Найти газету проще простого. Их раздают бесплатно, они никому не нужны, и их выбрасывают на помойку. Я был не сильно ранен и без труда спустился на набережную. С реки дул сильный ветер. Можно громко матюгаться, никто не услышит. Здесь я встретил отца. Он ловил рыбу. Я спросил его: «Ну, и сколько поймал?» Он, не оборачиваясь, ответил «Пять». Так и не понял, что это был я.
С набережной зашел в подворотню и на подоконнике, возле консервной банки с окурками, нашел несколько газет. Почти свежие. Их принесли утром и сразу выбросили. Только одна пригодилась какому-то хулигану. Она валялась скомканная на маленькой кучке кала.
Моя газета могла бы также пригодиться, но мимо проходил я. Один шанс из миллиона, что подберу ее не для скучного дела, как тот хулиган, а чтобы использовать как путеводитель. Возможно, я первый и последний, кому пришло в голову слушаться газету. Кому еще придет такое в голову? Сколько молодых и старых погрязло в дерьме, а вокруг валялись бумажки, и на каждой что-то написано? Стоило лишь подобрать и посмотреть. Эти простые действия были бы началом. Если все потеряно, можно и в это поверить. Моя воля привела к смерти. Интересно посмотреть, куда приведет безвольная зассанная бумажка, которую ветер гоняет по подворотне.
Выйдя на улицу, заглянул в разворот. Свое объявление увидел сразу. Казалось, прошла вечность с тех пор, как я покинул бар «Капоне». На самом деле прошло около недели, пять дней. Рядом с моим объявлением была реклама гадалки Клары. Ее портрет в обрамлении пентаклей. Пышные волосы и пышная грудь. Она выглядела готично. Вот чего я хотел на самом деле.
Я хотел, чтобы кто-то предсказал будущее. Кто-то, кто знает в этом толк, сказал внятными словами, что делать дальше, а не подсовывал невнятные знаки, которые можно истолковать по-разному или никак.
Адрес был тот же, что у малолетки. Вершина первого холма. Первого холма я не боялся. Он не считается. Странным было то, что адреса одинаковые. Возможно, они соседи. Там полно офисов, район такой. Так что ничего странного.
Я пошел к ней через неделю, когда рана подзарубцевалась и я мог ходить не пригибаясь. Гадалка встретила запахом сандаловых палочек и тихой мистической музыкой. Женщина была зрелой и бывалой, хорошо сохранившей лицо и, особенно, грудь. У нее была огромная грудь. Гадалка выставила ее напоказ, и в широком декольте только соскам не хватало места.
Груди завораживали, хотелось на них смотреть и смотреть, как на уродство: излишество и переизбыток. Я без стеснения пялился на них, забыв обо всем на свете. Это было сродни гипнозу. Из многих мыслей в голове осталась одна: «Большие сиськи!»
Они колыхались, как волны Мирового океана. Подчиняясь грудям и усталости, присел на мягкую мебель.
Офис тот же, что у малолетки, но все по-другому. Исчез табурет, конторский стол. Всю советскую хлипкую мебель заменил мягкий гарнитур. Стол по-прежнему широк, но круглый и покрыт красной бархатной тканью с желтой бахромой, как у знамени Победы. Лампочка в абажуре – все красных тонов и пленит сладкими надеждами.
Груди смотрели на меня в упор, а я на них. Между нами образовалась прочная связь, такая прочная, что они спрашивали, а я отвечал. Очень хотел понравиться этим сиськам.
Узнав мое прошлое, гадалка достала карты, обычные игральные карты, засаленные и потрепанные, и принялась за мое будущее. Она пользовалась своими грудями умело, как малолетка пользовался вершиной своего холма, куда я карабкался и от усталости был покорным. Все они делали одинаково: пользовались своими вершинами, чтобы покорять лохов. В голове вспыхнуло сразу пять мыслей.
1. Она пользовалась своими грудями, чтобы отвлечь мое внимание.
2. Она гипнотизировала меня при помощи грудей.
3. Она пользовалась грудью, чтобы гадать. Наверное, поэтому все гадалки – женщины.
4. Она психоаналитик для бедных. Прибыль ее грошовая, зато клиентов миллион.
Последняя, пятая мысль, как вывод и красная клякса:
5. Она жила при помощи своих грудей, а без грудей она бы не жила.
Гадалка сказала, что мое будущее четко не обозначено.
– При всех раскладах светит тебе тюрьма.
Она сказала «светит» с таким выражением, будто от тюрьмы исходит свет и это очень хорошо, что она «светит». Дальше последовали комментарии.
Она рассказала то, что я сам знал, но боялся озвучить. В отчаянном положении я верил всему, что говорят другие. Не верил только себе. Я спросил:
– А какой самый лучший вариант?
– Самый лучший вариант, – сказала она, – никому не платить и ни с кем не договариваться. Сохранить что есть. Взять что дают.
– Это самый лучший вариант? – спросил я.
– Для тебя – да. Но для этого нужна смелость.
– Это карты так сказали?
– Да. Разве не видишь?
Я посмотрел. Там были карты.
– Ну ладно, – сказал я. – Спасибо. До свидания.
Встал, чтобы уйти.
– А деньги? – спросила она.
– Какие деньги?
Она удивилась, а я сказал:
– Что же вы такая ясновидящая, а не увидели, что я без денег?
– Потому что, – сказала она, – мне бояться нечего.
За ее спиной отворилась дверь, которая раньше вела на новый уровень, и оттуда вышли малолетка, его дебильный брат и кореш. Это было неожиданно. Я мог это предвидеть, но не предвидел. Кто-то воскликнул, не помню кто:
– О! Старый знакомый!
Они вышли по очереди. Последним вышел кореш. На него я не смотрел. Меня интересовал интерьер задней комнаты, где они прятались. Это был не туалет, а кабинет. Жалюзи на окнах, сквозь них просачивался солнечный свет. Кадр из фильма-нуар. Там почти в каждом кадре такая картинка: свет просачивается сквозь жалюзи и ложится ровными полосами на лица героев. Мне следовало бы сбежать, но я остался и сказал: «Это твоя мать?»
– Это его сестра, – сказал малолетка.
Он показал на кореша.
– У нас семейный подряд.
Я посмотрел на кореша. У него с сестрой было неуловимое сходство, не такое, что сразу бросалось в глаза, но было.
– Твоя сестра, – сказал я, – очень красивая женщина.
Сестре понравилось, губы ее дрогнули, щеки порозовели. Лицо кореша смягчилось.
– Я мог бы пригласить ее на свидание, – сказал я.
– У тебя денег не хватит, – сказал малолетка.
– Денег хватит. Я не говорю про сегодня. Завтра.
Мои слова гадалке понравились. Она посмотрела на своего брата. Брат посмотрел на малолетку. Получился треугольник с малолеткой на вершине.
Полчаса назад мне не хватало на проезд, а сейчас я заявлял, что имею деньги на ресторан. Малолетка посмотрел на гадалку, вернее, на ее грудь, и понял, что я на крючке.
– Ладно, – сказал он. – Ради таких сисек можно и горы свернуть.
Гадалка зарделась, кореш смутился, а я подумал: «Что за бред?»
Малолетний босс мафии, и у него в приспешниках трое взрослых людей. Двое здоровенных мужчин и одна зрелая женщина с феноменальной грудью. А я, непонятно за каким хреном, играю в эту игру, где у нас серьезные лица, потому что речь идет о деньгах. Все мы были странными, будто нас придумали для комедии и нарисовали в книжке комиксов для японских подростков. Я сказал: «Пацаны! А возьмите меня в банду!»
– Я уже говорил, – ответил малолетка. – У нас чисто семейный бизнес.
– Ну тогда возьмите в семью! – Я подмигнул Кларе.
Она выпрямила спину, и грудь стала шире. В декольте нашлось немного места для правого соска. Все смотрели на нее и облизывались.
Стать смотрящим за тюрьмой легче, чем смотрящим за хатой. Есть такая гусеница, «мертвая голова», с двух концов одинаковая. Одна голова настоящая, чтобы жрать, а вторая ложная, чтобы срать. Ложная голова – это рисунок на хвосте в виде человеческого черепа, нарисованный мастером логотипов для рекламы средства от тараканов. Странно, что у гусеницы на теле есть такой, слишком человеческий, символ. Ложная голова выглядит устрашающе, страшнее настоящей. Ложная для того, чтобы никто не подкрадывался сзади. Птицы и прочие враги ее боятся и облетают стороной.
Я стал такой мертвой головой. Ненастоящая и бесполезная вещь. Полная противоположность смотрящему и его команде. Они полезны для жизни. Злы, агрессивны и голодны. Держат власть в кулаке и подчиняют всех своей воле, а я, как мертвая голова, был мертвым. Без реакций и возмущений, нечувствительный к боли, бесполезный для жизни: толку от меня никакого, даже страха, любимой пищи паразита, не было. Так в хате меня признали сумасшедшим, потому что в здравом уме нормальный человек так себя не ведет. Нормальный человек боится, и страх толкает его на поступки. Стало быть, я был ненормальным и поступков не совершал.
Я был мертвой головой, и меня оставили в покое. Я только делал, ничего не делая. Посадил дерево, а дальше пусть само растет. И однажды, когда совсем потерял себя из виду и думал, что я не я, а кучка дерьма, вдруг услышал, как кто-то сказал: «Что ты делаешь?»
Кто-то обращался ко мне с вопросом, но я не понимал, что ко мне. Я сидел в хате дольше всех, даже Адвокат успел исчезнуть, так долго я сидел.
– Я знаю, ты что-то делаешь.
Этого человека я не знал. Кто-то из новых. Я давно перестал замечать линьку и обновления. Поклонник, Коба, Адвокат, Цыган давно покинули хату. Их места заняли другие.
– Ты со мной разговариваешь? – спросил я.
– С тобой.
– Ничего не делаю.
– Нет. Ты что-то задумал. Я вижу.
– Ничего я не задумал.
– Я вижу, ты прохаваный.
– Какой?
– Если ты сейчас начнешь говорить, то тебя послушают.
– Кто?
– У нас чаепитие. Будут нового смотрягу выбирать.
– И что?
– Было бы неплохо, чтобы тебя выбрали.
– Меня?
– Да. Я за тебя, если что.
– А что случилось?
– Ты гонишь?
– А где старый? Бурик?
– Давно уже нет.