– Где твои подружки?
Вдоль коридора тянулись двери, и за любой из них могло скрываться еще одно маленькое удовольствие, требующее его внимания. Битком набитый публичный дом, где все разодеты в красивую униформу медсестер, как будто она могла сделать их чистыми – как будто кто-то мог поверить, что эти шлюхи могут быть чем-то большим, чем грязью, которой на самом деле были. Еще одна из них выбежала в коридор, но не в униформе медсестры, а в ночной рубашке. Это не имело значения, Ричард все равно узнал ее. Он направил пистолет в лицо Мерлиты, и вся краска схлынула с него. Взмахнув пистолетом, он погнал девушек к спальне в конце коридора. Несмотря на весь шум, он слышал храп внутри. Двое были пойманы. Всего в доме их восемь. Он достаточно часто пересчитывал их. Он втолкнул Кору и Мерлиту прямо в дверь в конце коридора, не останавливаясь, чтобы перевести дух. Там спали трое. Теперь пять, осталось три. Как только он подумал об этом, еще одна девушка вышла из ванной рядом с ним и ахнула.
Ричарду всегда казалось, что он движется с недостаточной скоростью, будто его мозг работает не так быстро, как у всех остальных. Дело не в том, что он был глуп, просто в его голове крутилось так много мыслей, что иногда требовалось некоторое время, чтобы все получилось так, как он хотел. Но не в таком месте, как это, и не в такое время. Он схватил медсестру за волосы и швырнул ее в спальню, сбив Мерлиту и Кору с ног грубой силой. Теперь их было шесть. Осталось две.
Он повернулся, чтобы оглядеть коридор, склонив голову набок, но больше не услышал ни звука во всем доме. Странно. Было уже поздно, чтобы кто-нибудь из девушек где-то гулял. Когда он вернулся обратно в спальню, три девушки исчезли из виду, и на мгновение ровный стук его сердца замер. Он не мог допустить, чтобы кто-нибудь из них сбежал и навлек на него неприятности. Именно тогда он заметил движение дверцы шкафа. Они прятались там. Три взрослые женщины съежились в шкафу, как будто он был чудовищем, выползшим из-под кровати. Он закатил глаза, посмотрев на троицу, все еще находившуюся в комнате, схватил ближайшую из них, Памелу, за талию, когда она слезла со своей верхней койки, и сильно прижал к себе:
– Все в порядке. Успокойся. Я здесь не для того, чтобы причинить кому-то вред.
Нечто в том, как небрежно он это произнес, каким-то образом прорвалось сквозь панику. Он был ненамного старше ее, и у него были такие мягкие черты лица и такой тихий голос, что его почти не получалось бояться:
– Приведи их сюда, хорошо?
Он отпустил Памелу, и она подошла к шкафу, все время бросая на него испуганные взгляды. Две других все еще не слезли с двухъярусных кроватей, поэтому Ричард направил пистолет в их сторону. Когда они придут в движение, как только пройдет шок, ему нужно быть готовым.
Остальные девушки одна за другой выползли из шкафа. Все они были в ночных рубашках. Все такие юные и слабые.
Ричард подавил прилив возбуждения. Сейчас не время. Сначала нужно заняться другими делами.
Направив на них дуло пистолета, Ричард аккуратно рассадил девушек полукругом на полу:
– Садитесь. Спокойно. Садитесь.
Как только все они устроились, и он утихомирил бунтующую, воющую часть своего разума, желавшую насиловать, убивать и упиваться властью, Ричард присел рядом с ними на корточки и объяснил ситуацию:
– Я не собираюсь никому причинять вред. Я еду в Новый Орлеан. Мне просто нужно немного денег.
Нина и Пэт были единственными, кого он еще не тронул, так что они сохранили толику храбрости:
– Мы можем пойти и взять наши сумочки?
– Идите по одной. И если я просто подумаю, что вы что-то замышляете, помните, что ваши подружки остаются здесь, готовые заплатить за вашу глупость.
Тогда он в первый раз позволил вырваться чему-то, хотя бы отдаленно напоминающему угрозу. Но слова прозвучали так небрежно, что девушки едва ее заметили, пока события не завертелись дальше. Одна за другой они выходили из комнаты, брали сумочки, а затем возвращались на свои места в кругу. Ричард взял наличные с печальной улыбкой, как будто передавал по кругу тарелку для сбора пожертвований в церкви или принимал подаяния на углу. Вся ситуация становилась еще более сюрреалистичной из-за того, насколько безобидным казался грабитель. Это выглядело так, будто всем им снился дурной сон, и девушки до конца не верили тому, что видели своими глазами. Ричард тоже будто бы погрузился в собственный сон. Все фантазии о том, что женщины окажутся в его власти, наконец-то осуществлялись прямо у него на глазах, а героиновый туман позволял легко забыть границы, которые сдержанность и страх обычно не позволяли ему переступать. Он повернулся к девушкам с широкой улыбкой, облизал губы и открыл рот, чтобы отдать следующий приказ. Именно в этот момент входная дверь дома распахнулась настежь.
Глория Дэви, пошатываясь, вошла в дом пьяная в стельку. Она ходила на свидание со своим парнем и наслаждалась жизнью, как и всегда. Теперь все, что оставалось, – это доковылять до кровати и изо всех сил постараться не разбудить других девочек. Они начнут сердиться на нее за то, что она пришла поздно и разбудила их. Увидев, что свет под дверью спальни в конце коридора не горит, она застонала. Все спали. Утром последуют жалобы, если она поднимет шум. Это было несправедливо – только потому, что они все жили как монашки, ей тоже надо страдать? Она прокралась по коридору и приоткрыла дверь так тихо, как только смогла, но из-за увиденного в спальне у нее вырвался гортанный крик.
Ричард бросился вперед и поймал ее, втащив в комнату и бросив на пол тем же плавным движением.
Он был создан для этого. Всю жизнь он был как рыба, выброшенная на берег, но здесь, в этот час, все его инстинкты и движения идеально отвечали ситуации. Он стал тем, кем ему суждено было стать во времена опасности.
Он пинком захлопнул за собой дверь, даже не оглянувшись, подошел к ближайшей кровати, сорвал простыню и вытащил нож. Девушки ахнули при виде него, но ни одна из них не пошевелилась. Вот какими шлюхи были на самом деле. Встретив настоящего мужчину, способного жить подлинной жизнью, они съеживались перед ним. Это правда о шлюхах. Единственным звуком в комнате был треск рвущейся ткани, когда он разрезал простыни на полосы. Даже рыдания прекратились, когда все девушки смотрели на него, вытаращив глаза, и ждали, что же произойдет дальше:
– Я не могу допустить, чтобы вы все убежали и вызвали полицию в ту же минуту, как я уйду, поэтому я просто свяжу вас. Не волнуйтесь, я буду нежен.
Почему шлюхи всегда верили ему, когда он говорил, что будет нежен? Если мужчины проявляли нежность, шлюхи переходили к следующему неудачнику еще быстрее. И все же казалось, что все они хотели услышать эти слова, хотя их тела требовали, чтобы Ричард вел себя как угодно, только не нежно. Одну за другой он хватал девушек, брал полоску рваной ткани и связывал им ноги вместе. Затем он снова обошел их и осторожно связал запястья. Все были напуганы, но даже сейчас верили его лжи. Верили, что он просто возьмет деньги и уйдет после того, как они увидели его лицо.
Он связал их, но не ушел; они все равно не сказали ни слова, просто смотрели на него снизу вверх с ужасом, запечатлевшимся в каждой черточке лиц, тускло освещенных желтым светом уличных фонарей. Памелу он связал последней. Он оставил ее напоследок, и на то имелись веские причины. Он все время повторял:
– Я просто хочу поговорить с ней. Вот и все. Я просто хочу поговорить с ней наедине.
Памела захныкала, когда он протащил ее по ковру и оцарапал заднюю поверхность ее бедер, но не кричала и не сопротивлялась. В боковой спальне, где она провела столько месяцев, мирно спя в одиночестве, он навис над ней. Не сопротивляясь и не споря, она просто лежала, ожидая, когда он сделает все что захочет. Когда это шлюхи успели стать такими глупыми? Он был уверен, что когда-то давным-давно, до того, как он стал человеком, таким как сегодня, они обладали над ним властью и могли перехитрить. Он вытащил охотничий нож из ножен на поясе, и все же глупая сука даже не позвала на помощь. Дом стоял в середине жилого квартала. Все, что нужно было сделать, чтобы спастись, – это признать свою слабость, кричать и умолять какого-нибудь мужчину прийти на помощь.
Во всем виновата их гордость. Они расхаживали взад-вперед по дороге на высоких каблуках и в коротких юбках. Даже не поворачивали головы, когда хорошие порядочные люди через дорогу одобрительно свистели им вслед. Почему они не могли просто быть хорошими женщинами? Добрыми, чистыми женщинами.
Ричард знал, что в мире есть добро. Он встретил своего белого ангела, который стал новым стандартом, и сравнивал с ней всех остальных.
Он даже не заметил ножа в своей руке, когда склонился над жертвой. Даже не почувствовал, как участился его пульс, когда он положил руку на ее обнаженную ногу, чтобы притянуть ее ближе. И тут входная дверь с грохотом распахнулась. Мэри Энн и Сюзанна гуляли с другими медсестрами со своей смены, болтали и пили кофе, чтобы взять небольшую паузу между больницей и домашней жизнью. Они ввалились в дом под взрыв хохота. Обе были измотаны после долгой смены, но теперь, когда все закончилось, у них есть время отдохнуть и восстановить силы. Они были настолько сонными, что почти добрались до спальни в задней части дома, прежде чем увидели, что боковая дверь открыта, а над связанной Памелой нависает мужчина с ножом. С визгом они разбежались по дому. В задней спальне послышался какой-то шум, чей-то тихий голос, так что именно туда они побежали в первую очередь. Когда дверь открылась, и они увидели других девушек, своих самых близких подруг, связанных и сидящих на полу, Мэри Энн и Сюзанна закричали.
Сильная рука обхватила лицо Сюзанны и потащила ее обратно в коридор. Другой рукой Ричард схватил Мэри Энн, хотя нож мешал крепко держать ее. Девушки в спальне начали кричать. Умоляли его не причинять им вреда, а подруг – не сопротивляться. Он протащил их обратно по коридору, а затем, пошатываясь, направился в другую спальню. Пока девушки извивались в его руках, дверь за ними захлопнулась. Его ладонь твердо лежала на лице Сюзанны, зажав ей рот и нос, но обо всем остальном он забыл, когда попытался отбиться от Мэри Энн. Наконец-то сучка, в которой есть хоть капля борьбы. Наконец-то повод освободиться. Он вонзил нож ей в живот и с наслаждением почувствовал, как теплая кровь потекла по костяшкам его пальцев. Ни одна часть женщины никогда не была такой теплой, как тогда, когда он проделывал в ней новую дырку.