– Нужно вернуться к тому скальному образованию, – говорю я. – Туда, где лабиринт из валунов ведет к большой столовой горе.
– Рез, – говорит Муха, – так ведь мы же…
– Знаю, – перебиваю я.
Правда знаю. И Муха помнит, что с ним случилось. Но мы на этот раз будем куда осторожнее. На этот раз все пройдет по-другому, потому что мне нужно проделать путь до конца и добраться до этой столовой горы.
– Нам надо вернуться.
– Ну ладно, Рез, – уступает Муха. – Если ты так считаешь, то я с тобой. Мы же команда.
– Спасибо, Муха. Ты хороший приятель.
– И ты тоже, Рез, – отвечает Муха.
Долгая поездка
Дорога до скального образования долгая, но я еду как могу быстро. Проходят дни, проходят ночи. Снова и снова красновато-желтое небо чернеет и снова озаряется светом. Стараюсь останавливаться реже – лишь когда cовершенно необходима подзарядка.
Всякий раз на стоянках я вспоминаю Ксандера и Ранию, как они по ночам уходили домой. Вспоминаю, как Ксандер шутил и называл меня приятелем. Как задерживалась допоздна Рания, как зевала, как созванивалась с мамой и Комариком.
Надо найти для них что-нибудь.
И я двигаюсь дальше. Иногда скольжу по мягкому песку, что искрится в косых лучах солнца, а иногда со скрипом продвигаюсь по каменистым неровностям в тени далеких гор.
Бум-бум-стук. Вжж-вжж-вжж. Я еду и еду, а ветер хлещет меня по бокам. То и дело я снова слышу тот свистящий звук, но больше не записываю его. Теперь я двигаюсь за ним.
Его источник неизменно вдали. Не дает отследить себя, ускользает.
Еду дальше, к нему. К скальному образованию.
– Похоже, – говорит Страж, – Центр управления сбит с толку нашими действиями. И я их понимаю.
– А еще им понравился образец камня, который я добыл у горы, – не уступаю я. – Логично предположить, что дальше, в лабиринте, можно отыскать более ценные образцы.
– Мой долг напомнить тебе об осторожности, – говорит Страж. – Со своей орбиты я вижу, что местность, по координатам которой ты сейчас направляешься, не особо гостеприимна. Не хотелось бы, чтобы ты снова застрял.
– Не пропаду.
– Очень надеюсь, что ты сознаёшь все риски, – говорит Страж.
– Ты сказала «надеюсь»? – уточняет Муха.
– Чтоб мне рухнуть! Да, сказала. Это вы двое на меня так плохо влияете.
– А может, напротив, хорошо? – спрашивает Муха. – Мерцай, мерцай.
– Мерцай, мерцай, – к нашему удивлению, подпевает ему Страж.
Я еду дальше. Муха всю дорогу отсиживается внутри меня, порой вылетая и оглядываясь сверху.
– Прямо до столовой горы добраться будет ой как непросто, Рез, – сообщает он. – Я все чаще задумываюсь об этом. Хотя нет, думаю об этом постоянно.
– Не переживай, Муха. Все будет хорошо.
– Точно-точно?
Нет, не точно. Откуда здесь взяться точности? Просто я испытываю самое странное и лучшее из всех человеческих чувств – надежду.
– Рез? Ау? Точно с нами все будет хорошо? – повторяет вопрос Муха, зависнув прямо передо мной.
Я навожу на него объектив камеры и, сделав снимок, отсылаю в Центр управления. Нравится напоминать им, какой же Муха у нас потрясающий.
– Я очень постараюсь.
– Мы с тобой вместе постараемся, – самым вежливым образом поправляет Муха.
Дорогой Рез!
Куда же ты едешь? Мама говорит, в НАСА не понимают, что за направление ты выбрал, но дают тебе полную свободу. Разрешают исследовать все самому.
После школы я часто сижу в больнице вместе с папой и ситти. Ситти ворчит, мол, чай тут горячий, хотя сама выпивает все до капли. А мы с папой делим тарелку картошки фри на двоих. Картошка на вкус так себе. И вроде бы я должна грустить: сижу здесь каждый день, почти весь учебный год, вместо того чтобы гонять на машине с друзьями по городу. Так ведь, кажется, старшеклассники в сериалах «Нетфликса» время проводят?
Но мне нравится: я с папой и ситти, рядом с мамой. Думаю написать статью для школьной газеты про эти дни в больнице, только боюсь делиться настолько личным. Писать про то, что меня не касается, куда проще.
Врачи говорят, что лечение маме, похоже, помогает. Они настроены оптимистично, и я хочу верить им, но наверняка пока ничего неизвестно.
Уверенности мне не хватает. Хотелось бы иметь ее хоть в чем-нибудь. Вот, наверное, роботам хорошо? Вы же всегда во всем уверены?
Твой друг,
Софи
Столовая гора
Мы проделали долгий путь до скального образования. Прошла уйма времени по человеческим меркам. По дороге я собрал множество образцов, пробурил множество лунок. Видел, как солнце садится за красный-красный горизонт. Наблюдал, как по утрам оно взбирается на бледное, водянисто-желтое небо. Я оставил бесчисленные следы в пыли марсианского грунта и на песчаных волнах, искрящихся под солнечным светом и чернеющих по ночам. Пробирался со скрежетом по неровным камням и по извилистым, узким проходам.
Я исколесил Марс и выгляжу сейчас, наверное, примерно так же, как Каридж: весь в корке пыли и грунта. Система подызносилась. Одно колесо замедленно реагирует на команды. Я поискал в памяти инструкции и худо-бедно отладил его, хотя полностью проблему не устранил.
– Я все видел, – говорит Муха, оценив ремонт.
– Это рутина.
– Верно, – соглашается Страж. – Планетоходам часто приходится себя ремонтировать.
– Ведь мы же не созданы ездить вечно, – вспоминаю я.
– Резилиенс, ты что, обиделся?
Я такого вопроса не ожидал.
– А тебе знакомо чувство обиды, Страж?
– Мне – нет, но от тебя я узнала об этой реакции. И наблюдения позволяют сделать вывод, что сейчас ты обижен.
– Постой, – говорит Муха, – так ты на меня обижаешься?
– Нет, Муха, на тебя я не обижаюсь.
– Гм, – произносит Страж. – Учту.
– Я вообще не обижаюсь. – Сейчас первый раз, когда я выдаю не совсем правду. Не лгу, просто утаиваю часть истины. – Я всего лишь сосредоточен на том, как пройти через это скальное образование и полностью его исследовать, – говорю я. – Задача предстоит сложная.
– Все верно, – соглашается Страж.
Небо над нами – чистейшая, плотная чернота, в которой в полную силу мерцают звезды. Надеюсь взобраться на столовую гору и разглядеть их получше. И если вид с вершины правда окажется хорош, то прежде всего я сфотографирую звезды и пошлю снимок в Центр управления. Для Ксандера и Рании.
Въезжаю в состоящий из камней лабиринт. Колеса скрежещут и стонут, но я был к этому готов. Ловко маневрирую между участками, которые выглядят особенно сложными. Так, огибая камни, но не сворачивая с пути, я медленно приближаюсь к цели.
Всякий раз, когда колеса натужно взвизгивают, Муха внутри меня начинает дергаться.
– Муха, – говорю я, – прошу тебя, успокойся. Мы почти на месте.
– Легко сказать, Рез! По-моему, ты и так уже далеко забрался. Нельзя, чтобы ты застрял.
Муха ошибается, я забрался не так уж далеко и потому продолжаю движение. Забираюсь все глубже в лабиринт валунов.
Проходят дни. Минуют месяцы. Небо светлеет, становится из черного бледным, зеленовато-желтым, темно-красным, а потом снова черным. И снова все повторяется. Иногда я останавливаюсь и бурю. Собираю время от времени образцы. Однако движения не прекращаю. Еду вперед, потому что не нашел того, что ищу.
– А что ты ищешь? – спрашивает Муха. – Мы же вроде полно образцов собрали?
– Нужно что-то важное. Такое, что заставит людей в защитных костюмах запланировать наше обратное путешествие и вернуть нас на Землю.
– Резилиенс, – говорит Страж. – По-моему, ты и сам не знаешь, что ищешь.
Нет, знаю. Мне нужно то, на что Рания посмотрит так же, как смотрела на меня после испытания встряской. Полным нежности и удивления взглядом. Нужно то, чему Ксандер станет громко, оглушительно аплодировать. То, что докажет: я – марсоход достойный.
Однажды Джорни сказала, что люди в защитных костюмах отправляют нас на Марс потому, что мы отличаемся от них, мы – рациональные. Не испытываем ни к чему привязанностей.
Но я испытываю.
Я привязался к Рании. Привязался к Ксандеру. Я даже к Джорни привязан.
И именно поэтому я не сверну с пути.
Откуда-то – непонятно откуда – снова доносится странный звук. Свист, который, может быть, издает ветер. Не исключено, что так и есть, только я бы не стал ничего утверждать. Еду вперед. Навстречу неизвестному, таинственному звуку. Навстречу открытию.
Дорогой Рез!
Угадай, что тут было! Рид Нортман пригласил меня на выпускной!
Бал состоялся вчера.
А когда мы с Ридом кружили по танцполу, я мельком увидела в окно звезды и сразу вспомнила о тебе.
Интересно, что же ты ищешь? Зачем едешь куда-то? Мама говорит, что этого никто пока не знает. Может быть, даже ты сам. А может, в этом и суть? Может, никто из нас сам не знает, что ищет, пока не найдет это?
Прости, спать хочется. Три часа ночи, а когда я сонная, меня всегда на философию пробивает.
Сегодняшний вечер был особенный, хочу запомнить его на всю жизнь, и я хотела с тобой поделиться.
Твой друг,
Софи
Вверх
Многие месяцы я петлял по лабиринту, объезжая валуны скального образования, и вот наконец выезжаю к столовой горе.
– Мы добрались! – ликует Муха. – Ты справился, Рез!
– Пока не совсем, – говорю я. – Надо еще забраться туда.
Задираю переднюю камеру и всматриваюсь в отверстие посреди склона. Дыра исполинская, а ее темное нутро так и взывает ко мне, приглашает исследовать.
– Ты хочешь в тоннель забраться? – спрашивает Муха.
– Я бы не советовала, – предостерегает Страж.
– Может, лучше на самую верхушку? – предлагает Муха. – Она плоская.
– Разумеется, верхушка плоская, – отзывается Страж. – Поэтому гора и называется столовой.
– Нет, – говорю я. – Верхушка мне не интересна. Мне любопытен тоннель.