— Эх, папироску жаль! Лучше бы ее в немецком окопе выкурил!
Глава 4Какой у него псевдоним?
Романцев вернулся в штаб часа через три. Старшина находился здесь же, старательно писал отчет. Увидев вошедшего капитана, аккуратно сложил листки в стопку.
— Задержанного доставили?
— Так точно! Может, мне его допросить, товарищ капитан? А то на вас как-то все навалилось…
— Ничего, — хмыкнул Тимофей. — Я двужильный, как-нибудь выдержу. Сам допрошу, а ты можешь здесь пока в сторонке посидеть. Опыта набирайся, Богдан! Расти тебе надо, потенциал в тебе вижу! Не все же время тебе финкой перед носом у немцев размахивать. На офицерские курсы направим. Я лично тебе характеристику напишу!
— Так пока я выучусь на офицера, война уже закончится, — невесело буркнул старшина.
— Еще повоюешь! Ладно, где там диверсант?
Выглянув в коридор, старшина выкрикнул:
— Дежурный, диверсанта к капитану!
Еще через несколько минут под присмотром сержанта Сорочана ввели арестованного. Лицо у него серое, озлобленное, от прежней наивности не осталось и следа. Было ясно, что перед ними сидел матерый враг. Искушенный. Хитрый. Хорошо подготовленный. Будет юлить, обманывать. Пытаться выжить.
Впереди ожидал интересный поединок.
— Садись, — указал Тимофей на табурет, отстоявший от стола на полметра. Никаких подлокотников и ничего такого, на что можно положить руки — пусть остаются свободными, подчас они говорят красноречивее всяких слов.
Арестованный присел, дисциплинированно положил ладони на колени.
— Давай начнем с главного, кто ты такой, в какой части служил, в какой должности и звании.
— Меня зовут Валерий Николаевич Федоров. Рядовой. Призвался летом сорок первого… Служил в автомобильном батальоне семьдесят восьмой дивизии. Призван из Липецка. Через месяц попал в плен. Меня расстреляют?
Романцев выждал многозначительную паузу: нужно разрушить всякую уверенность в благополучном исходе дела, сломать его волю. Пусть осознает свое никчемное положение с первой же минуты.
— Гарантировать ничего не могу. Сам знаешь, предателей у нас с цветами не встречают, твою судьбу решит военный трибунал. И как с тобой поступят, будет зависеть от того, насколько ты с нами будешь откровенен. А в докладной, в свою очередь, я отражу свое мнение, думаю, что его учтут… Там люди умные, понимают, что к чему. Ты хорошо меня понял?
— Да, — понуро прохрипел Федоров.
— Итак, мы тебя внимательно слушаем. Куда тебя направили после окончания Варшавской школы?
— Меня перевели в специальный лагерь под Краковом. Там я получил дополнительный инструктаж по разведработе в советском тылу. Там же мне дали документы, снаряжение, оружие, а потом, для окончательного инструктажа, направили в абверкоманду-102.
— Кто начальник абверкоманды-102?
— Обер-лейтенант Даллингер.
— До него был подполковник Гопф-Гойер?
— Он самый. Правда, я его не застал. Говорят, перевели на другой участок работы.
— Дополнительный инструктаж давал Даллингер?
— Да. Это он разрабатывал операцию.
— Где сейчас размещается абверкоманда-102?
— Близ Велички, на территории Польши.
— Где служит связник Антип?
— В семьдесят первой дивизии, — проговорил перебежчик, уверенно посмотрев в глаза Тимофею.
Романцев старался не выдать своего волнения.
— А точнее ты можешь сказать? Какой полк, батальон, рота…
— Обер-лейтенант Даллингер номер полка не называл. Только как-то обмолвился, что полк Антипа стоит близ села Златки.
Рядом со Златками в густом лесочке, спрятанный от случайного и заинтересованного взгляда, расположился сорок пятый отдельный инженерно-саперный полк. Бойцы проживали в землянках и блиндажах, построенных еще два года назад, когда планировалось широкомасштабное наступление.
Блиндажи были срублены из крепкого бруса, с большим знанием дела. Такие строения могут простоять не один год и способны выдержать авианалеты. Район был достаточно хорошо укреплен, первая и вторая оборонительные линии усилены долговременными огневыми точками, повсюду натыканы «ежи», эшелонированная оборона с минно-взрывными заграждениями и минными полями. В мае сорок второго никто даже не предполагал, что немцы предпримут здесь наступление, как, казалось бы, в самом неудачном для них месте — в лесостепной зоне, рассеченной глубокими оврагами. Натиск был стремительный и такой силы, что в первые же часы прорыва была смята первая линия обороны, а вторая, рассеченная на несколько частей, действовала хаотично, пытаясь хоть как-то противостоять напору.
А еще через неделю немцы двинулись дальше, замкнув поотставшие красноармейские части в Харьковский котел. Так что добротно срубленные землянки и блиндажи не были даже толком обжиты. По какой-то своей причине немцы тоже не пожелали их взрывать, а может, полагали, что когда-нибудь в них заселится повстанческая украинская армия.
— Как ты свяжешься с Антипом?
— Он должен подойти ко мне и спросить: я, случайно, не из Ярославля? Мой ответ: нет, я из Воронежа, отец у меня был из Ярославля.
— Не хитро… Тебе показывали его фотографию?
— Не показывали, — отрицательно покачал головой немецкий агент. — Обер-лейтенант Даллингер сказал, что он знает меня в лицо.
Варшавская разведшкола подготавливала агентов-разведчиков, радистов, до прошлого года она размещалась на бывшей даче Пилсудского в местечке Сулеювек, в двадцати километрах от Варшавы, но уже с год обосновалась в Нойгофе, недалеко от Кенигсберга. Разведшкола находилась в непосредственном подчинении штаба «Валли», руководителем которого был профессиональный разведчик подполковник Гейнц Шмальцшлегер, воевавший еще в Первую мировую, которого больше знали под псевдонимом «директор Геллер».
Эта разведшкола считалась одной из лучших — часто ее называли «академией» — и была ориентирована на разведывательную, контрразведывательную и диверсионную работу против Советского Союза. Именно сюда приезжали сотрудники немецких спецслужб для перенятия опыта в подготовке квалифицированной агентуры из советских военнопленных. Брали сюда не каждого, следовало обладать соответствующими способностями, выгодно отличавшимися от способностей прочих кандидатов. А значит, Федоров, несмотря на свою внешнюю тщедушность и внутреннюю слабость, сумел убедить профессионалов в своей нужности. Недооценивать его чревато.
— Этого недостаточно, чтобы выжить. Напрягись, вспоминай, — торопил Романцев.
Перебежчик задумался, острые мелкие зубы покусывали нижнюю губу.
— Вспомнил! Обер-лейтенант Даллингер как-то заикнулся, что связника после формирования поставили командиром отделения.
Нечего было думать о том, чтобы с участием перебежчика начать какую-то оперативную игру. Он провален окончательно. Даже если отыскать причину для его освобождения, то связник вряд ли в нее поверит и отыщет способ сообщить в абверовский центр о провале перебежчика. Значит, этого командира отделения придется искать как-то иначе.
— А с чего ты решил, что он должен будет к тебе подойти? — засомневался Тимофей. — Уж больно время неподходящее. Идет подготовка к перегруппировке дивизий, немцы тоже об этом могут догадываться. Повсюду усилено патрулирование, в местах расположения воинских частей проводится тщательная проверка документов, через КПП тоже просто так не пройдешь. На передовой тем более все очень строго: у входа в окопы, в переходах и у блиндажей — всюду стоят часовые!
— Здесь другое… Связник пойдет на контакт перед самой перегруппировкой основных частей. В это время многие ограничения будут сняты.
— Выходит, что этот Антип знает, когда будет перегруппировка армии? — припустил Тимофей в голос благожелательности. Пусть поймет, что для него не все потеряно, это подтолкнет его к большей откровенности.
— Да. В течение ближайшей недели, — поднял на него взгляд Федоров. В глазах блеснула надежда.
Романцев нахмурился. Информация о предстоящей перегруппировке подразделений подходила под гриф «Совершенно секретно». Несколько дней назад в три гвардейские тяжелые самоходно-артиллерийские бригады поступило на вооружение двести восемьдесят установок СУ-152, способных пятидесятикилограммовыми снарядами легко пробивать броню «Тигров» и «Пантер». Их предстояло передвинуть на позиции западного крыла армии. А сто двадцать штурмовых орудий СУ-122, пришедших еще ранее и тщательно укрытых в лесу, планировалось переместить на восточный край для сопровождения танков. Двадцать четвертый стрелковый корпус выдвигался на передние рубежи. А восемьдесят восьмой отдельный танковый полк подтянуть на передовую для совместного действия со сто двадцать первой гвардейской стрелковой дивизией.
В детали предстоящего передвижения частей капитан Романцев был посвящен всего лишь несколько часов назад, получается, что немецкий агент узнал об этом раньше, чем он сам. Следовательно, утечка информации произошла где-то на самом верху, не исключено, что на уровне высшего командования армии. Неужели в штабе предатель, снабжающий немцев оперативной информацией?
Хотя утечка могла произойти ненамеренно: кто-то ненароком обронил во время разговора фразу о возможной передислокации, ее совершенно случайно подслушал немецкий агент, а там он уже сделал верные выводы.
В предательстве может быть замешан рядовой из шифровального отдела, машинистка, писарь, курьер или еще кто-либо, кто, так или иначе, имеет доступ к высшим секретам фронта. Вычислить его за короткий срок будет непросто.
— И откуда ему это знать?
— Мне неизвестно.
— Цель встречи?
— В залесенный район Немировки планируется высадить десант, большую группу. Я должен передать Антипу, что ему надо подать им сигнал на посадку, три больших костра.
— Когда намечено десантирование? — спросил Романцев.
Федоров медлил, тянул время. Обдумывал ответ.
— Ну?! — громыхнул кулаком по столу Тимофей.
— В ближайшую среду, — немедленно ответил допрашиваемый, подняв на капитана перепуганный взгляд.