– Вы так считаете? – не зная, что сказать, вымолвил пораженный Григорий.
– Вы бывали в таких местах? Там от энергетики памятника, всего места можно спички зажигать. Там молитва не сходит с уст.
Там небо открыто! – произнес ветеран с горящими, как у юноши, глазами.
– И наоборот, – продолжал старый офицер, – если энергетика людей, орудия слаба или, еще хуже, дрянная – жди беды.
– Например? – спросил Сомов.
Недолго думая, Кретов ответил:
– Взять хоть «Аврору». В первом же своем бою, в Цусиму, экипаж потерял командира. Капитан 1 ранга Егорьев получил смертельное ранение и вскоре скончался. Корабль зашел в порт Манилы, где был интернирован, пусть и с разрешения императора. С команды была взята расписка о неучастии в боевых действиях. Вы представляете! Дальше – больше! Выстрел с «Авроры», как вам, наверняка, известно, стал началом революции, приведшей к крушению страны. Крушению страшному, кровавому, исполинскому. Причем выстрел-то был – холостым, имитацией.
Виктор Петрович продолжал:
– Долгое время одним из главных символов страны, СССР, я имею в виду, был корабль, который терпел поражения, участвовал в разрушении государственности. Реконструкция 1987 года, когда сам СССР начал уже трещать по швам, какого-то эффекта не дала. Хотя «обкорнали» судно порядочно. Через три года стране пришел конец. Посмотрите, Григорий Николаевич, куда делся «флагман революции», когда в 2014 году перед Россией опять замаячили непростые времена.
– Отбуксировали в Кронштадт, для ремонта, – ответил Сомов, видевший репортаж питерских коллег.
– Правильно! В такой напряженный для страны момент «Аврору» с ее энергетикой убрали, поскорее, с глаз долой, – подытожил ветеран. Помолчали.
– Я всего не знаю об этих памятниках, – неожиданно продолжил Кретов, – может быть, наверняка, больше меня знал тот же Симонов. Он, кстати, знаете, как просил поступить с его телом после смерти? Константин Михайлович просил развеять его прах в чистом поле под Могилевом, где в июле 1941 года стал свидетелем какого-то боя, невероятного по мужеству и накалу.
– Но во время войны, если не все, то многие были героями, – заметил Сомов.
– Поэтому-то и победили. Каждый частичку себя, своей энергии, своего мужества отдавал Родине. Вот и получались, как я уже говорил – резонансы мужества. Не просто так все было у вас в этом южном городе. Как его? Новоалександровске? Правильно? Неспроста. Я вам подброшу еще одну историю, что мне самому удалось раскопать.
– Когда Юрий Озеров в семидесятые года снимал свою знаменитую киноэпопею «Освобождение», в местах съемок было собрано огромное количество советской и немецкой техники военных лет. Были там настоящие нацистские машины «Тигры», «Пантеры», «Фердинанды», средние и легкие танки.
Озеров старался, чтобы каждому периоду в кадре соответствовала своя техника.
Григорий, все больше увлекаясь, слушал рассказ своего интересного собеседника. Виктор Петрович тем временем продолжал:
– Мой старый товарищ по детскому дому работал в то время в отделе культуры небольшого городка, в районе которого шли съемки. Так вот он рассказывал, что в эти несколько месяцев, они устали приваривать памятник-танк Т-34 к его постаменту. Приходят в парк в одно утро, смотрят – танк съехал с небольшого пьедестала. Подумали, что случайно произошло, ну или, что кто-то дерзко хулиганит. Затащили «тридцатьчетверку» назад. Через несколько дней – все повторяется. Сторожа в парке чуть ли не пытали, но тот божится, что никого не было. А сталкивать танк надо таким же танком или трактором. Прихватили электросваркой гусеницы к арматуре, вбитой в постамент. Спустя буквально два-три дня – прежняя картина. Не веря своим глазам, весь отдел культуры города приходил смотреть на шов толщиной в палец, который словно полоска бумажного клея разорван невероятной неведомой силой. Как вам! Так происходило еще раз или два пока…, – Кретов взглянул на корреспондента.
– Пока не завершились съемки, – подсказал Сомов.
– Так точно, – выдавая свое армейское прошлое, подхватил Виктор Петрович.
Мужчины еще немного побродили рядом с монастырем. Кретов назвал Григорию город, в котором произошли эти странные события, напоследок, заметив:
– Обратите внимание Григорий Николаевич большинство памятников: танки, орудия, другая техника, стоят на горизонтальных постаментах. Видимо, было какое-то указание не рисковать.
Григорий, проведя с Виктором Петровичем несколько часов, был ошеломлен всем услышанным. Хотелось сразу что-то проверить, что-то узнать, переговорить с Овчаренко. Простившись с ветераном, которого этот разговор и ходьба ничуть не утомили, Григорий ушел к ближайшей станции метро.
Вернувшись домой, в интернете нашел тот самый памятник, с которого начался разговор с Кретовым, и обомлел – крест.
Буквально через неделю после этой памятной встречи с удивительным рассказчиком в сквере Донского монастыря Григорий по работе оказался в Санкт-Петербурге. Кроме собственно редакционного задания, он, с коллегой из питерского корпункта газеты, заехали в Музей обороны и блокады Ленинграда.
– Это кто же додумался спрятать сюда такой музей, – после блужданий на машине по исторической части города высказал свои мысли Сомов.
– Хорошо, что его вообще удалось сохранить и восстановить, – ответил его коллега – Дмитрий Сиротин.
– А что были попытки? – недоумевал Сомов.
– Гриша, ты что, не знал, разве? Музей по «Ленинградскому делу», в 1950 году, был закрыт. Его удалось восстановить лишь в 1989, и то только здесь, в стороне от метро, в часе ходьбы от Невского.
– Представляешь, Дима, первый раз слышу! – слегка расстроился Григорий своей неосведомленностью.
– Ну, да, ладно. Сейчас половина Питера не знает, где работает этот музей и работает ли.
Наконец коллеги добрались до Соляного городка. Здесь в помещении старого склада расположился музей. Зашли к директору музея, представились. Немного пообщавшись, директор, передал журналистов в руки научного сотрудника Дмитрия Садачихина. С ним они прошлись по небольшой, немного скомканной, видимо, из-за скромных площадей, экспозиции. Несмотря на это, музейные предметы и сама экспозиция поражали своей натуралистичностью и достоверностью.
– А как к вам, Дмитрий, попадают экспонаты? – спросил сотрудника музея Сомов.
– Музейные предметы? – деликатно поправил тот, – по-разному, много принесли горожане, блокадники-ленинградцы, когда в 1989 году горсовет принял решение воссоздать музей.
– А есть какие-нибудь уникальные образцы оружия, техники, за которыми тянется не простая история? – помня беседу с Кретовым, выпытывал Григорий.
– Вот, пожалуй, детские игрушки несколько лет назад поднятые водолазами со дна Ладожского озера, – пригласил Садачихин журналистов к одной из витрин.
Мужчины долго без единого слова стояли перед этими пупсами и утенком, которые неизвестные дети везли с собой на одном из судов, эвакуируясь из окруженного города летом 1942 года.
– Судно было подбито во время авианалета и затонуло. Эти игрушки пролежали на дне почти семьдесят лет, – не дожидаясь вопросов, ответил Садачихин.
Осматривая экспонаты, пробегая глазами текст этикеток, гости в сопровождении Дмитрия, продолжали ходить среди витрин и небольших инсталляций.
Взгляд Григория привлекла подпись под одной из винтовок, которая гласила, что из этой винтовки в январе 1943 года был сбит немецкий истребитель «Мессершмит-109».
– А эта винтовка? Что про нее можете рассказать? – указал Григорий на оружие, привлекшее его внимание.
Садачихин подтвердил, что из этой самозарядной винтовки Токарева, старший сержант Пименов, действительно, сбил немецкий самолет. Дмитрий, подойдя поближе к витрине, продолжал:
– Об этом случае писала окружная газета «На страже Родины», спустя несколько дней. Вот этот номер. Ага, вот, – и он указал на пожелтевший лист фронтовой газеты и замету с фотографией бойца с оружием в руках.
– У них в тот день что-то невероятное в полку произошло, – продолжал Дмитрий, – другой истребитель, спустя буквально час был сбит из личного оружия группой солдат сержанта Сазончик.
«Не про эти ли резонансы мужества мне твердит Виктор Петрович», – подумал Григорий.
– Старший сержант товарищ Пименов, – прочитал подпись под фотографией в заметке Сомов, – а как винтовка попала в музей?
– Если у вас есть время, можно посмотреть в журналах КП, – произнес Садачихин, но сразу поправился и уточнил – в «Книгах поступления».
Пройдя в крохотное помещение на антресолях, где располагался кабинет Дмитрия, журналисты остались дожидаться Садчихина, который ушел за загадочным журналом «КП». Спустя несколько минут он вернулся, неся в руках старый, сам как музейный экспонат журнал.
– Ага, вот, основной фонд, номер 123. О, какое раннее поступление, – удивляясь, читал Садачихин, – нашел.
В книге было написано, что винтовка была отобрана во время сбора музейных предметов одним из основателей музея майором Л.Л. Раковым, в 1945 году.
– Вот и все, – подвел некий итог сотрудник музея.
Все время пока Сомов добирался до вокзала и пока его в поезде не сморил сон, он думал об этой винтовке, ее владельце и самом музее, вспоминая все услышанное в его стенах. Прибыв в Москву, решил поделиться всем услышанным с Кретовым.
– Ага, вас зацепила эта тема, царапнула, – ответил Виктор Петрович всегда бодрым голосом, – где и когда встречаемся?
Кретов настоял на встрече в одном из исторических мест столицы. Они встретились у станции метро «Новослободская» и прошли в сторону Центрального дома Российской Армии.
Григорий подробно рассказал Кретову все, что он увидел и узнал в Санкт-Петербурге, в музее. Выслушав журналиста, Виктор Петрович начал свой небольшой экскурс в историю:
– Это был необыкновенный музей, во всех смыслах этого слова, незаурядный. Взять хотя бы то, что он стал первым музеем, посвященным событиям Великой Отечественной войны. Все началось с выставки, которая плавно переросла, собственно говоря, в музей. Один из создателей выставки, а впоследствии – директор музея Лев Львович Раков – еще более примечательная личность. Питерский интеллигент, настоящий музейщик, которого высоко ценил старший Пиотровский. Раков понимал смысл музейных предметов, очень глубоко.