На Санины вопросы старик отвечал охотно, но не всегда понятно:
– Суть земли этой есть в любой вещи, будь то артефакт, из аномалии добытый, али ягода простая. Нужно только наличие этой самой сути во всем различать, чтобы видеть, что с чем сочетается, да так, чтобы польза была от этого. А в этом тоже понимание иметь надобно. И тогда всё по своим местам становится. А для Зоны отчуждения, что человек, что куст ягодный, всё одно – местные жители. Потому никакого особого почтения человеческие кости от веток кустов или деревьев не требуют.
Иногда Пахомыч сбивался в своих туманных пояснениях о совсем странных вещах. Например, что-то о другой стороне Зоны, «в которую шагнуть можно, если её увидишь, и в которой всё по-другому, правда, страшнее, чем здесь…».
Как-то, пребывая в добром расположении духа (что с ним бывало нечасто), старик стал рассказывать, что относительно недавно и сам бродил по Зоне обычным сталкером, Шмелём, с трудом добывая хабар. Но однажды, проходя Толстым лесом, повстречал, как он выразился, «дедушку», который ему про «другую Зону» растолковал. Шмель сразу не поверил, пока «дед» не показал невообразимые чудеса и не научил его разным премудростям, открывшим глаза на эту аномальную Зону. Стало всё намного понятнее и проще. Где эта «другая Зона», или хотя бы как понять смысл пары премудростей, касающихся «той» или «этой» Зоны, Саня от хозяина расспросами добиться так и не смог. Единственное, что рассказал ещё о себе старик, это как отслужил в армии «срочную», а потом остался там контрактником. «Когда контракт закончился, пытался заработать денег, а через год, аккурат после Вспышки, попал в Зону, по которой бродил целых пять лет, до тех пор, как путь был указан».
Сопоставив даты, Саня пришёл к выводу, что Шмелю должно быть около сорока, а выглядел он лет на семьдесят как минимум. Это, мягко говоря, казалось странным, но удивительного и необычного на островке среди болот и так хватало за глаза. Вот хотя бы «ручная аномалия».
На следующее утро Санька вышел из домика и осмотрелся. Во дворе у бывшего сталкера Шмеля присутствовала на удивление нормальная растительность. А за забором уже начиналась флора Зоны. И посмотреть было на что.
Опираясь на ограду, парень уставился на дерево конопли с синими прожилками, как вдруг о его спину легонько стукнулся камушек. Саня резко повернул голову, посмотрел на откатившийся кусочек гравия и внимательно огляделся. За углом дома возвышались густые заросли сирени. За ними – огромная крона тутового дерева – в общем, ничего подозрительного. Кто же тогда бросил в него камень? Созерцательно-умиротворённый настрой уже пропал, времени из-за отсутствия каких-либо занятий было предостаточно, и Санька, глубоко вздохнув, медленно выдохнул через нос. Стараясь не думать о том, что любопытство сгубило кошку, аккуратно раздвинул руками ветки сирени и шагнул вперёд, прошёл ещё немного и остановился.
Под густой сенью листвы тутовника находилось весьма уютное место. Уже почти забыв о странном камушке, парень примерился к ближайшей ветке в надежде забраться на дерево, когда увидел два листочка. Они не спеша вальсировали в воздухе на высоте не больше полуметра над землёй. Всё бы ничего, и, возможно, раньше он прошёл бы мимо, но прошедшие сутки в гостях у Пахомыча напомнили о существовании многих удивительных вещей. Саня присел на корточки и пригляделся. Неведомая сила, иногда переворачивая, вращала листики по кругу. Как заворожённый, парень протянул к ним руку. Один листок коснулся пальца. Всё замерло на мгновение, и зелёные «танцоры» задрожали, завертелись сильнее, приближаясь друг к другу. Санька лишь успел увидеть, как один из них прошёл сквозь другой. Затем резкая боль пронзила его ладонь, спину и затылок.
Открыв глаза, он понял, что лежит на земле в метре от уже упавших листьев. Сев, он открыл рот от удивления. «Танцоры» исчезли, а на их месте пульсировал небольшой, размером чуть больше теннисного мячика, шар, похожий на мыльный пузырь. Он переливался всеми цветами радуги, отражая пробивавшиеся сквозь листву солнечные лучи.
Окончательно придя в себя, Санька услышал, как на его поясе пощёлкивает датчик аномалий. Шар за это время увеличился до размеров футбольного мяча. Сорвав травинку, парень аккуратно бросил её в загадочный пузырь. Тот сморщился на время, принял в себя прилетевший предмет, потом раздался тихий чавкающий звук, словно совсем рядом кто-то смачно жевал. Это развеселило парня, и он, развлекаясь, принялся «подкармливать» найденное чудо веточками, былинками травы и мелкими камешками. Каждый раз, когда брошенное угощение попадало в пульсирующую сферу, та сжималась, поглощая предметы, нарушавшие её целостность, тихо чавкая.
– Любопытствуешь? Ну-ну, – скрипучий старческий голос заставил Саньку подпрыгнуть от неожиданности. – Ты бы прекратил Нюшку-то кормить. Отожрётся и будет за тобой по двору гоняться. Съесть не съест – ты ж для неё теперь свой, но нервы попортит. У неё приём пищи раз в день, понятно тебе, хлопец? – Дед неодобрительно посмотрел на гостя и развернулся, чтобы уйти.
– А это что, аномалия? Или она живая, Нюша ваша? И зачем она вам рядом с домом? – Санёк на секунду представил огромный мыльный пузырь, который гоняется за ним и хватает за голову, поэтому эксперимент прекратил и, оглядываясь, поспешно вышел из-под кроны дерева вслед за Пахомычем. Шар качнулся в его сторону, но потом, словно передумав, замер на месте.
Старик ответил не сразу. Только у крыльца остановился, постучал по земле посохом и недовольно пробурчал:
– Мне уйти надо до вечера. А ты дверь закрой и в доме посиди. Слишком ещё слаб, чтобы по земле разгуливать. Хоть у меня во дворе и безопасно… А Нюша… Не важно, что это или кто. Главное, красиво танцует. И мусор есть куда девать! – Пахомыч вдруг рассмеялся и двинулся к калитке. Саня уже не слышал, как тот бормочет себе под нос:
– Хороший мальчик, интересующийся, добрый, сам своей силы не знает. И не надо пока про неё говорить, а то испугается…
Проводив взглядом деда, Санька зашёл в дом.
На закате дня он сходил к роднику, набрал чистейшей воды, развел в печке огонь. С найденной на полке среди артефактов, старой книгой сел за стол ждать Пахомыча. Вскоре вода в котелке на печке начала шуметь, булькать, создавая монотонный, убаюкивающий фон. Обхватив голову руками, Саня решил на минуту прикрыть уставшие веки.
Посреди полянки горел костёр. Ночная прохлада заставила Саньку подойти ближе к огню. Сталкер в простом комбинезоне, сидящий на бревне, задумчиво смотрел на пламя. Словно отвечая на не заданный ещё вопрос, он заговорил:
– Я ненадолго. Забежал на минутку, а тут у вас славно. Спокойно так, уютно. Я тебе сказать-то что хотел… Понимаешь, случай был странный, с него все и началось. Давно уже произошло, а помню, как сейчас…
Сиделось тогда нам втроём у костра просто отлично. Невысокое пламя потрескивало, иногда стреляя искрами в небеса, освещало наши не слишком чистые, но довольные лица, и наши тела отбрасывали длинные, размытые светом костра тени. Живой огонь согревал, окутывая нас волнами тёплого воздуха, вымывая усталость, и создавалась иллюзия особой защищённости нашей стоянки, как будто это освещённое пространство существовало где-то очень далеко от ужасов Зоны.
На самом деле безопасность обеспечивали стоящие в боевой вахте товарищи по ходке: новичок Щуплый и присматривающий за ним Вано Носатый, опытный сталкер и отличный боец, участник нескольких войн между группировками.
Думать о таких сложностях, как предстоящая ранним утром смена постов, не хотелось совсем. Хотелось просто впитывать в себя живое тепло огня, прихлёбывая из алюминиевых кружек крепкий горячий чай, да поддерживать неспешный разговор о том, о сём, наслаждаясь минутами отдыха.
При этом не на шутку беспокоил меня мой приятель Шмель, на отдыхе обычно такой живой и разговорчивый до назойливости, но в последнее время задумчивый, почти не участвующий в общих беседах. Мысли его явно витали где-то там, где товарищам не было места. А ведь мы с ним давние приятели, вместе побывали во многих ходках и через многое прошли. Выручали друг друга столько раз, что взаимно должны, как говорится, друг другу по жизни. Я многое готов был для него сделать, но Шмель не просил о помощи, не рвался рассказать, что за беда с ним приключилась, а молча обдумывал неведомую другим проблему, видно, что-то всерьёз для себя решая.
Подходящий момент вскоре подвернулся. Я подмигнул Калёному, и тот пустил по кругу армейскую флягу со спиртом. Выпили по первой – в благодарность земле, по второй – за тех, кого с нами нет, и ещё по одной – для души. Норму мы держали и лишнего себе не позволяли, но всё же спирт – штука забористая. Шмель постепенно оттаял. Он перестал хмуриться, и, наконец, мы услышали его историю:
– В ту ходку я Толстый лес прошёл на удивление легко, – начал Шмель. – С собаками не встретился, попрыгуна одного только подстрелил, и уже было расслабился, стоя на краю леса и высматривая проход через поле аномалий, когда вдруг повалили на меня мертвяки.
– Зомби? – недоверчиво хмыкнул Калёный. – В Толстом лесу?
– Я и сам никак не ожидал. Видно, гнал их на меня телепат, или уж и не знаю, откуда они взялись. В общем, я на этих уродов несчастных весь боекомплект извёл, они ж прут, не сворачивая, как куклы заводные. Прижали меня в конце концов вплотную к ядовитой луже, даже штык-ножом одного пришлось сработать. И это я только того убрал, который ближе всех подошёл, а за ним ещё подтягиваются. Ну, я последней гранатой крайних положил, свой «калаш» с пустым рожком за спину, шприц антидота прямо через рукав комбеза воткнул, выдавил и ходу.
– Что, прямо по токсичным лужам? – не выдержал я.
– Да-а, прямиком. А что делать было? Через электрическую аномалию я бы не прорвался, а ножичком от зомбаков долго не поотмахиваешься. Так что – в голове гудит, датчик трещит, перед глазами круги разноцветные, ботинки кислотную среду терпят, но дымятся, не ровен час, слабину дадут… Но худо-бедно дорогу различаю, иду, хотя на психику всё это давит неимоверно. Зомби, кажется, следом не полезли. Я, как чере