Порылся в кармане, достал хрустящую бумажку, развернул ее.
— У меня решающие дни, — задыхаясь, шепнул Йыги. — Если вы даже простой связник, вы знаете, что я должен мчаться к Яану.
— У меня тоже решающие дни, Йыги, хотя я и более мелкая сошка. Я не хочу рисковать собой.
— Меня найдет здесь милиция… или случайный прохожий.
— Надеюсь, вы подержите язык за зубами… если вы наш?
Он разжал клинком сомкнувшиеся зубы Йыги, всыпал между ними порошок.
Убедившись, что его пленник заснул, Килп выбрался из подпола.
Проснулся Ивар оттого, что руки женщины грубо хлестали его по щекам, тонкая струйка воды стекала из чайника на его лицо, шею.
— День? — язык не двигался. — Какой день?
— Килп уехал шесть часов назад, — всхлипнула Лонни Мартсон, — по приказу какого-то Планетного Гостя. Я не знаю, куда. Я всюду вас искала. Йыги, они не убьют моего мальчика? Я не опоздала?
— Не знаю, — он дернулся. — Развяжите меня.
— Слушайте, Лонни. Жизнь вашего чада — в ваших руках. Что вам приказал Килп?
— Отнести эту записку, оставить под булыжником…
Он жадно впился взглядом в смятый бумажный лоскут. К счастью, текст был открытым:
«Тесьма — Планетному Гостю. Совет друзей получили. Физик самим богом нам ниспослан для спасения движения. Братья, вопреки сомнениям Диска, решились избрать наш приход. Яан колеблется в выборе объекта. Выезжаю в район действий с задержкой на день из-за необходимости ограничить самостоятельность действий Улыбки. Пока научные контакты ученых Эстонии и шести республик воспеть не удалось».
Генеральная репетиция
Особой дружбы с Самуэлем Цернаском, с лесником, Ааре Казеорг никогда не водил. Тем более было удивительным, что Цернаск зачастил к старику. Несколько странным было и то, что в свои короткие наезды Цернаск стал интересоваться личной жизнью Ааре, его братьями, его довоенными друзьями. Казеорг сообщил об этом «прорабу», который на следующий день передал старшему лесничему набор цветных открыток с аргентинскими пейзажами и попросил к очередному визиту Цернаска выставить их на видном месте рядом с письмом Хиндрихсона. Старик все это проделал добросовестно, даже оставил Самуэля на несколько минут одного в комнате, и по раскрытому письму понял, что Цернаск в него заглядывал.
Дальше уже пошло легче. Цернаск стал намекать Казеоргу, что можно хорошо заработать, надо, мол, только найти кормушку, у него есть люди смелые и находчивые. Казеорг делал вид, что не понимает смысла сказанного, хотя и ему и чекистам стало ясно, что Цернаск связан с бандитами.
Наконец в присутствии Цернаска была разыграна интермедия между лесничим и «прорабом», шипевшим из-за задержки на полторы недели зарплаты рабочим. «Всему лесхозу задержали, не только вам, — пояснил Казеорг. — Шестого июня банк, говорят, произведет выплату».
Было решено задублировать обе легенды — и о письме Хиндрихсона, и о дне выдачи зарплаты — для сведения банды Роотса.
— Нет у нас гарантии, — добавил Мюри, — что Цернаск связан именно с Роотсом. Давайте пригласим кассиров других учреждений в банк на шестое, оповестим их телефонограммой. Наконец, аппетит Роотса «подогреет» наш бункер.
— Роотс хитер, — заметил заместитель министра Чернышев, прибывший в уезд. — Откуда у засевшего в бункер ученого может появиться информация о дне выплаты зарплаты рабочим лесхоза?
— Пусть тогда Вяртмаа, — нашелся Анвельт, — будет назван Роотсу как сбежавший рабочий лесхоза.
— Это уже лучше, — Чернышев побарабанил пальцами по оконному стеклу. — Ну, и как запасной вариант? Если не ошибаюсь, старший из братьев Оясоо работает в каком-то тартуском стройуправлении. У нас есть еще время. Переведите его в лесхоз, и вот вам возможный источник информации для младших братьев, а через них — для бункера Энделя Казеорга.
Дольше пришлось провозиться с составлением убедительной легенды по поводу письма коммерсанта. Ради чего, собственно, аргентинские переживания Хиндрихсона отец будет пересылать сыну в бункер? Возникло остроумное решение: коммерсант знаком не только с Ааре, но и с его братом в Швеции, переписывается с тем. Вполне естественно, что Тобиас мимоходом указывает ему в письме на примере Хиндрихсона, как плохо не иметь протекции в западном мире.
— Что-что, а поучать бизнесмены любят, — аргументировал Анвельт.
Приготовления к встрече с Роотсом шли и в бункере «Дубль-Э», как шутливо называли его чекисты в честь обитателей бункера Энделя и Эльмара. Физик и чекист стремились предусмотреть все возможные варианты. Яан Роотс через своих доверенных людей уже дал согласие на переговоры с Казеоргом, но потребовал, чтобы условия встречи были оговорены им и чтобы более одного лесного брата вместе с физиком на встрече не присутствовало. Но Яан их на этот раз перехитрил. Когда Эльмар и Эндель вышли в полночный час умыть лицо и руки, на них набросились несколько человек. Они скрутили их, заткнули им рты, пронесли с километр, втолкнули на заднее сиденье легковушки, ожидавшей на лесной дороге, и та помчалась, подпрыгивая на корневищах деревьев. Потом машина остановилась, сидевший с водителем человек распахнул дверцу, выскочил, его место занял другой.
— Я Роотс, — сказал он. — Прошу извинить за меры страховки. Сейчас вас развяжут. Кто из вас Эндель Казеорг?
Они разминались, ворочались, жадно вдыхали лесные запахи.
— Я Казеорг, — сказал, наконец, Эндель. — Прошу больше таким образом не шутить. Ваши люди оставили следы борьбы у бункера. Оставляйте их, если вам нравится, у своего убежища, господин Роотс.
— Хорошо, — покорно согласился Роотс. — Следы будут затерты. Я хотел бы знать ваши намерения. Но, если помните, мой посланец предупредил, с чего я хочу начать нашу встречу. Случайно ли ваше имя связывают с исчезновением Хиндрихсона? Зачем молодой ученый сбегает из университета?
Эндель достал из кармана куртки письмо дяди. Водитель посветил фонариком, Яан внимательно прочел послание Тобиаса, раз и другой, долго разглядывал конверт, медленным движением вернул его Казеоргу.
— А что, — с любопытством вдруг спросил он, — вы и впрямь похитили какие-то расчеты, чтобы передать их англичанам?
— Не собирался, — отмахнулся Эндель. — Дело обстоит проще. Кто-то позарился на мое место, анонимка. И вообще, господин Роотс, — жестко сказал он, — мы будем воевать за интересы своего народа, а не чужого! Я нахожу в себе силы помочь нашему движению — только поэтому я ушел из науки. Вы способны это понять?
После долгого молчания Яан Роотс сказал: «Да».
Они обсудили многое. Роотс спросил, как мыслят себе друзья Эстонии переброску их и соседней лесной группы на острова, кто обеспечит их переправу через пролив и есть ли вообще в этом смысл. Эндель пояснил, что сейчас изучает эти возможности, действия на островах будут кратковременные. А Загранцентр обещал прислать катера. «Браво! — отметил Роотс. — Катера — это вещь… Если не надуют, как бывало». Когда речь зашла о директивах резидента, Роотс твердо заявил, что не бросит своих последних людей на схватку с милицией или батальоном народной защиты. Он сам заговорил о лесхозе, как о более легком, но достаточно эффектном наказании местного большевизма, но сомневался в достоверности данных своего связника.
— Об этом больше меня знает Херберт Йоала, — Эндель небрежно кивнул на своего спутника. — Вместе учились на младших курсах, потом его вышибли, работал на ряпинаских делянках.
Шофер осветил его лицо фонарем, Эльмар залепил ему оплеуху, тот ругнулся, Роотс хохотнул.
— За что тебя вышибли, парень?
— Пристегнули к делу о порнографических открытках. А насчет лесхоза, я так скажу, Энделя на это дело не очень тянет, он у нас чистоплюй. Но полмиллиончика для нашего лесного братства, пока мой друг не отоварился в шведском банке, будет как раз. Старший из братьев Оясоо подтверждает дату, шестое июня.
— При чем тут старший? — настороженно спросил Яан.
— Олава перебросили в Ряпинаский лесхоз.
Вмешался Эндель.
— Собственно, я не против этой вылазки, — пояснил он. — Но пусть люди говорят не об уголовщине, а о политическом акте.
— У нас для такой политической демонстрации, — сказал Роотс, — недостает пустяка: армии. Кто нам обеспечит тылы со стороны деревни и со стороны озера? — На него вдруг нахлынуло острое чувство беспокойства, подозрительности: — Кто проверит, нет ли засады в доме?
— Засады — это моя забота, — разъяснил Вяртмаа. — Моя и моих людей. Оясоо уверяет, что уже сколотили отряд, он перекроет обе дороги к лесхозу.
— С Оясоо я встречусь, — хмуро пообещал Роотс. — Кажется, всё. Извините, что обратно вам придется пешком. Не будем дразнить гусей. Итак, шестого июня, в восемнадцать часов.
До бункера они шли молча. И только спустившись в свое жилье, Эльмар сказал:
— За такой зевок мне пять нарядов вне очереди полагается. Надо же — вдвоем вылезать из бункера!
— Но если бы не твой зевок, — возразил Эндель, — не было бы и встречи.
Роотс сумел разыскать двух братьев, которых его люди доставили к берегу Чудского озера.
— Ты пойдешь со мною? — спросил Яан у Арво.
— Так, — сказал Арво.
— Так, — повторил Айвар.
— Вы сможете перекрыть дороги?
— Сможем, — сказали братья.
Роотс заходил, вдруг яростно бросил:
— Если что… и дом сожгу, и мать.
— Не надо так с нами, — сказал Арво.
— Не надо, — повторил Айвар.
Подобной атаке подвергся на другой день и сам Роотс. Роберт Килп, который встретился с ним на краю болота, потребовал ударить разом по лесхозу и исполкому волостного Совета. В ответ на все уговоры Килпа, на все его напоминания о принесенной клятве главарь банды отвечал только одно:
— У меня не армия, у меня всего полтора десятка человек, и я каждым дорожу.
Пряча скрытую ненависть к этому мужику, вообразившему себя эстонским фюрером, Килп предложил:
— Если уж брать штурмом лесхоз, то с фейерверком, Роотс, чтоб пол-леса сгорело.