарий. Сюжет и сам фильм обещают стать очень популярными, — чую, что мои слова не нашли понимания. — Так какого лешего ты не начала писать рассказ, а лучше роман по мотивам фильма?
Сериал мы начнем снимать в лучшем случае через год. Историй для твоего Терешко нароем в старых детективных романах, про того же Ната Пинкертона. Только переделаем их под послевоенную Белоруссию. Все равно девяносто девять процентов зрителей этого не поймет.
— Это подлог и цинизм, который ты уже перестал скрывать, — белорусский комсомол негодует. — И почему опять я виновата?
Эх, тяжело с ними. Не сказать, что лентяи, наоборот. Вот только люди привыкли жить в ином ритме и парадигме.
— Я дал вам обоим направление, куда можно развиваться, — отвечаю максимально спокойно. — Но кто-то же решил, что так будет всегда. Но дядя Леша не должен двигать вас в нужную сторону до самой пенсии. Где инициатива? Вы ведь оба люди искусства, а не какие-то халтурщики. Наши плакаты, если их будет ждать успех в следующем году, это собственная мастерская для Самсона. Роман, который у нас фактически готов, так как процентов семьдесят уже есть в сценарии, сделает подающую надежды Оксану Пузик полноценной писательницей. А может, через «Брак по расчету» ты станешь членом Союза писателей Белоруссии, если не сразу заслуженным литератором республики. Чего здесь непонятного? Потому меня удивляет и раздражает ваша инфантильность.
— Ты все меришь материальными ценностями, — завопила Пузик. — Это уже начинает принимать нездоровые формы.
Бац! Бью со всей силы по столу. Самсон аж подпрыгнул от неожиданности. А я начинаю самым натуральным образом шипеть на этих балбесов:
— При чем здесь деньги? Они нужны, но это не главное. Заслуженный писатель и художник республики — это свобода! Вы сможете творить, не оглядываясь на разного рода мелких тварей. Для них главное — запретить любое творчество, выбивающееся из их узколобого понимания искусства. Таких паразитов хватает. Они сами ни хрена не умеют, но всегда готовы подрезать крылья талантливому человеку. Творить — не значит заниматься дурью или пошлятиной. Это возможность продвигать свое творчество, без оглядки на всякие комиссии. Потому что за заслуженной писательницей БССР будет стоять вся республика, начиная с ее главы и заканчивая сотнями тысяч обычных читателей. То же самое касается художника, который смог своим творчеством повлиять на нездоровую ситуацию в обществе. И всего этого надо добиваться здесь и сейчас, перестав витать в облаках.
Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Я вообще затеял этот разговор, чтобы обезопасить близких людей в будущем. Может, завтра я растворюсь и на мое место вернется прежний Леха. Только за несколько месяцев мне удалось затронуть целые пласты советского искусства и втянуть друзей в эти расклады. Ведь уведут у обоих перспективные темы, если меня не будет. Потому и злюсь.
— Вы не хотите понять, что судьба дала нам шанс. Его нельзя упускать. Самсон, — обращаюсь к другу, — общий тираж наших плакатов с календарями уже более полумиллиона, и это не предел. Я уж молчу про Европу. В январе у нас должна быть готова новая серия, которую ты должен был начать рисовать месяц назад. Будет это выставка или мы сразу запустим их в печать, не знаю. Но все должно быть нарисовано и согласовано с Минкультом. А может, мы переведем нашу агитку и через Франческо, устроим выставку в Италии или Франции. Там есть ощутимый интерес к советскому искусству. То же самое касается Оксаны. У нас собран отличный материал для романа, по мотивам которого на экраны выйдет фильм. Так его надо уже завтра нести в «Молодую гвардию» или «Роман-газету». Моя вина очевидна, излишне увлекся съемками. Только вы должны думать на пару шагов вперед, не надеясь на меня. Где ваши собственные работы? Успокоились?
Что-то получилось излишне эмоционально, но мне просто обидно за двух весьма талантливых людей. Мне прежнему до них, как до Китая раком.
— Сейчас вы оба садитесь и делаете мое задание, — поднимаю руку, пресекая возражения. — Самсон рисует три плаката, а Пузик печатает полноценную главу. В субботу мы с Оксаной и Моисеичем едем к нашим музыкантам, так что времени реально мало. Спрашивать буду со всей строгостью. А в январе мы втроем, может, еще кого захватим, едем в Минск.
— Зачем в Минск? — воскликнули друзья одновременно.
— Потому что кое-кто неблагодарный, не будем называть фамилий, — показываю пальцем на Оксану, — сам никогда не додумается позвонить товарищу Жабицкому, сказав ему спасибо, и спросить, чем мы можем помочь. А у него пара мероприятий под вопросом. Мы как раз в тему. Молодые, интересные и перспективные люди из разных областей культуры, еще из Москвы. Для встречи со студентами БГУ самое оно. Как раз скоро выходит первый рассказ про нашего детектива, к тому времени он уже будет безумно популярным.
— Нельзя быть настолько самоуверенным. Вдруг будет провал, и читатель встретит историю про Терешко холодно?
— Все просчитано, и нас ждет небывалый успех, — пресекаю панику на корню. — И еще. Если вы в ближайшее время не подадите заявление в загс, то кое-кто поедет в Минск на следующей неделе. А то ваш лямур слишком сильно мешает рабочему процессу. Или вообще увольняйтесь оба и катитесь на все четыре стороны.
Захлопываю дверь, в которую с той стороны врезается явно что-то тяжелое, скорее всего дырокол. Оксана девушка эмоциональная. Ох, наплачется еще Самсон с Пузик, пока она его полностью не придавит своим каблуком. Улыбаюсь, как после хорошо выполненной работы или сделанной гадости, и двигаю к монтажерам. Дел еще вагон.
А эти балбесы перебесятся и поймут мою правоту. В следующем году вполне реально обеспечить свое будущее на десятилетия вперед. Ну просто никто не рисует таких плакатов. Да и с литературой в Союзе большие проблемы. Народ оттого так ненасытно читает всяких Дюма и прочих Буссенаров, потому что нет им качественной альтернативы. Мы же с Пузик предложим полноценный детективный боевик, что ценилось во все времена.
Наш роман, да еще на фоне фильма, просто обязан стать бестселлером. Это реально мое упущение. Те же америкосы выжимают из любой популярной темы максимум. Фильм, музыка, книга, комиксы и прочий мерч. Буду идти этим путем, хотя сложностей хватает. Здесь элементарной бумаги не хватает, хотя народ читает как сумасшедший. Для меня это просто бред. Но при правильных знакомствах все решаемо. Заодно обеспечу будущее друзей, чтобы их ни одна сука не могла тронуть.
Ну хоть на одной из первых электричек народу мало. Или дело в том, что на дворе декабрь? А то в мае или июне дачники бы оккупировали все места. Без шипов я по местным дорогам, тем более подмосковным, ездить побаиваюсь. Поэтому мы воспользовались универсальным транспортом жителей Подмосковья.