– А меня зовут Григорий Николаевич, дядя Гриша, – ответил Сомов, глядя на светящихся от радости родителей, – вот и познакомились.
Они еще немного поговорили.
– Выздоравливайте, – произнес напоследок отец парня.
Сомов вернулся к себе в палату. «Меня зовут Сережа Федун, Сережа Федун, Федун», – как-то ненавязчиво крутилась в голове фраза, произнесенная мальчишкой, – «Федун, Федун. Где-то мне встречалась эта непростая фамилия?».
Все еще гудевшая голова упрямо не хотела трудиться. Только к вечеру Сомов вспомнил:
– Ну, конечно! Федун. Фамилия была в списке, который раздобыл Виктор Петрович, – радовался своему открытию Григорий.
Несколько дней он с нетерпением, с какой-то детской надеждой ожидал прихода своих новых знакомых. Григорий понимал наивность мысли, что будто бы эти люди могли как-то быть связаны с тем самым человеком в далеких военных годах.
«Федун – не такая уж и редкая фамилия», – думал Сомов, где-то в глубине души надеясь, что это все же какая-то ниточка в расследовании, длившемся уже более девяти месяцев.
Все чаще и чаще он стал задумываться, что все, что происходит вокруг, случается с каждым из людей – не случайно. Надежда на эту неслучайность, которая несколько недель назад смилостивилась над маленьким мальчиком Сережей, которая, быть может, проявит милость и в отношении его самого, согревала сердце и душу молодого журналиста. Дни, которые начали казаться бесконечно длинными, после того как Сомов пошел на поправку, стали тянуться еще медленнее. Он не мог дождаться прихода семьи Федунов.
Но первым после небольшого открытия и забрезжившей надежды, в палате Григория, появился Виктор Петрович. Кретов уже приходил проведать, как он говорил, «нашего героя».
– Григорий Николаевич, категорически вас приветствую, – громко произнес полковник, взглядом окинув палату и убедившись, что он никого не потревожил своим шумным визитом.
– Добрый, добрый день, Виктор Петрович, – ответил Григорий, поднимаясь. Ходить он начал уже дней десять-двенадцать назад и сейчас был рад приходу своего товарища, еще одной возможности вырваться из стен палаты.
Немного пройдя по коридору, Григорий с Кретовым присели на диван, стоявший в рекреации отделения. Григорий решительно начал разговор:
– Виктор Петрович, вы помните те выписки, что сделали по истории оружейного завода в Ижевске?
Кретов немного задумавшись, закачал головой:
– Да, да, в целом, помню.
– Фамилия – Федун, ведь она не почудилась мне там? Ведь была?
– Гриша, конечно, помню. И фамилия эта там была.
Сомов продолжал:
– Представляете, Виктор Петрович, тот мальчишка на перекрестке, его тоже зовут Федун! Как вам! Может быть, они родственники, и тот Федун, из Ижевска – его дед или прадед.
– Все может быть, – поддержал Кретов, которому даже пришлось сейчас интонацией немного успокаивать своего молодого друга.
Они еще немного пообщались, пройдясь по короткому больничному коридору. Уходя, Виктор Петрович заметил:
– Вот, Григорий Николаевич, и ты попал в обойму этого невероятного духовного резонанса. Кто-то его запустил, а ты откликнулся на этот невидимый духовный призыв. У духовной жизни свои законы… Не скучай.
Посмотрим, что расскажут твои Федуны. Держи меня в курсе.
Обнявшись, мужчины простились.
Через день другой Григория вновь навестил отец Сережи Федуна. Иван, так звали молодого мужчину, появлялся всегда поздно вечером, в самом конце времени, которое в распорядке работы больницы значилось как «Время посещений».
Григорий протянул руку Федуну, стремительно соскочив с постели.
– Добрый вечер, – опережая Григория, произнес гость, – как ваше самочувствие?
– Иван, привет! Давай уже на «ты». Ты, наверное, после работы всегда ко мне заезжаешь?
– Ну, да, – сконфужено ответил Федун.
Сомов улыбаясь, дал понять, что все нормально и похлопал молодого человека по плечу. Ему не терпелось задать вопрос, волновавший его последние несколько дней. Мужчины вышли в коридор.
– Иван, скажи, пожалуйста, твой дедушка или отец работали в годы войны на оружейном заводе в Ижевске?
– Бабушка.
– В смысле? – не сразу понял Григорий, в чем дело, в упор, глядя на Федуна, – бабушка что?
– Бабушка была мобилизована в первые дни войны. Оставила институт и работала до конца войны в Ижевске, – сказал Иван, чеканя каждое слово, – Тамара Григорьевна Федун.
– Вот так поворот!
Молодые люди сидели на диване, несколько мгновений молча глядя друг на друга. «Неожиданный поворот. Посмотрим, что будет дальше», – пронеслось в голове журналиста.
– За время работы на заводе бабушку наградили орденом «Знак Почета» и медалью. Она была лучшим токарем на заводе. После Победы почти сразу вернулась в Москву, закончила институт. К сожалению, Тамара Григорьевна умерла три года назад.
– А кто-то остался из ее старых подруг? – в самом конце беседы спросил Григорий.
– Да, ты знаешь есть. Ее лучшая подруга – бабушка Таня, Татьяна Ильинична Сегаль. Она работала с бабушкой в Ижевске, после этого вместе с ней перебралась в столицу. Они были очень дружны до последних дней. Я поговорю с ней.
Утром следующего дня Григорий решил поговорить с врачом. Он чувствовал себя на подъеме, травмы беспокоили все меньше и меньше.
«Домой так домой», – согласился доктор.
Домой Гришу подвозил Радик на своей машине. Ему, коренному москвичу, не стоило больших трудов довезти друга до его съемной квартиры, в которой он не был добрых полтора месяца. Все осталось, как было в тот день. Григорий уже не считал этот день трагическим, все больше соглашаясь с мыслью, что все происходящее в жизни не случайно.
Небольшой порядок в его отсутствие поддерживал в квартире Овчаренко. Он после разговора в машине пообещал помочь коллеге, когда Сомов договорится о встрече с новым очевидцем неординарного расследования, которое волновало их обоих уже несколько месяцев.
Проведя следующий день дома, окончательно соскучившись по коллегам и работе, Сомов решил как можно скорее появиться в редакции. Коллеги не знали о том, что Григорий должен был появиться на работе, но уже, видимо, давно на его рабочем столе в скромной рамочке лежала большая заметка их издания. В ней стильным языком любимой многими газеты еще со времен ее многочисленного кавалерства было рассказано о смелом поступке ее сотрудника. В тексте безошибочно угадывались яркие нотки, которыми блестяще владел Радик, иногда публиковавшийся на страницах своего издания под псевдонимом.
Все были рады видеть своего коллегу на рабочем месте живым и здоровым. Приходил «главный» и в свойственной ему одному манере сравнил поступок Сомова «с образами уходящего поколения титанов нашего народа».
На обеде, спустившись в кафе, где обедало большинство свободных сотрудников редакции, положением друга воспользовался Овчаренко. Взяв Гришу под локоток, он растолкал несколько человек, стоявших перед ними, со словами:
– Они еще не знали, что Герои России обслуживаются вне очереди.
Улыбки и легкие похлопывания по плечу стали наградами обоим друзьям. Первый день после вынужденного отсутствия выдался особенно радушным. Не очень-то и поработав, Григорий все же возвращался домой изрядно уставшим.
Свое обещание выполняли все друзья и товарищи Гриши – и новые, и старые. Через день после выхода на работу Сомову позвонил Федун. Он договорился с Сегаль о встрече и предлагал заехать за ним.
Но узнав, какой крюк предстояло им сделать по городу, погружающемуся в летаргию пробок, Сомов отказался. Свое слово держал и Овчаренко:
– Гриша, я выезжаю. У тебя буду минут через тридцать, не торопись.
Ехать предстояло на удивление недалеко. Федун дал телефон и адрес Татьяны Ильиничны, которая жила в небольшом поселке Томилино, рядом с Люберцами. Друзья быстро добрались до нужного места. Немного поплутав в поселке, они все же отыскали нужную улицу и дом.
На лай собаки в аккуратном небольшом домике загорелся свет. На крыльцо вышла одетая по-домашнему женщина. Представившись, молодые люди прошли в дом, который и внутри отличался чистотой и порядком.
– Ваня звонил нам, мама сейчас выйдет. Вы ужинали? – скороговоркой выпалила женщина, которая оказалась младшей дочерью Татьяны Ильиничны.
Через несколько минут в гостиной появилась сама хозяйка дома. Это была сухонькая, но еще бодрая старушка. Она была одета в платье, на плечи был наброшен теплый платок. Строгая прическа безошибочно выдавала школьного учителя с многолетним стажем.
– Мама, этот тот самый Григорий Сомов, который спас Сережу, правнука Тамары Григорьевны.
Пожилая женщина подошла, обняла и прижалась к Сомову всем телом:
– Спасибо, дорогой мой, спасибо, – бормотала она, усаживая Григория в кресло, – какая радость.
Все сели к столу, после энергичных уговоров молодые люди согласились на ужин, после чего и началась беседа.
– Григорий, Ваня мне сказал, что вы интересовались судьбой Томы, – начала беседу Татьяна Ильинична.
– Да. Меня интересует время, когда вы вместе жили и работали в Ижевске, на оружейном заводе.
– Мы познакомились с ней там, на заводе, куда многие девушки были мобилизованы с началом войны и эвакуации, – начала Сегаль свой рассказ.
Татьяна Ивановна рассказала, как они вместе с еще несколькими десятками молодых девчушек постигали азы оружейного мастерства, как вместе с Тамарой жили в одной комнате заводского общежития. Стало известно, что Федун работала в одном из токарных цехов, а Сегаль – в сборочном.
– Что за человек была Тамара Григорьевна? – задал вопрос Сомов.
– Прекрасная подруга, внимательная, жизнерадостная, чуткая, волевая. Очень сильный человек, лидер.
Разговор подхватил Григорий и задал следующий вопрос:
– А за что Тамара Григорьевна была награждена орденом, почему была названа лучшим «производственником завода»?
– После гибели отца и братьев она очень изменилась. Мы переживали сначала, не произошло бы чего, но Тома все выдержала и стала после этой трагедии только сильней. Не замкнулась в себе, а такое тоже бывало. Нашла, наверное, себя в работе. Она так обрабатывала стволы ружей – просто загляденье. У Томы присказка появилась на каждое разделение технологических операций: «За папу!», «За братьев!», «За папу!». Мужчины не могли за ней угнаться.