— Скажите, — произнес Архипов, тоже вставая, — знаком ли вам коллекционер Трегубов?
— Конечно, — спокойно ответил Сбежин.
— Нет ли у него в коллекции кинжалов или… Или какого другого оружия?
Сбежин покачал головой.
— Вы намеренно не говорите мне, что его убили?
— А вы знаете? — спросил Скопин.
— Увы, да, — повернулся к нему Леонид Андреевич. — В нашей среде новости расходятся быстро. Тем более что после Трегубова должна остаться коллекция, которую выставят на распродажу. Впрочем, сомневаюсь, чтобы там можно было найти что-то стоящее.
— Почему? — спросил Захар Борисович.
Сбежин пожал плечами.
— По правде сказать, вкуса у Михайлы Фомича не было никакого. Он был похож на сороку, которая тащит все блестящее. Брал в основном фарфор, но не гнушался и золотишком.
— Но разве коллекционирование не требует больших денег? Он был богат? — задал вопрос Скопин.
— Его батюшка владел медным рудником на Урале. И хотя тот истощился еще при начале царствования Николая, наследство он оставил хорошее.
— А вам какое наследство оставил батюшка? — невинно поинтересовался Скопин.
— Увы, — вздохнул коллекционер. — Всем моим нынешним положением я обязан своей покойной супруге.
Он взял со стола индийский кинжал.
— Могу я вам помочь чем-то еще?
Скопин и Архипов встали. И в этот момент в дверях наконец возникла прислуга с подносом, на котором стоял кофейник и три чашки.
— Луша! — с досадой крикнул ей Сбежин. — Что ты копаешься? Неужели нельзя было побыстрей?
Леонид Андреевич повернулся к гостям с извиняющимся выражением лица.
— Нет-нет, — сказал Скопин. — Мы узнали довольно, так что кофе в следующий раз. Кстати, вы знаете, что Трегубова перед смертью пытали?
Леонид Андреевич помедлил, а потом ответил отрицательно.
— Похоже, грабитель что-то искал, — продолжил Скопин, застегивая шинель. — Вы знаете, что незадолго до убийства Трегубова ограбили?
— Вот как?
— Грабителей было двое. Одного мы потом обнаружили на соседнем кладбище убитым. А вот второй, похоже, сбежал.
Архипов предостерегающе посмотрел на Ивана Федоровича, полагая, что тот и так рассказал более, чем положено.
— Простите, — смущенно сказал Сбежин. — Я не очень понимаю, чем могу помочь тут…
— Возможно, у старика была какая-то ценная вещь, которую грабители не заметили, — пояснил Скопин. — И второй молодчик вернулся, чтобы исправить ошибку. Ну, впрочем, вы правы, это уже наше дело.
Сбежин снова заверил, что готов содействовать полиции в любое время суток, после чего проводил сыщиков до двери на лестничную площадку и запер за ними дверь.
Скопин с Архиповым вышли под мелкий моросящий дождь.
— Это зачем? — спросил Захар Борисович, поднимая воротник.
— Что?
— Зачем вы завели разговор про грабителей?
Скопин пожал плечами:
— Так, выстрел наудачу.
Он пошел вокруг дома, пока не наткнулся на дворницкую, и постучал в дверь. На улицу вышел осанистый дворник в длинном сером фартуке.
— Чего надо? — спросил он сиплым пропитым голосом.
— Потолковать, — ответил Скопин.
— Некогда мне!
Скопин повернулся к Архипову.
— Что? — обратился тот к дворнику высокомерно. — Не признал? Из полиции мы. Или арестовать тебя суток на пять?
Дворник проморгался, стащил шапку и поклонился.
— Извиняйте, господа хорошие, со сна не признал.
— То-то, — сказал Захар Борисович. — Поговори мне тут!
— Как тебя звать, дядя? — спросил Скопин.
— Филимоном Петровым кличут.
— Скажи мне, Филимон Петров, тут у вас жилец есть — Сбежин Леонид Андреевич…
— Есть, как не быть.
— Вдовец?
Дворник Филимон кивнул и снова надел шапку.
— А что с его женой случилось? — спросил Скопин. — Померла?
Филимон помялся.
— Померла. Да только не своей смертью. Повесилась.
— Повесилась? — переспросил Скопин. — А с чего?
— Говорят, любовник у ей был. А муж прознал. Так она от совести и повесилась.
— Ага, — сказал Скопин. — От совести, значит.
— От нее, проклятой.
— А что, дорогой Филимон, — сказал Скопин. — Покойница, значит, ветреной была?
— Никак нет. Не замечалось, — степенно ответил дворник. — Мадама строгая. Мужа своего шпыняла за траты. Но ведь баба — она завсегда баба. Она хоть и мадама, а все одно под юбкой, небось, чесалось. Но так, чтобы ходил к ней кто — нет, не видел.
— Ну ступай, — отпустил дворника Скопин, потом повернулся к Архипову. — Пойдем в часть, Захар Борисович. Тут, похоже, ловить больше нечего.
— Да, — согласился Захаров. — Версия с рогатиной была красивой, но, возможно, именно поэтому — неверной. Все только запуталось. Я надеялся, что мы найдем убийцу по оружию, однако проклятый Сбежин навел туману! Что теперь?
Они шли переулком, обходя лужи. Скопин поднял воротник шинели и плотнее надвинул кепи на свои вихры.
— Так и до снега недалеко, — заметил он. — Вы уголь сами покупаете или платите хозяину?
— Хозяйке. Нет, она жадная, все жильцы сами себя отапливают как могут. Мне еще повезло — комната небольшая, с печкой. Только вы мне зубы не заговаривайте, Иван Федорович, я так понимаю, если с кинжалом не повезло, займемся шкатулкой? Кто идет в архив по поводу частного пристава Штырина?
— Конечно, вы, Захар Борисович, — невозмутимо ответил Скопин, перепрыгивая лужу.
— Почему же я?
— Потому что вы под моим началом. Вам и заниматься самой скучной работой. Если спросят — отвечайте, что действуете по моему указанию и в рамках расследования. Встретимся вечером.
Скопин остановился у дверей трактира.
Архипов укоризненно посмотрел на него:
— Иван Федорович!
Скопин удивленно поднял брови.
— Что? Проголодался я, Захар Борисович. Что ж мне, теперь и в трактир нельзя?
15Судьба Маши
Заветные ворота Цитадели были уже совсем недалеко — на стене стояло несколько солдат в белых рубахах, кричавших вниз, чтобы приоткрыли створку — впустить беглеца и отогнать погоню. С минуту Мирон растерянно кружил на месте, поглядывая то на ворота, то на улицу позади, где остался Скопин. Лошадь Ивана Федоровича остановилась и оглушенно мотала головой, как будто в уши ей попал песок.
— Давай сюда! — горланили со стены. — Ходу! Ходу!
Наконец Мирон осадил свою лошадь, приподнялся на стременах и крикнул солдатам:
— Братцы! Выручай! Там офицера схватили!
Чуть дальше по улице, где, вероятно, упал Скопин, раздался торжествующий вой и улюлюканье бухарцев. Мирон, ударив коня по бокам, направил его в сторону, откуда доносился вой. Уставшая лошадь присела на задние ноги и буквально прыгнула вперед. Казак отставил вбок руку с саблей и с ревом понесся назад.
Мирон издали увидел, как двое бухарцев на конях пиками удерживают лежащего на спине Скопина, кровавя ему грудь. А старик в синем халате соскочил со своей лошади и обнажил кинжал, собираясь то ли добить Ивана Федоровича, то ли отрезать ему голову в качестве трофея. Скопин лежал, раскинув руки и неловко подвернув раненую ногу. Мирон взревел еще громче и взял левее — между тыном и одним из всадников. Его лошадь влетела в узкое пространство, казак рубанул саблей по шее «халатника». Но тут Мирон и застрял — на тесной улочке трем лошадям никак было не протолкнуться. Второй бухарец поднял пику, но из-за тесноты не смог достать ею Мирона, а тот, со своей стороны, потянулся саблей к противнику через тело свалившегося навзничь противника, у которого из горла хлестала тонкая струя крови. Старик в синем халате отвлекся от Скопина, что-то гортанно закричал и попытался со спины добраться до Мирона, но был отброшен копытом испугавшейся лошади. Казак уже видел, как из-за угла показались еще двое всадников с саблями наголо — они громко вопили, готовясь к драке, но тут и сзади послышался топот ног. Чей-то голос по-русски скомандовал:
— Стой, ребята! Цельсь! Пли!
Оглушительно пальнули ружья — бухарца с пикой, словно порывом ветра, снесло с лошади. Раздался револьверный выстрел, и старик в синем халате вдруг повалился на бок.
Мирон сдал назад, соскочил со своего коня и бросился к Скопину.
— Штыками их встречай, ребята! — скомандовал офицер.
Мирон поднял Ивана Федоровича на руки и побежал к своим. Отряд, направившийся из крепости для спасения беглецов, был небольшим — человек семь. Зато командовал им сам майор Штемпель. Он стоял, маленький и сморщенный, как злая обезьяна, с дымящимся револьвером в руке.
— Живо! Живо! Неси его внутрь, — приказал он, глядя на приближавшихся всадников. — Отступаем!
Бежать со Скопиным на руках Мирону было тяжело, но он в одну минуту преодолел расстояние до ворот, откуда выбежало еще несколько солдат, готовых дать залп, чтобы прикрыть майора и его людей.
На узкой улице уже скопилось до десятка бухарцев и шахрисябцев, но они притормозили коней, опасаясь русских штыков. Майор Штемпель выстрелил из револьвера под ноги их коней, заставив отступить назад, а потом скомандовал:
— Кругом! Марш!
И маленький отряд, впереди которого, пошатываясь от бессилия, Мирон нес Ивана Федоровича, зашагал внутрь Цитадели. Один из стрелков, целившихся в бухарцев, спросил у проходящего мимо майора:
— Может, пальнем?
— Отставить! — сказал тот устало. — Берегите патроны!
Когда солдаты закрыли ворота за последним из вернувшихся в Цитадель, Фридрих Карлович Штемпель посмотрел на Мирона и спросил, указывая на Скопина:
— Жив?
— Вроде, — ответил казак, опуская свою ношу на землю.
— В госпиталь его, живо! — приказал майор столпившимся солдатам, потом снова повернулся к казаку. — А где третий ваш? Фрол где?
— Умучали Фрола, — ответил Мирон, тяжело дыша, согнувшись и уперев руки в колени. — Живьем изжарили, суки. Как барана.
Штемпель сухо кивнул, перекрестился.
— Ты тоже иди в госпиталь, — сказал он. — У меня сейчас каждый человек на счету. Жду атаки. Воевать сможешь?