Весь следующий день они провели на пляже. Рядом расположилась большая семья из Тель-Авива с собакой и детьми. Худая черноволосая женщина с маслиновыми глазами объяснила девочке, что много копры есть вредно, если она хочет следить за уровнем холестерина в крови. В копре он самый-самый вредный. Девочка отложила кокос в сторону. И тогда же глазастая предложила взять завтра на полдня надувную лодку, чтобы дети могли покататься.
Следующее утро слепило ярким солнцем и давило жарой. Какое-то время ждали на пляже. Потом загорелый дочерна парень притащил за веревку надутую узкую лодку. Она была похожа на каное. В ней могли усесться только четверо. О цене с ним договаривалась глазастая. Девочка только видела, что парень кивнул и пошел прицеплять веревку к маленькой моторной лодке.
Первыми согласились кататься девочка, ее подружка и две старшие сестры из Тель-Авива. Им на вид было лет по восемь. Такие же худенькие и черноглазые, как мать.
Долго усаживались. Наконец были готовы. Хрипло взвыл моторчик лодки, и каноэ запрыгало по волнам.
Девочка сидела впереди, и ей казалось, что она летит по океану совсем одна. Только чайки и, наверное, рыбы, если они посмотрят вверх, могут видеть ее удивительный полет.
Каноэ ударялось о волны, переваливаясь с боку на бок. Девочка держалась крепко, ей было не страшно, а очень смешно, и соленые брызги летели в хохочущий рот.
На повороте каноэ дернулось влево, развернулось на волне, потеряло скорость и, опустившись на воду, рвануло с удвоенной силой. Подружка, сидевшая за девочкой, громко завизжала, звук, не торопясь, долетел до скутера, парень повернулся в сторону девочек, чуть заметно кивнул и сбавил скорость. Каноэ затормозило и снова подпрыгнуло, девочка зажмурилась, всем телом сопротивляясь движению вперед, подружку мотнуло, и ее голова, расслабленно двигаясь вперед, наткнулась на затылок девочки. Удар получился откуда-то снизу. Под бугорок основания черепа. Перед глазами вспыхнуло белым, и девочке показалось, что она услышала екающий звук. Он шел изнутри головы. Она сразу ослабела.
Когда выходили из воды, у нее кружилась голова. Вечером поднялась температура. Все решили, что девочка перегрелась на солнце. Она чувствовала вялость и постоянно вспоминала этот странный головной всхлип.
Она умерла следующим утром, не дожив пяти минут до девяти, когда все стекаются на завтрак.
Высокая Миссис Ван де Вурде набирала уже третий бельгийский номер. У нее были красные глаза и чуть дрожали руки.
– Извините ради бога! Миссис Мемлинг? Извините, что я вас беспокою!.. Я не могу дозвониться до ваших соседей! А это очень важно!
Она закрыла глаза рукой.
– Мне нужно поговорить с Леей! Ну... Или вообще с сестрами! Что? Да можно и с Лотой! Пожалуйста! Извините ради бога!
Провела рукой по влажному подбородку.
– Что? Да, да... Я подожду! Извините!
Ожидая ответа, миссис Ван де Вурде стала ковырять заусенец на большом пальце. На ней была тонкая блузка, одетая наизнанку. Непричесанные волосы собраны в пучок. Она водила глазами по комнате, но ни на чем не останавливалась, иногда чуть прикусывала нижнюю губу. В холле гостиницы в окнах не было стекол, лишь в проемах висели целлофановые пакеты, наполненные водой, для отпугивания мух. В них искривлялась линия прибоя и ломались стволы пальм.
– Лота?.. Алло?.. Лота? Вы меня слышите?
Миссис Ван де Вурде опять прикусила губу. Сморщила нос, и он тут же покраснел.
– Алло?.. Лота?.. Это миссис Ван де Вурде!..
Она вдруг сильно задрала брови.
– Можно просто Лизи...
КЛАПАН
Вот уже недели две, как похолодало и зарядили бесконечные дожди. За окном мутью расплывался город.
– Сегодня прямо к сердцу подошла... – Бабуля, мелко передвигая негнущиеся ноги, вплыла в кухню.
– Да? – Я отвернулась наконец от унылого пейзажа и достала с полки коробку с лекарствами.
– Да. Вот прямо тут. Встала и будто задумалась – прямо у сердца встала! – печально поджала нижнюю губу.
Я накапала в рюмку с водой пятнадцать капель валокордина и протянула ей. Она зажмурилась, выпила и села на стул.
Появился Лунген – в халате и с маской для глаз, сдвинутой на лоб.
– Стоит... Прямо вот тут стоит! – Бабуля похлопала себя по груди и посмотрела жалостно.
– Сейчас уйдет! – Я сунула рюмку в посудомоечную машину.
– Уйдет, – согласилась она слабым голосом, не веря себе.
– Что стоит? – Лунген посмотрел на меня и на бабулю.
– Кто это? – Бабуля искренно заволновалась.
– Где?
– Кто это вошел?
– А, это?! – Я махнула в сторону Лунгена. – Это новый муж твоей дочери и моей матери – Лунген!
– Алеша?
– Нет, не Алеша. – Я говорила это с явным сожалением.
– А кто такой Алеша?! – Лунген взял кофемолку и насыпал туда зерен.
– Алеша – это мальчик такой.
– Какой такой мальчик?
– Ревнуете?
– Мне по статусу положено.
– Да бросьте, это из детства – причем никто уже не помнит, чьего – бабушкиного, маминого или моего...
– А что у бабули стоит тут? – Лунген тоже похлопал себя по груди.
– Долгая история.
– Готов.
– Что?
– Слушать, – сказал он и включил кофемолку.
Я закатила глаза и налила в чашку с ломтиком лимона кипятка. Лунген прекратил жужжать и опять уставился на меня.
– Челюсть, – просто сказала я.
– Что?
– Что слышали!
– Челюсть, – повторил он и посмотрел на бабулю с уважением.
– Она давно проглотила кусок челюсти... Ну, откололись четыре зуба, она их и проглотила! И уже много лет они по ней ходят... То есть она решила, что они не вышли, а гуляют по ней – вот она их путешествия и чувствует. Сегодня – это встало у самого сердца.
– Понятно. – Лунген залил кофе кипятком и почесал бок.
Я опять закатила глаза. Бабуля сидела и смотрела перед собой, но было понятно, что смотрит она глубоко внутрь.
Лунген дождался, пока на турке выросла коричневая горка пены, выключил огонь – и полез доставать чашки.
– Бабуля, вы кофе будете?
– Кто этот мужчина? Что ему нужно?
– Он предлагает тебе кофе!
– А он кто – доктор?
– Да, бабуля он доктор, психиатр!
– Тогда буду!
Лунген сел напротив бабули и разлил кофе – ей и себе.
– Вы не должны бояться, это в сердце не войдет, – сказал он громко.
– А вы откуда знаете?
– Потому что там клапан!
– Что?
– Клапан односторонний! Вы знаете, что это значит?
– Конечно, знаю!
– Всех выпускать – никого не впускать! Понятно?
– Понятно, конечно!
– Ну вот, так что это туда не войдет.
Бабуля вздохнула, помолчала, но потом заметно повеселела.
– А что ты мне за лекарство дала?
– Сердечное.
– Помогло.
– Хорошо.
– А вы думаете, правильно, что она дала мне сердечное? – Бабуля сдавала меня с легкостью – чужаку.
– Правильно! – Лунген яростно закивал. – Это усилило клапан, а значит, его функцию непропускания...
– Пойду я отдохну... До свидания, Алеша! – Бабуля пошла тяжело, будто прокладывала лыжню.
– Вас, я смотрю, ничего не удивляет, Лунген!
– Мои пациенты глотают вилки, ложки и даже крышки от консервных банок!
– Какой ужас!
– А я в детстве деду всю лысину марками заклеил, пока он спал...
– Правда?
– Конечно, правда – люди проявляются по-разному...
На запах кофе подтянулась мать. В трусах и майке.
– Тебе халат принести?
– Принеси, если не лень.
Я потащилась за халатом и за рукав вытянула его из кучи, сваленной на кресле у ее кровати.
У матери под глазами была размазана тушь.
– Скажи, а почему ты не смываешь тушь на ночь? Это же вредно! – Я протянула ей халат.
– Кто тебе сказал? Я видела в Интернете статью – большинство красавиц не смывали на ночь глаза... И оттого сохранили молодость!
– Потом – так она похожа на Бриджит Бардо! – встрял Лунген.
– А мне кажется, на болонку – знаете, такие белые, с ржавыми подтеками под глазами...
– Это она от зависти... – Лунген обнял мать.
Мать достала сигарету и затянулась, прикуривая.
– Лунген, расскажи ей про вчерашние экзамены – я всю ночь смеялась.
– Да брось ты!
– У Лунгена в институте учится один спортсмен, большой чемпион, кажется, по плаванию, здоровый такой...
– Ватерполист.
– Ватерполист, ну, тащат его, конечно, изо всех сил. Так вот, он пришел вчера экзамен сдавать, вытягивает билет, а там написано – женские половые органы. Он покраснел, надулся и молчит. А экзамен у него дама принимала с другого факультета... Так вот он краснел-краснел, а потом выдавил из себя: «Она покрыта волосами...» Преподаватель, тетка, как разорется: мол, что это за объяснение, давай все по порядку, а не как в детском саду. Вообще – сидит, орет, требует! А Лунген, уставший, рядом принимает экзамен у другого студента, – поворачивается к ней и говорит тихо так: «Поставьте ему, пожалуйста, трояк!» – А педагогиня орет: «Как три! Вы с ума сошли! Три?! Да за что три?» А он так ей тихо-тихо: «Поставьте-поставьте, а то он сейчас скажет, кто она!» – Мать засмеялась.
Я пожала плечами и пошла к себе.
Я никогда не понимала мать – особенно сейчас... Как можно выбрать такого пустого циника – Лунгена с его полным, вечно недовольным лицом, когда тебя умоляет о любви такой положительный и богатый господин Проторов! Он возглавляет кучу каких-то компаний – у него «Бентли», и я уже рассказала о нем своим подругам!
Вечером все смотрели «Основной инстинкт». Я сидела злая, сорвались мои планы: должна была идти на джаз, но мне позвонили, сказали, что перепутали число и концерт будет через неделю, – а я полдня укладывала волосы.
Как только в фильме герои-любовники разделись и повалились в постель, будто два раненых солдата, вошла бабуля – протащила тапки через гостиную, почти уперлась в телевизор, уставилась на экран, долго пыталась понять, что за пыхтящие куски тел движутся на экране, поняла, в сердцах махнула рукой и пошла в спальню. Остановилась на пороге: