дставлял весьма удобную мишень: спина распрямлена, правая нога высоко заброшена. Тимофей плавно надавил на курок. Руку повело от отдачи вверх, а диверсант, будто бы споткнувшись, повалился прямо лицом на колючий валежник. Немилосердно взвыл, зарычал, разразился проклятиями и, крутанувшись на земле, пустил пулю точно в ствол, за которым успел укрыться Тимофей.
У подножия склона протекала узенькая речушка с каменными берегами и с дощатым помостом, уходившими на глубину: бабы полоскали здесь белье. К опорам была привязана лодчонка, покачивающаяся на быстром течении. Вот если он доберется до лодки, спустится вниз по реке, то далее его поиски могут усложниться, хотя раненым далеко он не уйдет!
Приподнявшись, диверсант, подволакивая ногу, заторопился к лодке.
— Отрезайте ему дорогу! — крикнул капитан.
Вскинув автомат, Щербак пальнул немного впереди уходящего диверсанта, срезав у его ног разросшиеся васильки. Диверсант отпрянул, а потом залег, всматриваясь в наседающих контрразведчиков, — выставил пистолет и терпеливо стал подыскивать подходящую цель.
Тимофей, размахивая пистолетом, побежал к реке, перекрывая возможный отход.
— Не дайте ему подняться!
Затрещали автоматные очереди, заставив диверсанта срастись с землей. В какой-то момент стрельба смокла. Гаврилов приподнял голову, чтобы осмотреться, и в этот момент подскочивший Романцев ударом ноги под самый кадык перевернул неприятеля на бок. Ухватившись за горло, тот долго не мог отдышаться. Тимофей, наклонившись, поднял выбитый из его ладони пистолет и терпеливо стал дожидаться, когда тот придет в себя.
— Крепко вы его, товарищ капитан, припечатали. Если отдышится, инвалидом будет.
— Здоровье ему ни к чему, — с усмешкой ответил Романцев. — Все равно скоро к стенке поставим. Главное, чтобы языком мог шевелить.
— Как бы вам взыскание не сделали, товарищ капитан, — серьезно проговорил старшина. — Уж больно он человек нужный!
— Пошути у меня тут… Остряк выискался!
Диверсант уже отдышался. Зыркал глазами на обступивших его красноармейцев. Из простреленной ноги на примятую траву обильно сочилась кровь. Побледневшее лицо выдавало сильную боль.
— Перевяжите ему рану, — распорядился капитан. — Нам его еще до штаба донести нужно.
Старшина проворно, как это делает только человек бывалый, привыкший иметь дело с бинтами, осторожно, чтобы не причинить излишнюю боль, разрезал брючину, осмотрел ранение и цокнул языком:
— Кажись, артерия перебита. Жгут нужно наложить.
Вытащив из вещмешка жгут, он умело перетянул бедро немного повыше раны. Затем аккуратно забинтовал ногу.
— Кажись, кость не задета, но пуля сидит глубоко.
— Ничего, потерпит, — сказал Романцев. — Документы!
Диверсант достал из нагрудного кармана красноармейскую книжку. Белая обложка была затерта до серости, как и полагалось неоднократно используемому документу. Оттиски букв правильные, не придерешься. Раскрыв книжку, Тимофей прочитал: «Старший сержант Осипов Александр Петрович». Перевернул страницу, внимательно осмотрел все записи. Все тайные отметки были на своих местах. Бумага заметно помятая, в некоторых местах разводы от влаги, кончики листочков слегка потрепанные, какие бывают только при долгом ношении в кармане. Скрепки тоже не подвели — из обычной проволоки, какими скрепляют красноармейские книжки.
Документ был изготовлен с большим знанием дела, на высочайшем уровне. На обычного диверсанта столько усилий не тратят, значит, его готовили к чему-то более серьезному, чем рядовая диверсия.
Бойцы уже принесли носилки, подогнали поближе грузовик.
— Где твои вещи?
— В каптерке, на скамейке лежат, — простонал диверсант.
— Миронов, принеси, — распорядился капитан.
Красноармеец скорым шагом направился в сторону банно-прачечного отряда. Еще через несколько минут он принес вещмешок.
— Тяжелый, — протянул он Романцеву. — Вы бы поосторожнее, товарищ капитан, вдруг там мина!
— Что у тебя в вещмешке? — посмотрел Тимофей на лежавшего диверсанта.
— Ничего особенного, — скривился тот от боли. — Личные вещи.
Тимофей аккуратно развязал тесемку и глянул внутрь. До самой половины он был заполнен пачками денег, стянутых тесемками.
— Личные вещички, значит, — хмыкнул он. — Хороши вещички!
Вытащив пачку купюр, внимательно пролистал. Деньги выглядели настоящими.
— Это сколько же здесь грошей-то будет? — ахнул из-за плеча старшина Щербак.
— Много, старшина, много, — протянул в задумчивости капитан. — Тебе за всю жизнь не заработать! А тут у нас еще что? — вытащил он небольшой черный мешок из холщовой ткани. Развязав его, увидел, что в нем лежали красноармейские книжки на разные фамилии. Вот только фотография в них была попавшегося диверсанта. В отдельной пачке, перетянутой жгутом, находились бланки командировочных предписаний, продовольственные аттестаты, удостоверения об освобождении по болезни, трудовые книжки, партийные и кандидатские карточки.
Тимофей внимательно пролистал каждый документ, пытаясь увидеть тайные знаки, что могли бы изобличить заброшенного врага. Но каждый документ был изготовлен добротно. Не придраться!
— Серьезно тебя готовили, как я посмотрю. Какое у тебя было задание?
— Мне нужно в госпиталь…
— Все вы жить хотите, как я посмотрю… Когда припрет! Помощь получишь в том случае, если ответишь на мои вопросы. Как ты связываешься со своим руководством?
— Я могу истечь кровью.
— Это не смертельно, не переживай, собаки, они все живучие, — процедил сквозь зубы Романцев. — Жду ответа!
На лбу диверсанта выступили крупные капли пота. Боль подтачивала его силы, отнимала волю к сопротивлению.
— Хорошо… Я скажу. Здесь неподалеку я спрятал рацию.
— Где именно? Ну? — поторопил Тимофей. — Назови точное место!
Было заметно, что диверсант слабел с каждой минутой. Разговор ему давался с большим трудом:
— Нужно идти прямо через лес. Дойдете до поваленной сосны, вот под ней я и спрятал рацию. Вы это место сразу увидите, там лежат срубленные ветки.
— Миронов, сходи и посмотри! Если рация там, неси ее сюда!
— Есть! — отчеканил рядовой и тотчас устремился в указанном направлении.
— Как твое настоящее имя? Звание?
— Кривошеев Савелий Федорович. Рядовой.
— Вас было трое, что ты знаешь о том человеке, что был в плащ-палатке?
В глазах диверсанта плеснула растерянность. Но уже в следующую секунду лицо перекосило от боли, смяв прежнюю оторопь, и теперь перед капитаном сидел опытный диверсант с невероятно развитой интуицией, переиграть такого непросто.
— Это не так, я был один.
— Не будем терять время, нам все рассказал твой приятель Седых, ты с ним учился в разведшколе. Вас троих посадили в один самолет. Он выпрыгнул раньше, а вы вдвоем полетели дальше! Если не хочешь сдохнуть, советую тебе быть пооткровеннее.
— О третьем пассажире я ничего не знаю. Но знаю, что он у командования на особом счету.
— Почему у тебя такие серьезные документы?
— Командование посчитало, что так будет правильно. В последнее время участились провалы. В руководстве решили перестраховаться.
— Тебя забрасывали к нам в тыл раньше?
— Да. Три раза.
Подошел Миронов, за спиной которого находилась портативная рация в ранце.
— Рация работает? — посмотрел капитан на Кривошеева.
Изрядно побледневший, нервно покусывающий губы и уже почти теряющий сознание, тот едва слышно произнес:
— Да.
— Давайте на носилки его — и в машину! — приказал Романцев.
Раненого Кривошеева определили в госпиталь, приставив к нему охрану из двух смершевцев. Выздоравливающие, узнав, кто лежит с ними в палате, лишь только хмурились и брезгливо морщились, но строгих автоматчиков обходили стороной. Только однажды двадцатилетний артиллерист, раненный в грудь, не без труда дотопав до его койки, процедил сквозь зубы прямо в обескровленное лицо:
— Еще не сдох? Не будь здесь охраны, так я бы тебя, гада, собственными руками добил бы! Вот такие, как ты, мою семью сожгли в Белоруссии!
В соседней палате лежали два раненых немца, попавшие в плен с месяц назад, оба молодые, каждому из них не более двадцати лет. Первый был ранен в голову, но, несмотря на сложный послеоперационный период, он активно шел на поправку, другому пуля попала в живот, но тоже оказался весьма крепким малым — после двух перенесенных операций уже расхаживал по коридору. Бойцы поглядывали на них с интересом. Нередко можно было наблюдать, как бывшие противники, сидя во дворе на лавочке, совместно раскуривали табачок и о чем-то разговаривали, мешая русские и немецкие слова. Идиллией здесь не пахло, но ненависть оставалась за порогом госпиталя. Иное дело диверсант, предавший Родину и поднявший оружие против соотечественников.
Так что охрана к Кривошееву была поставлена не напрасно. Задавили бы в первую же ночь! А терять такого ценного агента было нельзя.
Глава 14Шрам на левом боку
На следующий день Тимофей Романцев встретился с начальником военной контрразведки армии полковником Александровым и рассказал ему об изъятой у диверсанта крупной сумме денег и о хорошо изготовленных документах.
Александров выглядел усталым; лицо посерело, под глазами набрякли морщинистые мешки.
— Значит, на документах ты не увидел ни одного тайного знака? — в задумчивости спросил он.
— Ни одного! Все документы были сработаны просто идеально! Не придраться. Остановил бы я его для проверки документов где-нибудь на дороге, так ничего бы не заподозрил. Я ведь эти документы с последними инструкциями сравнил, все в точности, до последней запятой и точки!.. Даже в предписаниях, а ведь инструкции к ним мы в прошлом месяце получили.
— Не нравится мне все это, — все более хмурился полковник. — Может, где-то произошла утечка и последние инструкции с тайными знаками попали в абвер? Как думаешь?
— Не могу знать, товарищ полковник, — бойко ответил капитан.