– Здравствуйте, Лала, – сказал Рамиз и указал на стул. – Садитесь, говорить будем.
– Привет, начальник, – со вздохом сказала Лала, присаживаясь на стул. – А не надоело вам мучиться со мной?
– Лично мне – давно надоело, – признался он. – И будь моя воля, я бы и разговаривать с вами не стал.
– Кто же вас заставляет?
– Работа. Работа у меня такая, Лалочка, – преступников ловить.
– Я никого не убивала и не грабила, – сказала она, глядя за окно, где стояла душная осень, и пыльные ветки акаций едва колыхались в струях легкого теплого ветерка.
– Грабили, грабили, уважаемая. Государство грабили, – настаивал Рамиз. – Вы числились уборщицей цеха машинной обработки, однако на рабочем месте вас никто не видел. Между тем, вам исправно начислялась зарплата…
– Она вся на книжке, можете забрать.
– Заберем, заберем, не волнуйтесь, и побрякушки ваши заберем, – сердито сказал Рамиз. – На вашей квартире нами обнаружены золото и драгоценности на 50 тысяч рублей. Откуда они у вас?
– Выиграла по лотерейному билету, – нагло заявила Лала.
– Ваш брат знал об этих деньгах?
– Не трогайте Намика, ясно? – закричала она. – Он здесь ни при чем. Он меня до этого дня десять лет не видел!
– И сразу же схватился за пистолет?
– А вам-то что?
– То, что он совершил, квалифицируется Уголовным кодексом как попытка предумышленного убийства с применением огнестрельного оружия, статья…
– Какое еще убийство? – воскликнула Лала с деланным недоумением. – Он в воздух стрелял. И вовсе не в меня!
– А попал в вас!
– Не попал! – настаивала она. – Засудить вам его не удастся!
– Но профессор Ганбаров своими руками извлек из вас вот эту пулю, – Ахундов развернул бумажечку и показал комочек свинца.
– Какую пулю? – поразилась Лала. – Откуда?
– Из вашей груди! – загремел следователь.
– Из груди? – нимало не стесняясь, девушка распахнула халатик, внимательно осмотрела свою правую грудь, затем левую, обескураженно пожала плечами и запахнула халат. На теле ее не было видно ни единого шрама, пятнышка или родинки. Оно отливало матовой белизной и чем-то напоминало античные статуи. У Антона перехватило дыхание. Вид у Рамиза был подавленный. Он покосился на Ганбарова и, расстроенный, спросил:
– А вы что скажете? Может, отправить ее на экспертизу?
– Ни одна экспертиза не докажет, что у нее было пулевое ранение.
– Но ведь, у вас во во время операции были ассистенты, свидетели, они могут подтвердить, что вы ее резали.
– Сейчас они думают, что это была массовая галлюцинация.
– Что значит галлюцинация! – закричал Рамиз. – Галлюцинация может быть у одного, у двух, но не у трех десятков человек, которые ее видели раненой, истекающей кровью. Где ваши ассистенты, где медсестры? Я допрошу их всех, и мы выясним, была ли она раненой или просто прикидывалась! – он взял профессора под руку и решительно повел из кабинета.
Лала и Антон остались одни.
– Теперь я, кажется, начинаю понимать, как вы сводите с ума мужчин.
– А у мужчин, известно, мозги жидкие, – парировала Лала.
– Тогда стоит ли тратить на них время?
– Ну, этого добра у меня навалом!
– Какое сегодня число? – спросил он по-итальянски, пристально гляди ей в глаза.
Против его ожидания Лала никак не отреагировала на эти слова.
– Как вы себя чувствуете?.. Вы меня понимаете? – продолжал спрашивать Антон.
Лала фыркнула и спросила:
– А попроще вы не можете?
– Вы не понимаете меня?
Она мотнула головой.
– Или не хотите понимать?
– Я не знаю по-заграничному.
– Это итальянский язык.
– Красивый.
– Я думал, что вы умеете разговаривать по-итальянски.
– Кто вам это сказал?
– Вы сами.
– Шутите.
– Нисколько. Несмотря на ваше чудесное исцеление, десятки людей могут подтвердить, что в вас стреляли, что вы были тяжело ранены, что лежали в реанимации, что бредили, но почему-то не на своем языке и не на русском, а на итальянском. И экспертиза может доказать идентичность вашего голоса с записью. Включить?
– Включите, – сказала она, улыбнувшись.
Антон нажал кнопку диктофона. Раздалось шипение ленты. Затем тоненький, козлиный голосочек запел:
Хэппи бефдэй ту ю!
Хэппи бефдэй ту ю!
Хэппи бефдэй, хэппи бефдэй,
Хэппи бефдэй ту-у-у ю-у-у!
Затем голосок омерзительно хихикнул, и понеслась бойкая танцевальная музыка. Антон нажал кнопку остановки ленты, но магнитофон продолжал играть, с каждым нажатием меняя мелодию. Он исполнил «Паромщика», «Лаванду» и уже завел было «Белую ночь», когда Антон расколол его крепким ударом ладони. Посмотрев некоторое время на разбитый корпус казенного аппарата, он отложил его в сторону и старательно улыбнулся.
– А здорово вы его…
– Это вы его, – с самым невинным видом поправила Лала. – А я здесь ни при чем.
– Не бойтесь, разбитый магнитофон я на вас не повешу, – усмехнулся Антон. – И я лично считаю, что вы в этой истории с притоном и в самом деле ни при чем. Вас ведь туда насильно завезли?
– Сама поехала, – невозмутимо заявила Лала, – я в жизни никому не врала и вам не собираюсь. Что было, то скажу. Сама я туда напросилась, а зачем – это не ваша забота.
– Согласен, не моя, – Антон махнул рукой и достал из пиджака несколько фотографий. – Вот, взгляните, вы знаете кого-либо из этих людей?
Лала рассеянно перебрала снимки и отрицательно покачала головой.
– Ну хорошо, а конкретно, вот этого вы видели когда-нибудь?
Лала пригляделась к фотографии мотоциклиста.
– Этого, кажись, видела. Во сне. Ну и что? Мало ли что может присниться? Какое вам до этого дело?
– Этот человек три дня дежурил у одного посольства за границей. А потом в машину посла оказалась подложенной бомба. При ее взрыве погибли тринадцать человек. Теперь вы понимаете, почему нам так важно знать, кто этот человек?
– Бернарда… Бернардана… тьфу ты! У меня от этих имен язык сводит! – в отчаянии воскликнула она. – Ну, снятся они мне иногда, что я теперь могу с собой поделать?!
– Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, – тихо, но настойчиво произнес Антон. – Вам о чем-нибудь говорят эти имена: Рикки, Тома, Браво, Маскино…
– Маскино? – встрепенулась Лала.
– Да, Мас-кино. Иногда его называют Кавалер, иногда – Лучо…
– Лучо она любила, – тихо сказала Лала.
– Кто?
– Девушка, которая мне иногда снится. Иногда мне кажется во сне, что я – это она. Я бываю с ней везде, говорю от ее имени и все понимаю… а когда просыпаюсь – сразу же забываю.
– Интересно, – Антон отчаянно почесал в затылке. – Чем, скажите, она сейчас занимается?
– Откуда я знаю? Мне надо заснуть. Может быть, тогда она мне снова приснится. А может быть, и нет.
– Вам она снится не всегда?
– Когда она, когда что-нибудь другое.
– Вы не контролируете сновидения?
Она не поняла. – Ну, скажем, можете вы пожелать, чтобы вам приснилась не она, а кто-нибудь другой, скажем, я!
– Избави бог, – сказала она, смерив его ироничным взглядом.
Мужчин ей хватало и наяву.
– Ну, а еще кого-нибудь из них ты можешь вспомнить? – подсев поближе, Антон взял ее за руку и неожиданно для себя крепко сжал, глядя девушке в глаза. У нее ведь еще есть подруги, знакомые?
– Не знаю… – пробормотала Лала, пытаясь припомнить что-то из разрозненных обрывков сновидений, мелькающих в памяти. – Подруг у нее нет, знакомые… разве что Норма?
– Норма? – заинтересовался Антон. – А фамилия?
– Не знаю. Какая-то иностранка. Наверное, англичанка. Такая толстая, лет под сорок, крашеная, в очках…
Антон непроизвольно потер свою шею.
– Вот-вот, и бородавка на шее, – оживилась Лала. – Вы ее знаете?
Антон многое слышал о ней. В своем ведомстве Норма Уайлдер (кличка «Шейм», агентурный индекс 132212) также считалась одним из лучших специалистов по Италии…
«Ну чего, чего, спрашивается, ты надулся? – удивлялась Лала. – Что я ему такого особенного сказала?»
«Ты не должна была открывать ему свою тайну!»
«Но ведь это не твоя тайна, а моя. Про тебя-то я ему ничего не сказала. А могла бы. Хотя тогда он подумал бы, что я психушка. И так, наверное, подумал…»
«Напротив, он отнесся к твоим словам очень серьезно. Сразу связался с Москвой, стал выяснять про этого коротышку, и про Лучо, и про всю их компанию. Их сейчас уже ищут по всей Европе».
«Вот и прекрасно. Давно пора было их найти!»
«Да ведь их давно уже нашли! – в раздражении воскликнул резидент. – Я, по-твоему, чем занимался? Их должны арестовать со дня на день. Этим уже занимается и Интерпол, и полиция, и разведка. Я всех предупредил. Даже сообщил в газеты».
«И все равно приятно, что нашелся хоть один человек, который отнесся к моим снам серьезно.»
«Значит, меня ты не считаешь человеком?» – с горечью думал резидент.
«Но ведь ты и сам не хочешь, чтобы я тебя увидела».
«Я боюсь, что я… тебе не понравлюсь», – смутился он.
«Какой ты смешной! Понравлюсь – не понравлюсь! – удивилась Лала. – Ведь мы друзья, правда? А разве друг обязательно должен быть красивым? Главное, чтобы он был настоящим другом».
Соседки по палате глядят на нее настороженно. Кто ее знает, что еще натворит эта женщина? Лежит себе, бормочет что-то под нос, вглядывается в какую-то точку на потолке, куклу в руках вертит, будто разговаривает с ней, улыбается – чокнутая, да и только.
Бедный, глупый «бабушка» (однажды она выспросила, как его раньше называли, он и проговорился), такой усталый и закомплексованный (это новое слово она узнала недавно от своей подруги Гретки). Ни днем, ни ночью нет ему покоя, все-то ему нужно знать. Ночами он подключается к телебашне и ловит новости со всего света, днем на спутниках пролетает в поднебесье, пытаясь одновременно побывать в десяти местах. Возвращаясь, он рассказывает ей обо всем, что видел: война, пожары, землетрясения, извержения, наводнения, цунами… Лала кивает головой. Людей ей, конечно жаль. Но ведь людей и так много. Куда больше она переживает из-за безжалостно расстреливаемых китов, хищнически истребляемых осетров, последних из оставшихся белых журавлей.