{14}.
Больше Макдональд контактов с рейхом не искал, но французы занервничали, и Саймону пришлось успокаивать их.
В декабре 1933 года при помощи Риббентропа Теннант увиделся с Гитлером. Рейхсканцлер «был очень расстроен тем, что „союзные“ политики ездят по Европе из Парижа в Рим и из Рима в Лондон, обсуждая его, но ни один из них ни разу не заехал к нему и, следовательно, ничего про него не знает» и спросил, не выделит ли Болдуин несколько дней для переговоров где-нибудь на границе или на борту корабля, так как он сам не может покинуть Германию. В случае успеха их сотрудничества «в Европе через полгода не будет ни одного безработного», — заявил фюрер, добавив, что не хочет вести переговоры с Саймоном. В ответ на сообщение Теннанта Болдуин заявил, что лично он не против встречи, но это не входит в его компетенцию и что для начала необходимо направить в рейх, причем неофициально, эмиссара вроде Дэвидсона или Джеффри Ллойда, секретаря Болдуина. 20 декабря Теннант известил об этом Берлин, а через два дня узнал, что Дэвидсон отказался от поездки. Риббентроп попытался добиться хотя бы личного послания Болдуина Гитлеру, но настроение лидера консерваторов переменилось: по настоянию Ванситтарта он заявил, что всем должны заниматься исключительно дипломаты{15}. Риббентроп пришел в отчаяние. 12 февраля 1934 года в Лондоне он уговаривал Болдуина изменить решение, но тщетно. «Между 1933 и 1935 годами все его усилия были сосредоточены на создании дружбы и взаимопонимания между Британией и Германией, но ему ни разу не дали шанса», — признал после войны Теннант{16}.
Иностранные нотабли слушали Риббентропа как «голос» Гитлера, но лично ему не придавали никакого значения, поскольку у него не было какого-либо официального статуса. Полученное 30 мая 1933 года звание штандартенфюрера СС[15] едва ли могло исправить положение. 12 ноября 1933 года Риббентроп был избран депутатом Рейхстага по 4-му избирательному округу (Потсдам I). Стремясь стать своим среди «старых бойцов», он часто приглашал к себе в гости начальника штаба СА Эрнста Рёма, который пытался наладить контакты с иностранными дипломатами и журналистами, преследуя собственные, далеко идущие цели.
Второго февраля 1934 года Риббентроп попросил Нейрата поспособствовать, чтобы послы оказали ему всяческое содействие, а также чтобы его допустили к дипломатической переписке. Министр принял гостя холодно, едва скрывая пренебрежение к «выскочке» и «нацисту», в котором, однако, не видел серьезного соперника, а потому через три дня предписал послам в Лондоне и Париже Леопольду фон Хёшу и Роланду Кёстеру не отказывать в помощи человеку, «пользующемуся доверием канцлера», с условием, что тот будет извещать их о своих планах и докладывать министру{17}. Розенберга, Геббельса и Лея на Вильгельмштрассе считали людьми более влиятельными, а потому более опасными.
Не принимали Риббентропа всерьез и иностранные дипломаты, работавшие в Берлине. 8 февраля 1934 года британский посол сэр Эрик Фиппс сообщил Саймону о неожиданном визите Риббентропа, который заявил, что разочарован предложениями Лондона по разоружению, и заговорил об англо-германском сотрудничестве в противовес Франции. Фиппс парировал: мир в Европе невозможен без взаимопонимания Лондона, Берлина и Парижа. Посол охарактеризовал визитера как «националиста, решившего покинуть тонущий корабль и присоединиться к нацистам до того, как те придут к власти» и как «агента для заграничной пропаганды», который не имеет ни серьезного влияния, ни официальных полномочий{18}.
Еще большее разочарование постигло Риббентропа во время визита в Берлин 20–22 февраля парламентского заместителя министра иностранных дел Энтони Идена. По инициативе Гитлера он пригласил Идена (с которым только что познакомился в Лондоне) на ужин в Далем, планируя организовать неформальную встречу с рейхсканцлером, но гость сообщил через посыльного, что занят. Пришлось довольствоваться ролью «лица без речей» на встрече в Рейхсканцелярии 20 февраля. На прием в британское посольство «торговца шампанским» тоже не пригласили{19}.
Дальше так продолжаться не могло. В один из мартовских дней 1934 года Риббентроп отправился к Гитлеру, для моральной поддержки захватив с собой Теннанта, который больше часа просидел в приемной. Из кабинета доносились отголоски разговора на повышенных тонах. Риббентроп вышел бледный: фюрер отказал ему в должности, не желая лишаться неофициального агента, который может действовать за спиной дипломатов, и считая, что этого положения вполне достаточно{20}.
С горя Риббентроп поехал во Францию (по утверждению биографов, в конце 1933-го и начале 1934 года он побывал там не менее десяти раз). В воскресенье 4 марта его принял министр иностранных дел Луи Барту — ветеран дипломатических и политических интриг, гурман, библиофил и писатель. Другой его известной чертой была германофобия — правда, ограничивавшаяся сферой политики. Встречу, втайне от германского посольства, устроил бывший глава Муниципального совета Парижа Жан де Кастеллан. Барту принял гостя дома, подчеркивая неофициальный характер беседы, которую тем не менее подробно записал, а запись отправил в служебный архив и послу в Берлине Андре Франсуа-Понсе{21}.
Риббентроп, представившийся депутатом Рейхстага и другом фюрера, привычно заговорил о необходимости улучшения двусторонних отношений (недруги сравнивали его с граммофоном, проигрывающим одну и ту же пластинку), чему мешают неравноправие Германии и предвзятое отношение Франции. Он даже попытался слегка дезавуировать внешнеполитические главы «Майн кампф», в которой Франция была названа главным врагом[16], но Барту заметил, что в новых изданиях эти страницы остаются без изменений (он был одним из немногих французов, читавших «библию нацизма»). Перейдя к текущим проблемам, Риббентроп сказал, что Эльзас и Лотарингия останутся французскими, но Саар[17] должен быть немецким, однако собеседник «не вступил, точнее, не позволил втянуть себя в дискуссию». Упомянув приезд Идена в Берлин, визитер вернулся к идее прямых контактов, но Барту решительно заявил, что это — дело дипломатов. По воспоминаниям Риббентропа, хозяин «говорил гораздо больше о своей великолепной библиотеке и о Рихарде Вагнере [чем не предмет для беседы с Гитлером? — В. М.]… Когда речь зашла о политике, его реплики — правда, всегда любезные — сделались едкими […] Рассказывая любовные истории из жизни знаменитых людей (тема, в которой он был большим знатоком), министр ловко обходил рифы на пути к какому-либо решению насчет равноправия Германии в вооружениях»{22}. После беседы он прислал гостю свою книгу «Любовная жизнь Рихарда Вагнера» с надписью: «В память о беседе, в которой Вагнер сыграл сближающую роль» («En mе́moire d’une conversation dans laquelle Wagner a jouе́ le rôle de rapprochement»). Интересно, где сейчас этот экземпляр?..
В начале следующей недели Барту поинтересовался у германского посла, кто такой «месье Риббентроп», что он делает в Париже, кого представляет и как понимать визит, о котором его — главу внешнеполитического ведомства! — не сочли нужным предупредить. 7 марта Кёстер (не ошибемся, предположив, что он был раздражен и обескуражен) написал об этом Нейрату, добавив, что «по понятным мотивам он тоже хочет знать о характере визита Риббентропа и о причинах отказа от обычных каналов связи». Министр составил меморандум о вояжах «старого члена НСДАП [так! — В. М.], пользующегося особым доверием канцлера», отметив, что Барту общался с Риббентропом «в определенно саркастической манере» и отказался от любых контактов вне сферы традиционной дипломатии. «Г-н фон Риббентроп, — гласила последняя фраза, — еще не сообщил мне о своем последнем визите в Париж». Записка предназначалась рейхспрезиденту Гинденбургу. Несколько дней спустя начальник Президентской канцелярии Мейснер известил статс-секретаря МИДа Бернгарда фон Бюлова, что рейхспрезидент «не считает целесообразным прибегать к помощи подобных посредников». Бюлов немедленно телеграфировал Кёстеру эту, без сомнения, приятную для того новость и постарался довести ее до сведения Гитлера{23}. Тем не менее Барту еще раз встретился с Риббентропом в доме владельца газеты «Матэн»[18] Мориса Бюно-Варийя, оказавшись более разговорчивым, хотя и столь же несговорчивым. «Его неизменный ответ звучал так: прежде чем вести с нами переговоры по вопросу вооружений, он должен сначала упорядочить свои союзы со странами Восточной Европы»{24}.
Гитлер, наконец, нашел своему советнику официальную должность. 18 апреля 1934 года Нейрат известил глав германских дипломатических миссий за рубежом, что «рейхспрезидент, в соответствии с пожеланием рейхсканцлера, назначил г-на Иоахима фон Риббентропа уполномоченным по вопросам вооружения. В этом качестве он подчиняется министру иностранных дел. Цель назначения — предоставить г-ну Риббентропу [без „фон“! — В. М.] возможность в официальном качестве вести переговоры по вопросам разоружения с министрами и официальными представителями других стран. Само собой разумеется, что он будет посещать министров или министерства в стране Вашего пребывания только в сопровождении главы миссии или исполняющего его обязанности и что посольство будет давать ему советы в отношении всех действий, в том числе неофициального характера, которые он может предпринять. Г-н фон Риббентроп, в свою очередь, будет информировать посла или исполняющего его обязанности о всех своих впечатлениях и наблюдениях, а в переговорах будет принимать во внимание советы и информацию, предоставленную нашими миссиями. О всех визитах, которые г-н фон Риббентроп может планировать, буде