Резилиенс. Марсоход с большим сердцем — страница 22 из 25

Странный звук не оставляет меня. Я все так же слышу его. Присматриваюсь внимательно к отверстию тоннеля, но пока неясно, оттуда ли раздается свист.

– Слышите? – спрашиваю я и снимаю столовую гору.

Я снимаю и отверстие тоннеля, а потом все фотографии отправляю в Центр управления. Жду ответа. Такого, какой точно никогда не придет.

Ведь я хочу, чтобы мне написали: «Исследуй тоннель – и докажешь, что ты достоин».

Этого из Центра не скажут, а значит, мне самому решать, как быть дальше.

И я решаю исследовать тоннель.

– Резилиенс. Прошу тебя, выслушай, – говорит Страж. – Звук, который ты постоянно слышишь, производит ветер. Так звучат завихрения среди валунов, и здесь, вблизи столовой горы, они громче.

– Для меня это неубедительно, – говорю я. – Требуется подробное исследование.

– Рез… – просит Муха.

– А еще мы не знаем, какой внутри тоннеля грунт. – Делаю вид, будто не слышу его. – Возможно, там, внутри, я добуду камни, представляющие большой интерес.

– Но какой ценой? – спрашивает Страж. – Резилиенс, я обязана предостерегать тебя от действий, которые могут привести к катастрофе.

– Спасибо, Страж, но ведь ты сама говорила, что планетоходы не созданы ездить вечно. Так что, с твоего позволения, я постараюсь провести отведенное мне время… с пользой.

Муха не перестает возражать, умоляет остановиться. Они пререкаются со Стражем, а я сосредоточенно поднимаюсь на гору.

Легкого пути наверх нет, склоны со всех сторон очень крутые. Впрочем, на самый верх мне не нужно, надо лишь одолеть половину подъема, забраться в тоннель. Думаю подойти к нему справа. Подстраиваю колеса так, чтобы не опрокинуться при сильном наклоне.

Поначалу все идет гладко. Я бы не сказал, что легко, но нет и особых препятствий. Колеса сцепились с каменистой поверхностью и везут меня под углом, дюйм за дюймом к неровному зеву отверстия. Осталось немного, всего несколько футов. Я знаю, просто знаю, что внутри меня ждет нечто ценное.

Я вспоминаю первые дни в лаборатории, когда камеры еще не подключили к мозгу и я не мог обрабатывать визуальные данные. Я тогда полагался на чувства, на восприятие.

Вот и сейчас я чувствую, что в тоннеле есть нечто этакое.

– Надеюсь, ты найдешь окаменелость, – говорит Муха и добавляет: – Рез, осторожнее.

– И я тоже надеюсь, – говорит Страж.

Я не прошу пояснить, что она имеет в виду, говоря о надежде. Просто чувствую, что она и правда надеется. И это ощущение ведет меня дальше.

Я выжимаю из системы все силы. Колеса цепляются за поверхность склона, хотя подъем становится все труднее и угол наклона такой, что я едва-едва не опрокидываюсь. Ощущение, будто еду чуть ли не вверх тормашками.

Из Центра прилетает сообщение, но я его игнорирую.

«Стой, – велят мне, – опасность, опасность!»

Я не реагирую на предупреждения. Я должен двигаться дальше. Ради миссии.

– Рез, Рез, – говорит Муха. – Не к добру это.

– Страж, скажи, мое положение в пространстве действительно настолько опасно?

– Да, опасно, но для тебя это не новость, – быстро отвечает Страж. – Сама задача опасна.

Я обрабатываю сказанное ею, хотя и так все уже знаю. Я мог бы развернуться, но тогда не закончу исследование. Поэтому еду дальше.

Небо приобрело насыщенный, непроницаемый черный цвет. На фоне тьмы сверкает россыпь звезд, но сегодня в атмосфере много пыли, и видимость низкая. Свет звезд неясный, расплывчатый.

– Помнишь, почему шестиклассница из Огайо дала мне мое имя? – спрашиваю я у Мухи.

– Ты говорил, – отвечает он. – Правда, я так и не узнал, что такое шестиклассница. И что такое Огайо.

– Это было неслучайно, – говорю я. – Имя придумывают не просто так, а со значением.

Колеса издают скрежещущий звук, и я неожиданно замираю.

А ведь я совсем близко подобрался ко входу в тоннель. Нельзя останавливаться. Я еще не знаю, как попаду внутрь, когда поднимусь, но то, что я близко, мне ясно. Осталось совсем, совсем чуть-чуть.

– Да, неслучайно, – говорит Муха. – Имя просто так не дают. Мне имя дал ты.

– Да, я, – отвечаю, изо всех сил раскручивая колеса. Они вращаются, но я не двигаюсь с места. Скрежет становится громче.

– Что это за звук? – спрашивает Муха. Встрепенувшись, он без спросу вылетает.

– Муха, – окрикиваю я его.

– Рез, я пытаюсь помочь. Мы команда, не забыл?

– Ты застрял? – спрашивает Страж.

Колеса продолжают вращаться вхолостую, отвечая за меня.

– Рез, ты почти залез! – говорит Муха, зависнув прямо над тем местом, куда я стремлюсь попасть. – Еще дюйм-другой, и ты, думаю, сможешь втянуть себя в этот тоннель.

Переключаюсь на картинку с камеры Мухи: отверстие слишком узкое. Неясно, удастся ли втиснуться.

Я вытягиваю руку вверх. Еще бы подняться немного по склону, и, возможно, получится просунуть руку в отверстие. А если удастся просунуть ее туда, я включу бур. Сделаю лунку и добуду образец.

– Рез, ты застрял, – говорит Муха. – Рез, Рез, Рез.

Он парит наверху, едва различимый на фоне черного неба.

– Ничего страшного, Муха, может, еще удастся достать.

– А вот это очень неудачная мысль, – предупреждает Страж. – Если ты…

Не дожидаясь, пока она договорит, я вытягиваю руку с буром на всю длину. Прижимаю кончик к краю отверстия и начинаю бурить.

Что-то грохочет. Этот звук перекрывает скрежет колес. Грохот повторяется, а следом за ним раздается треск.

Я спешу убрать руку. Прихватив немного каменистой почвы, отправляю ее внутрь химической лаборатории. Я пока не знаю, значимый ли это образец. Достаточно ли его.

– Рез! – зовет Муха.

Склон подо мной дрожит и раскалывается.

Грохот нарастает. Громче становится треск.

Я падаю.

Падение

Я срываюсь и падаю.

Лечу вниз с крутого склона столовой горы.

И вижу над собой звезды. Можно точно измерить расстояние до них. Системе это под силу. Такой точной и скрупулезной ее создали Рания, Ксандер и другие люди в защитных костюмах. Но мне не до этого, не до расстояний и точности.

Слышу, как меня зовет Муха. Как меня по имени зовет Страж. Слышу громкие порывы ветра. Вряд ли это тот мой странный звук. Хотя мне сейчас вообще не до звуков.

Я лишь смотрю на звезды. Их свет нечеток, расплывчат. Было бы здорово, свети они четче и ярче, но хватает и того, что их видно. Они там, на небосводе, за толстым слоем пыли. Я это знаю.

Я повидал их блеск.

– Муха, – говорю я. – С тобой ничего не случится.

– Страж, – говорю я. – Спасибо.

Они что-то мне отвечают, но я не регистрирую их слов. Я просто

П

А

Д

А

Ю

и смотрю на звезды, эти пятнышки тусклого света, и думаю. Думаю о том, как, возможно, однажды другой планетоход полетит исследовать их.

Думаю, долго ли еще падать. И каково будет рухнуть на поверхность.

Наконец перед самым ударом я выравниваю объектив камеры. Делаю снимок звезд в надежде, что успел их запечатлеть. В надежде, что так или иначе система запомнит их такими – невероятно близкими и в то же время далекими. В надежде, что сам запомню, каково это – смотреть на искорки, озаряющие тьму. Сознавать, какие же исполины эти крохи.

«Помнить», – это слово непрерывно повторяется в системе перед ударом. «Помнить», – успевает еще вспыхнуть в процессоре, а потом приходит пустота.

Пустота

Ошибка. Ошибка. Ошибка.

Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.

Пусто.


ПО-ПРЕЖНЕМУ ПУСТО


Пусто. Пусто. Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.

Пусто.

Дорогой Рез!

Я все смотрю на фото, которое ты сделал в последний момент.

Пытаюсь разглядеть то, что увидел ты.

Не знаю, что с тобой станет.

Очень переживаю за тебя.

Твой друг,

Софи

Дорогой Рез!

Мама очень огорчена тем, что с тобой случилось. Мы все огорчены.

Хотя у нас появились и хорошие новости: у мамы подтвердили ремиссию14.

На работе ей готовят праздник. Официальный повод: ты отлично справился, совершил большие открытия. Но, конечно, я думаю, они рвутся отметить мамино выздоровление, а поскольку мама не хочет это праздновать, провозгласили, что чествовать будут твои достижения. Странная она у нас иногда.

Меня тоже пригласили. Мы с ситти прошлись по магазинам, прикупили всяких нарядных вещей. Я выбрала блузку в красный горошек. Она мне о тебе напомнила. Сама, правда, не знаю почему.

Просто чувство такое, что ты из тех роботов, которым вещи в горошек по вкусу.

Вообще, мне тоскливо, конечно, что ты больше не колесишь по Марсу, но долго тосковать тоже не получается. Ведь как подумаю, что мама поправилась, так сразу легче становится.

Тем более что мама уже вовсю работает над тем, как тебя оживить. Она тебя на Землю вернуть стремится, хотя многие думают, что это слишком дорого.

Но если уж кто и вернет тебя, то, конечно, мама. Повезло, что она за тебя.

Нам всем повезло с ней.

Твой друг,

Софи

Дорогой Рез!

Я сегодня в диком загоне, завтра последний день, когда надо решить, в каком колледже я буду учиться.

Никак не выберу, слишком сложно.

Так-то я прошла во все колледжи, в которые хотела, кроме одного, но это, думаю, мне, наоборот, повезло. Теперь разрываюсь: то ближе к дому хочется остаться, то уехать подальше.

Еще я так и не поняла, нашел ты то, что искал, или нет. Спросила у мамы, но она сама не уверена.

А я хочу быть уверена в своем выборе.

Твой друг,

Софи

Дорогой Рез!

Я давно тебе не писала, да. Думала: странно как-то писать, пока ты… не знаю, как сказать… спишь или в отключке?.. Ну, ты меня понял. Потом решила, что забывать о тебе – еще хуже. Нет, я и не забыла, ты не сомневайся. Просто как представлю, что ты там стоишь, один, не двигаешься, сразу грустно становится.