з лужу перешёл, оглянулся – за мной никого.
В общем, выбрался я оттуда. Перевёл дух, а потом дошёл до места, где датчик радиации трещать перестал. Тщательно ботинки об траву вытер и под ёлочкой прилёг, потому что даже сидеть уже не мог. Поначалу мне совсем плохо было, но отлежался часок-другой, полегчало, на башку давить перестало.
И тут, гляжу – прямо на меня из кустов дедок выходит. В ватнике, на голове шапка-ушанка – малахай какой-то невообразимый, ну вылитый дед Макар, который в деревне у моих родителей коров гонял. Правда, вместо кнута у него ружьишко за плечами болталось, «Тулка» древняя, одноствольная. В общем, только красной партизанской полосы на шапке не хватает.
– Насчёт фрицев не интересовался? – ехидно влез с вопросиком Калёный.
– Нет, про немцев он ничего не говорил, – спокойно ответил Шмель, – а вот по поводу зомби сообщил, чтобы я не беспокоился. Химера, мол, их отсюда отгонит, да и всяких других монстров тоже. Каких ещё других, я уже не стал спрашивать, но в базар про химеру не слишком поверил. А дедуля, значит, мне руку свою показывает и давай жаловаться, что поцарапал об кусты, царапины не заживают, гноятся, и просит шприц мой с антидотом. А я, братцы, сам в жутком виде: комбез в двух местах порван, на штанинах дырки от брызг кислоты, голова кружится, тошнит вовсю, сил встать нет. И шприц с антидотом, из тех, что мы с тобой, Виталик, у военных с таким трудом и расходами выменяли, один-одинёшенек. Вообще остался я без всяких припасов. Штык-нож, автомат без единого патрона и последний шприц в аптечке – вот и все припасы. До ближайшей базы – пару дней пути. То есть, терять мне не то чтобы уж совсем нечего, но почти что так. А глаза у старикана, скажу я вам, как у ребёнка малого и несмышлёного, всему миру ещё радующегося, вот такие, что ли… Может потому я и отдал ему шприц без раздумий. Так он его повертел в руках и за пазуху себе сунул, я не разглядел даже, укол он себе сделал или нет.
Но полегчало мне после того сразу и существенно. Голова болеть перестала, как будто это я себе укол сделал, да не один. Дед посидел ещё со мной немного, повздыхал, нож ещё посмотреть попросил, в руках его повертел и вернул, ничего не говоря. Потом как-то вдруг засобирался, ружьишко закинул за спину, а на прощанье сказал, что я Зону пока не понимаю, всего боюсь, а не надо бы так. И что когда про страх свой всё пойму, тогда могу в гости к нему зайти, в домик на краю леса. Вроде бы слова простые он говорил, но чую я, братцы мои, всё это очень неспроста. После его ухода я ещё посидел немного, а вскоре вы прямо на меня вышли, вместе на базу и вернулись.
А я вот никак не пойму теперь – был ли дед этот вообще, или мне вследствие смертельной обстановки это привиделось? Я к учёным в их основной лагерь ходил, так они доходчиво разъяснили, что это были у меня обычные галлюцинации, случающиеся иногда с людьми на почве отравления токсичными испарениями. И укол я сам себе сделал, поэтому и полегчало мне. Они, мол, всегда говорили, что антидот этот последней серии, ну, который с жёлтой полосой, стал прорывом в аномальной медицине, и всякое такое.
Но Антоха Медведь мне рассказывал, что в этот день он с группой по другому краю Толстого леса проходил и видел странную картину – химера гнала толпу зомби. А ведь про такое раньше никто и не слышал даже, не то чтобы наблюдать. Хотя… В Зоне всё время что-нибудь новое появляется, а уж странное тут – на каждом шагу. Или вот нож мой, который ты, Виталь, мне на день ВДВ подарил. Вот же он, и инициалы твои на рукояти, верно?
При этих словах Шмель повертел перед моими глазами хорошо знакомый клинок, а затем не спеша взял в руки банку тушёнки и разрезал её ножом, как кусок подтаявшего сливочного масла, без всяких усилий! Вместе со всем содержимым разрезал, на две ровные части, из которых тушёное мясо почему-то не падало, и жир не вытекал. И тут же Шмель встряхнул половинки банки над котелком, вывалив в него мясо.
– Вот такие, братцы, загадки на ночь глядя, – задумчиво проговорил он, – ну да ладно, утро вечера мудренее…
Едва занимался рассвет, когда я поднялся заступать в караул. Шмеля рядом не оказалось, и спальник его тоже исчез. Но удививший всех нас штык-нож торчал в бревне рядом с потухшим костром. Ножом Шмель приколол к бревну записку с совсем коротким текстом: «Я ушёл».
В каком смысле он ушёл, было непонятно. По ПДА с моим закадычным дружком связаться не смогли. Когда звучал сигнал поступившего на ПДА сообщения, я вздрагивал и читал его со страхом – вдруг придётся увидеть, что «сталкер Шмель погиб там-то»… Но нет, ничего такого в сеть не поступило. Я надеялся, очень надеялся, что Шмель застрял где-то в дальних территориях Зоны, где просто нет никакой связи, и скоро он вернётся, усталый, потрёпанный, зато живой. Но что-то в душе мне подсказывало, что больше мы не встретимся, и там, куда ушёл старый друг, нет ни сталкерской сети, ни самих сталкеров, нет ни страха, ни бесстрашия, и он бродит совсем по другой стороне Зоны, куда нам, простым смертным, до поры хода нет…
– …Вот так вот, – уже спокойнее произнёс Санька, до сих пор оставаясь под впечатлением сна. – Я так и не понял, что это было. Никогда настолько обстоятельных и подробных снов не видел. Пахомыч, это же про вас? – Парень пристально разглядывал царапины на столе, избегая встречаться взглядом с собеседником. Было и страшно, и любопытно услышать ответ. В Зоне отчуждения всякое может быть. Но вещие сны… Это из какой-то другой оперы. – Нет, я понимаю, что это, скорее всего, просто моя фантазия разыгралась…
– Виталик… – дед перебил Саньку, задумчиво взяв в руки кружку с утренним кофе, – ждал меня, значит, искал… А я обо всём, обо всех позабыл… – Он качнул седой головой, словно отгоняя воспоминания, и улыбнулся, показав на удивление белые для своего возраста зубы. – А вот ты меня радуешь! Не ожидал я от тебя этого столь быстро, да… Значит, тебе уже она с людьми на той её стороне потолковать позволяет, это надо же! Правда, не по своей воле и во сне… Пока во сне. Ладно, это мы поправим. Выздоравливай, скоро я тобой как следует займусь. Как от ветра перестанешь качаться, так и приступим.
– Мной? В каком смысле займётесь? – у Саньки почему-то резко вспотели ладони, а старик так ничего и не ответил.
Глава шестая
Хмурое утро сменил промозглый день. Чёрные от влаги деревья наполнили воздух запахом осенней свежести. Стражи по очереди вздремнули, пока паренёк, свернувшись калачиком и посапывая, отсыпался за прошлую ночь.
– Скип, – Гриф шёпотом позвал товарища, стараясь не разбудить спавшего на ящиках Дэна.
Когда взъерошенная голова Скипа показалась из дыры в потолке, командир коснулся пальцем своей скулы. В ответ подчиненный, не задумываясь, вытащил из-за воротника наушник рации и вставил его в ухо.
Затем Гриф жестом указал остальным на выход. Пока те крадучись исчезали за дверью, командир жестами попросил Скипа последить за мирно спящим парнем.
На улице моросил мелкий, словно туманная взвесь, дождь.
– Чего хотел, командир? – спросил Рус вышедшего на крыльцо Грифа.
– У нас в последнее время не было возможности поговорить без свидетелей.
– Боишься парня?
– Не доверяю.
– Я тоже ему не верю, – в наушниках прозвучал голос Скипа.
– Но мы не смогли пока ещё поймать его на лжи. – Рус развёл руки в стороны. – А тебе, молодой, для начала надо научиться держать эмоции в узде! – обратился он уже к Скипу, на что тот в ответ виновато крякнул.
– Я не думаю, что он лжёт. Скорее, не договаривает, – продолжил начатый разговор Клинч, внимательно осматривая в бинокль простирающееся до горизонта поле.
– И о чём он может умалчивать, как думаешь? – уточнил Рус.
– Возможно, он не дальний родственник Егеря, – опередил Руса Гриф, рассматривая землю под ногами, – а самый что ни на есть ближайший.
– Вряд ли… – Клинч убрал бинокль и посмотрел на товарищей. – Для отца Егеря он слишком молод, для сына слишком взрослый. И… насколько я помню, Егерь никуда с Пади не уходил. Как и парень – отсюда.
– Хочешь сказать, Клинч, что мальчик – здешнее воплощение нашего Егеря? – Рус наклонил голову, чтобы заглянуть в глаза товарищу.
– Нет, не думаю, Рус. Хотя конечно, схожесть пацана с Егерем просматривается, но… – Клинч замялся, подбирая более точное определение, – он будто вне времени… какой-то не настоящий… не до конца живой… Словно клон, что ли…
– …Если он клон, то тут такие арты задействованы! – Гриф закатил глаза, стараясь придать весомость своим словам. – Ведь аномальные клоны больше суток не существуют.
– Да, в нём много странного, – Рус утвердительно закивал. – Вот скажите мне, откуда ему известны такие подробности нашей жизни, которыми с самим собой не поделишься?
– Он Древний… – не задумываясь, высказал мысль Клинч и сам же её испугался, прикусив губу.
– Тогда уж потомок Древних… – на удивление спокойно добавил Гриф, показывая, что он тоже ломал голову над этим вопросом.
– Почему же он такую тайну вокруг себя создаёт? – просипел голос Скипа в наушниках. – Почему не сказал сразу – так, мол, и так, я Древний?
– А ты на секунду представь, что будет, если в Пади узнают, кто он! – ответил Гриф.
– Ну да…
– Вот только для Древнего, – Рус замялся на секунду, – хлюпенький он очень…
– Ага, согласно легенде они были… – Клинч поднял взгляд, – чуток повыше нас.
– Я тут подумал… – Рус выдержал паузу. – Егерь никогда ничего просто так не делал. Вдруг этот пацан окажется надеждой нашего мира?..
– …Или причиной его полного уничтожения, – с грустью заключил Гриф. – Уж больно настырно он убеждает нас, что Армада не спасёт наш мир…
– Что ж, доживём – увидим. – Рус вздёрнул брови. – Два дня осталось, ведь так, командир?