Но ударил и Рандметс, националист коварный и мстительный. Неизвестные лица пытались прорваться в дом к Яану Мугуру под видом гостей, но были задержаны бойцами народной защиты, у «гостей» изъяли автоматы. Главарь остался с жалкой горсткой бандитов, которых уже не мог выслать даже на связь. Чекисты чувствовали, что наступает звездный час Эрики.
Но она получила лишь краткую записку, подброшенную в почтовый ящик с толстой пачкой сторублевок и золотым медальоном:
«Рихо ценит твою верность. Если он будет жить, ты не пропадешь. Если через месяц не получишь от него известий, смело носи этот медальон. В нем самое дорогое для меня — материнский портрет. Обещай с ним не расставаться. В Таллинне тебя найдут мои друзья».
И пока разгадывали смысл этого уведомления, чекисты подбирались к последнему логову Рихо Рандметса.
Раймонд Пикк, он же Пинн, он же эсэсовец и полицай Лахт, узнав, что десяток связников банды готовы ради спасения своей жизни выдать его, что примерные координаты бункера известны леснику, заявил о своей готовности повести к нему чекистов.
— Ты затеял комбинацию, — сказал Грибов Паулю Мюри, — тебе и главаря банды брать. Хорошо бы живьем, да тот не сдастся, у него один конец — вышка. Завтра какое число?
— Двадцать восьмое.
— Значит, двадцать девятого возьмешь Рандметса. Между прочим, если придержимся плана операции, тридцатого приглашаю всю группу в Выруский дом культуры — цирк на колесах, Ивар Йыги — акробат, эксцентрик, единственный в республике тройное сальто делает. Идет?
— Идет. После нашего тройного сальто легче будет оценить чужое.
Момент для окружения бункера выбрали самый что ни на есть удачный. Рандметс и его люди, лишенные почти всех связников и снабжения извне, вынуждены были предпринять отчаянную дальнюю вылазку за провизией. Ограбили магазин в Канепи и убрались в свой бункер, не успев замести следы. Аверкиев сообщил Мюри, что в ночь на 29 октября его солдаты сидели буквально «на пятках» бандитов, но наткнулись на трудно проходимый лесной участок и ожидают уточнения «адреса».
— Группу поведет знаменитый Санников, — представил он веселого дерзкого на язык офицера. — Великолепно знает местность, обладает природной интуицией и быстротой реакции. Добавьте координаты, лейтенант, и считайте бункер взятым!
— Чтобы добавить вам координаты, — вздохнул Пауль, — десятки чекистов и сотня добровольцев из народной защиты работали полтора года. Адрес получите, товарищ капитан.
Пока проводилось оцепление местности, двигались к бункеру и чекисты. Двигались тремя группами. Проводником одной шел Раймонд Пикк-Пинн-Лахт. Проводниками двух других были лесник Каарел, хозяин явочного хутора Арво Ваал и трое схваченных бандитов. В случае, если при вхождении в лесной массив все три группы сойдутся, можно было считать, что все участники верно показывали путь.
Мюри взял под свой контроль Лахта, частые перепады его настроения внушали тревогу. Перешли вброд реку, пересекли заросли кустарника и повернули в лес. Мюри почувствовал вдруг нервную напряженность бредущего рядом Лахта.
— Вы думаете, что, если Рандметс ударит нам в тыл, он пощадит вас? — резко спросил Пауль.
Раймонд резко протянул руку к правой кромке леса. Через полчаса три группы встретились.
Санников доложил, что двойное оцепление леса и бункера завершено:
— Сами загнали себя в мышеловку, гитлеровские оборотни!
Предложение руководителя опергруппы Мюри сдаться и бросить оружие утонуло в шквальном огне, открытом из ложбинки со стороны бункера. Бандиты отстреливались отчаянно, били из пулеметов, бросали гранаты. Санникова обожгло в плечо, он рассвирепел, попросил по рации «добро» на штурм бункера.
— Спроси у Первого, — ответил Аверкиев, имея в виду руководителя опергруппы, — может, ему главный оборотень живой нужен.
— Живой он не выйдет, — Мюри разрешил кончать операцию.
Комья земли, раздираемой минометным огнем, взметнулись к кронам деревьев. Трое оставшихся в живых бандитов бросились кто куда. Последним со связкой гранат выбрался из лаза тощий, гигантского роста человек с перекошенным в страшной улыбке лицом.
Глубокой ночью 30 октября 1949 года завершилась длительная борьба чекистов с одной из опаснейших банд — опоры иностранных разведок в Эстонии.
В поселок Вериора, где чекистам был подготовлен ночлег, они вернулись под утро. Грибов подробно расспросил, не найдено ли в одежде убитых бандитов или вокруг бункера записок, знаков, указывающих на связи с резидентом иноразведки. Но только в кармане полушубка Рандметса, в полуобожженном спичечном коробке, Мюри обнаружил лоскуток афиши с извещением о концерте для работников леса в Выруском доме культуры 30 октября. Можно было предположить, что обрывок афиши послужил бандитам для закрутки.
Грибов сдержал слово и повел товарищей на концерт. К тому же опергруппа получила свободный день. Вместе со всеми шумно аплодировали столичным певцам, музыкантам. А когда на маленькой клубной сцене появился веселый человек с ярко-оранжевой копной волос и продемонстрировал свое знаменитое тройное сальто в воздухе, в зале раздались грохот, шумное одобрение, крики «Еще, Ивар!»
Ивар Йыги закончил свое выступление каскадом разнообразных фигур в партере и воздухе. Разгримировался, отправился в местную школу, в которой приезжим артистам отвели класс под ночлег. Взял у школьной уборщицы ключ, спросил, не интересовался ли им кто-нибудь, нет ли для него письма.
Через несколько дней он возвратился вместе с концертной бригадой в Таллинн. Поднялся в свою крошечную квартиру На улице Сяде. Просмотрел свежую почту, ничего нового для себя не нашел. Подсел к маленькому столу и набросал:
«Улыбка — Бриджу. Выступление в Выру прошло очень хорошо. Огорчило отсутствие среди зрителей вальщиков леса с дальних делянок. Они навсегда потеряны для искусства. 1949, осень».
Вышел из дому, лениво продефилировал по улицам Нижнего города и углубился в кварталы небольших деревянных домов. Толкнув чуть слышно пискнувшую калитку, направился к флигелю.
В маленькой прихожей его встретил крупноголовый, чисто выбритый человек в больших роговых очках. Он пожал гостю руку и завел в свою комнату, большую часть которой занимал огромный письменный стол, заваленный книгами и бумагами.
— Что нового, господин Йыги?
— Все по-прежнему, господин Суве. Вернулся из Вериора…
Хозяин сдвинул брови.
— Я много раз просил не называть меня так.
— Пардон. Но когда приезжаешь в провинцию и вместо встреч с нужными тебе людьми слышишь стрельбу и разговоры о покойниках, можно и обмолвиться, господин Яласто. Вы замечаете, какой бы адресок вы мне ни вручили, жившие по этому адресу люди выбывают на кладбище. Я начинаю думать, что вы принимаете меня за прозектора или взломщика гробов.
Хозяин квартиры медленно набил трубку табаком, умял его.
— Вот как? — наконец отозвался он на сообщение Йыги. — И вы уверены, что все они переселились в вечность?
— На девяносто девять процентов уверен, — ответил Ивар.
После затянувшейся паузы хозяин любезно заметил:
— У меня для вас припасена и приятная новость, господин Йыги. На сей раз вы получите адрес, откуда жильцы столь быстро не выбывают. Наши общие знакомые сообщили, что крайне заинтересованы в привлечении к делам фирмы вашей довоенной невесты. У нее богатые связи в министерских кругах и вообще… Вам придется возобновить с нею контакты. Надеюсь, я порадовал вас?
— Невеста? — улыбнулся Ивар, и его озабоченная маска на лице вдруг уступила место лукавству, едва сдерживаемому смеху, из пронзительно зеленых глаз заструились веселые огоньки. — У меня их было две, мой старший друг. Какая же из них привлекла внимание наших общих знакомых?
— Эстер Тийвел. Ее дача находится в Пирита, и большую часть года она проводит там. Первый визит к ней мы нанесем вместе. Вы представите меня как родственника.
Ивар дал волю смеху. Яласто изумленно смотрел на него.
— Эстер Тийвел! — слова с трудом пробивались сквозь одолевший акробата хохот. — Невеста клоуна… Ха-ха… предпочла коммерсанта… Хо-хо… Страсть как любит знаменитости… Мы непременно к ней съездим оба, любезный господин Яласто.
Его собеседник пожал плечами, склонился над записной книжкой. В ту же секунду смех слетел с лица Ивара Йыги, взгляд блеснул металлом.
Первый раз за много дней он не смог уснуть. Не подействовало и снотворное. Встал, набросил на плечи халат, сел за стол. С ленцой вывел несколько фраз:
«Улыбка — Бену-младшему. Из Эстонии. Надеюсь, Бридж передает Вам мои приветы. Антракты означают, что партнер в застолье (радист) не гурман (слабой квалификации). Путевые наблюдения. В мире прекрасного побеждает общепринятый метод. В пьесах А. Якобсона интеллигенты разоблачают друг друга, у А. Хинта рыбаки разоблачают бывших владельцев промыслов. Мои планы. Наносить визиты невесте для встреч с интересными людьми и вкушения блюд английской кухни, которая навсегда и притом бездарно потеряла своего багрового повара (Тыниссона)».
Перечел, хотел уж было нырнуть в постель, задумался и снова взялся за перо:
«Улыбка — Дедушке. Срочно сообщите все данные моей довоенной невесты Эстер Тийвел. Дизайнер. Таллинн, Пирита. Особенно о деятельности в период войны. Эстония, осень 1949».
Версии и легенды
— Два с лишним года испытанные чекисты бьются над разгадкой этих таинственных планетных чертяк и дисков, а просвета не вижу.
Полковник Дмитрий Таевел, проводивший оперативное совещание сотрудников отдела, поглядывал то на подчиненных, то на лежавшее перед ним распоряжение министра.
— Что, у этой Тесьмы или Диска — проколов нет? — с досадой спросил он. — Есть у кого-нибудь своя версия, хотя бы о происхождении кличек? Грибов, Мюри!
Пауль покраснел. У него сложилась версия. Но вот метод ее проверки, который чекисты окрестили «ложной миной», казался ему схожим с уловкой забывчивого школьника, подменяющего умножение двух цифр их многократным сложением. Чтобы не вы