Архипов кивнул.
— Этот Сёмка недавно посетил публичный дом, в котором работала его старая знакомая по имени Адель. Имя, понятно, не настоящее, зовут ее Ольга, но не в этом суть. Сёмка перед свиданием обещал ей денег. А уже потом сказал, что денег нет, но вместо них пытался подарить своей пассии шкатулку.
— Шкатулку? — заинтересовался Захар Борисович.
— По описанию — именно шкатулку Маши. Говорил, что она стоит больших денег. Но Адель взять шкатулку отказалась и потребовала плату. Сёмка сначала предлагал ей подождать до утра. Он-де сам пойдет на рынок, продаст вещицу и расплатится с девушкой. А потом обозлился, выхватил нож, изуродовал девчонку, а сам сиганул в окно.
— Так, — сказал Архипов сосредоточенно.
— Денег у Сёмки нет. Шкатулку он все равно пойдет продавать. И скорее всего — на Сухаревку, в антикварные лавки. Ведь, по его мнению, она стоит больших денег, — продолжил Скопин. — А там у меня есть человечек, который сразу донесет, как только Сёмка появится на Сухаревке. Я-то думал взять его еще утром, но подлец, похоже, затаился…
Скопин снова разлил водку из своей фляги. На этот раз Архипов не протестовал.
— Итак, Захар Борисович, — сказал Скопин. — Теперь очередь вам включаться. Давайте вспомним, что мы имеем?
— Убийство первое — Надеждин на Лазаревском кладбище, — ответил Архипов.
Скопин покачал головой.
— Нет, я бы начал с ограбления дома Трегубова.
— Из-за шкатулки?
— Да.
Архипов задумчиво поскреб небритый подбородок.
— Ну, предположим…
— Итак, — продолжил Иван Федорович, — Надеждин и Сёмка Рубчик грабят дом Трегубова. И ведь не просто так, а по наводке. Моя мысль понятна?
— Да, — кивнул Архипов. — По словам Маши, они сразу пошли на второй этаж, где у Трегубова была специальная комната, хранилище.
— Именно, — сказал Скопин, усаживаясь поудобнее на стуле и доставая из кармана свою черную трубочку. — Именно! Они берут целый мешок ценностей. Далее я предполагаю, что Надеждин ночью идет на кладбище с этим мешком. Зачем?
— Продать добычу? — спросил Архипов.
Скопин из другого кармана вытащил кисет и запустил в него пальцы.
— Полная ерунда! — ответил он. — Зачем продавать ночью на кладбище, когда для этого есть скупщики? Если бы он хотел продать, то утром отправился бы на Сухаревку.
— Значит, встречался с наводчиком?
Скопин кивнул.
— Чушь какая-то, — возразил Архипов. — Зачем наводчику убивать Надеждина, да еще и оставлять мешок с награбленным на кладбище? А уж тем более будучи человеком из обеспеченного круга.
— Галоши? — спросил Скопин, набив трубку и положив кисет обратно в карман.
— Да! Галоши! Там были следы галош. Значит, убийца берег свою обувь, что сразу отсылает нас к мысли: это не босяк, не фабричный — иначе были бы следы сапог. Галоши… оставленный мешок… Орудие убийства!
— Да, — кивнул Скопин, — именно! Орудие убийства. Где у вас тот рисунок, который сделал со слепка доктор Зиновьев?
Архипов бросился к столу и стал рыться в бумагах. Наконец нашел то, что нужно.
— Вот! — сказал он и разгладил рисунок на столе.
— На что похоже? — спросил Скопин.
— Какой-то странный широкий нож? — предположил неуверенно Архипов.
— А по мне, так это рогатина. — Иван Федорович вынул трубку изо рта и ткнул черенком в рисунок. — Рогатина как есть. Надо все-таки снова съездить к тому эксперту, Сбежину.
— Это бред, — сказал Архипов. — Мало того, что убийца — человек из общества, мало того, что он пришел на кладбище ночью и убил нанятого грабителя, так еще для этой цели, как вы говорите, он притащил с собой рогатину! Он что, на медведя собрался в лес?
— Ну, что касается рогатины… — заметил Скопин. — Почему вы думаете, что он принес ее целиком?
— Как это? — удивился Архипов.
— Если снять наконечник с древка, то его можно вполне спрятать под одежду. И использовать как кинжал.
— Но это странно! — возразил Захар Борисович. — Можно было просто взять нож.
— Если он вообще брал его с собой, — сказал Скопин, поджигая спичкой потухший табак в трубке.
Архипов в недоумении посмотрел на Ивана Федоровича. Тот выпустил струю дыма и пояснил:
— Наконечник от рогатины мог быть среди вещей, которые Надеждин вынес из дома Трегубова. Если он представлял какую-то ценность. Если бы мы могли сейчас спросить у Маши — имелся ли такой наконечник в коллекции Трегубова…
— Если бы! — с горечью произнес Захар Борисович.
— Я предполагаю вот что, — сказал Скопин. — Некто в галошах заказал ограбление Трегубова. Причем нужна ему была именно шкатулка.
— Зачем? — быстро спросил Архипов, не замечая, как втягивается в работу, забывая о Маше и своих тревогах. — Ведь шкатулка, как утверждал сам Трегубов, ничего не стоит?
— Вот! — поднял трубку Скопин. — Это правильный вопрос. Я могу предположить, что ценность шкатулки не в ее стоимости, а в том, что в ней находится.
— Но в ней нет ничего! — горячо ответил Захар Борисович. — Маша хранила в ней какие-то дешевые безделушки… Или вы думаете, что дело в них?
— Нет! — отрезал Скопин. — Не думаю. Но Маша могла не заметить что-то, что делало эту шкатулку ценной.
— Что?
— Не знаю, — пожал плечами Иван Федорович, засовывая трубку в рот и выпуская струйку дыма. — Может, что-то было написано или приклеено на дне. Какой-нибудь шифр…
— Карта с сокровищами? — насмешливо спросил Архипов.
— Может, у нее вообще есть второе дно, где спрятаны бриллианты, — невозмутимо продолжил Скопин. — Ведь спрятать бриллианты в дешевую шкатулку — неплохой ход.
— Но зачем тогда Трегубов отдал ее Маше?
— А! — усмехнулся Скопин. — Смотрите сами — грабители пошли в хранилище и выгребли там все. И если бы не Рубчик, который сунул шкатулку в карман, думая подарить ее Адели, она бы просто осталась в комнате, как никчемная безделушка. Здесь стечение обстоятельств, случайность.
— Вы думаете, Трегубов действительно был так умен, что прятал в ней бриллианты?
— Бриллианты? Может, и нет, — ответил Скопин. — Но что-то легкое и ценное — возможно. Рубины, изумруды, жемчуг.
Архипов вскинул руку, перебивая Скопина.
— То есть, когда Надеждин принес на кладбище мешок с награбленным, наводчик не нашел в ней того, что хотел — а именно эту шкатулку.
Скопин кивнул и выпустил клуб дыма.
— Между ними произошла ссора, — продолжил Архипов, — в результате которой наводчик убил Надеждина.
— Так-так, — подхватил Скопин. — Я как-то раз имел дело с этим бритым… с Надеждиным то есть. Дурной мужик. Ну, Захар Борисович, раз уж вы начали распутывать, продолжайте, я послушаю.
— Хорошо, — кивнул Архипов. — Наводчик в галошах убивает Надеждина…
— Первый удар в спину, когда тот наклонился. А второй удар в сердце — для уверенности, — вставил Скопин.
— Почему? — спросил Архипов.
— Надеждин — опытный грабитель, с ним драться — себе дороже. Галоши — признак человека обеспеченного. Не военного. Вряд ли это форменный душегубец. Кроме того, есть и другие признаки…
— Какие?
— Всему свое время, — покачал головой Скопин. — Вы остановились на брошенном мешке.
— Да, — смутился Захар Борисович. — Он бросил мешок, потому что не нашел в нем того, что ему нужно.
— Вот! — снова поднял трубку Скопин. — Он не взял ценные вещи. Не унес ничего, кроме орудия убийства. Его он, думаю, выбросил по дороге.
— То есть получается, что наш галошный убийца не нуждается в деньгах? — спросил Архипов.
— Все нуждаются в деньгах, — возразил Скопин. — Но убийца не дурак — если у него обнаружат вещи из коллекции Трегубова, если он понесет их продавать, пусть даже скупщикам краденого — это опасность раскрыть себя. Даже если он скроет такую продажу от полиции, сами скупщики быстро поймут, откуда товарец. А это — прекрасный повод для вымогателей.
— Послушайте, Иван Федорович, — возразил Архипов. — Не слишком ли умен этот ваш убийца? Не мудрствуете ли вы?
— Может, и не умен, — ответил Скопин. — Просто мы еще много что про него не понимаем. Итак, в любом случае ему нужна была шкатулка, потому что, убив Надеждина, он идет к Трегубову.
Архипов потер щетину на подбородке.
— Связал, обыскал, пытал старика…
— Да уж, — сказал Скопин. — Но Трегубов ничего ему не мог сказать, потому что и сам не знал, где шкатулка. А хотите интересный вопрос, Захар Борисович?
— Хочу.
Иван Федорович поудобней уселся, положил руки на стол и, прищурившись, спросил:
— Откуда этот убийца вообще знал, что в шкатулке хранится что-то ценное? Вряд ли Трегубов направо и налево стал бы рассказывать, где хранит драгоценности… или что там у него было спрятано?
— Ну… судя по тому, что старик впустил убийцу в дом, они были знакомы.
— А вы рассказываете знакомым, где храните ценности?
— У меня нет ценностей, — пожал плечами Архипов. — Впрочем, вспоминая, каков был характер покойного, не трудно предположить, что про шкатулку он никому не рассказывал.
— Вот! — снова сказал Скопин. — Тогда рискну предположить, что Трегубов ничего в эту шкатулку не клал. Никаких ценностей. И отдал ее Маше вовсе не для того, чтобы сохранить от грабителей. Он действительно считал эту вещь никчемной.
— Погодите! — взвился Архипов. — Но вы ведь только что сами сказали…
— Ну и что? — развел руками Скопин. — Я ведь строю версии, предполагаю, думаю. А что, если убийца уже давно охотится за этой шкатулкой? Тогда, проследив ее путь, мы можем получить сведения и об убийце.
— Значит, надо допросить Ионыча! — воскликнул Захар Борисович.
— Не надо, — насмешливо ответил Скопин сквозь дым.
— Почему?
— Я уже сделал это. Ионыч купил шкатулку на распродаже имущества бывшего частного пристава Штырина. Тот умер месяц назад от апоплексического удара.
— А как она попала к Штырину?
— Вот это… — Скопин разлил водку и, завинтив крышку, спрятал фляжку в карман, — еще интересней. Аркадий Варфоломеевич Штырин славился тем, что очень любил лично присутствовать на обысках в хороших домах и…