т сообщено заранее»{25}. Через пять дней в печати появилось официальное сообщение о его назначении «специальным уполномоченным по вопросам разоружения» (в приведенном выше письме Нейрат неправильно указал должность) — хотя Германия покинула международную конференцию по разоружению еще в конце 1933 года. Получение официального статуса, да еще с присвоением ранга чрезвычайного и полномочного посла, стало первой победой Риббентропа.
Французский посол Франсуа-Понсе 24 апреля поинтересовался у военного министра генерала фон Бломберга, что всё это значит. «Назначение многих интригует, — ответил тот. — Считается, что оно указывает на новые планы, открывает глубокие намерения и означает начало новой фазы переговоров. На самом деле всё гораздо проще. Риббентроп хотел звания, должности, места; или скорее его жена, амбициозная и тщеславная, заставила его потребовать хоть чего-нибудь […] Он больше не частное лицо, и это облегчает ему сношения с нашими дипломатическими представителями. Увидите, что назначение Риббентропа не имеет того значения, которое вы ему придаете». «Доволен ли Риббентроп?» — спросил посол. «Наполовину, — ответил генерал. — У него разыгрался аппетит. Он считает это временной должностью и рассчитывает сменить ее на место посла. Но это для него, бесспорно, слишком большой кусок. У него нет никаких шансов его получить!» Начальник 2-го отдела МИДа, ведавшего странами Западной и Южной Европы, а также вопросами Лиги Наций и разоружения, Герхард Кёпке, старый друг Нейрата, сообщил Франсуа-Понсе, что на Вильгельмштрассе назначение восприняли как «профессиональное оскорбление», что статс-секретарь Бюлов подбивал министра на протест, однако, поразмыслив, дипломаты успокоились, решив, что теперь «коммивояжер» будет связан служебной ответственностью и «менее опасен, чем раньше»{26}.
Специальный уполномоченный получил несколько комнат в здании МИДа, но летом 1934 года ему удалось добиться предоставления бывшего прусского Государственного министерства на Вильгельмштрассе, 64, которая стала тесна занимавшему возглавлявшему ее Герману Герингу. В отечественной литературе руководимую им структуру принято называть «Бюро Риббентропа», хотя первоначальное, скромно звучащее название Ribbentrop Büro вскоре превратилось в более статусное Ribbentrop Dienststelle, то есть организация или агентство. Формально возглавляемая Риббентропом служба имела статус Штаба связи НСДАП (Verbindungsstab der NSDAP) в составе Штаба заместителя фюрера по партии и являлась группой экспертов по внешнеполитическим вопросам. К концу 1934 года там было 14 сотрудников (8 экспертов, 2 адъютанта и 4 секретаря), в 1935 году — 33, в 1936 году — 150 при бюджете в 10 миллионов марок из партийной кассы{27}. В июне 1935 года бюро получило казенное название Управление по внешнеполитическим специальным вопросам (Amt für außenpolitische Sonderfragen), оставаясь в составе все того же Штаба заместителя фюрера, из фондов которого оно формально и финансировалось. Впрочем, финансы Риббентропу поступали также из специального фонда А. Гитлера, из имперского бюджета, а с 1936 года еще и из Фонда германской экономики Адольфа Гитлера.
Кадровые дипломаты презирали «дилетантскую контору» и не стремились туда. Вокруг Риббентропа собрались, возможно, случайные, но своеобразные и одаренные люди, которые едва ли могли бы сделать карьеру обычным путем. Папен аттестовал их как «безработных журналистов, молодых коммивояжеров, не добившихся успеха за границей, и нацистов, искавших кратчайший путь на дипломатическую службу». «Персонал „бюро“, — вторил ему титулованный дипломат из „старой гвардии“, — составляли выходцы из всех слоев общества, но главным образом молодые люди, у которых было больше опыта в карьеристском рвении, нежели квалификации и такта»{28}.
Риббентроп искал таланты повсюду, руководствуясь принципом «дайте им шанс». Обладавший широким кругозором, но неглубокими знаниями в сфере мировой истории и политики[19], он сделал ставку на энергичных и предприимчивых людей в возрасте от тридцати до сорока лет, нередко с учеными степенями. «Применяя к политической работе коммерческие принципы, Риббентроп оценивал сотрудников по их инициативам и результатам»{29}.
Ключевой фигурой бюро стал бывший военный летчик Герман фон Раумер, ровесник шефа, отвечавший за восточное направление. Францию курировал будущий посол в оккупированном Париже Отто Абец — энергичный преподаватель рисования, женатый на француженке и занимавшийся организацией встреч молодежи двух стран{30}. Отставной офицер Ганс-Георг Штамер взял на себя контакты с организациями ветеранов войны (Риббентроп закрыл глаза на то, что тот был масоном). В политической жизни Англии хорошо ориентировался профессор граф Карлфрид Дюркхейм, принятый на работу по рекомендации Гесса, несмотря на не вполне «арийское» происхождение{31}. Польшей и Россией занимался уроженец Восточной Пруссии доктор Петер Клейст, владевший обоими языками, — его также назначили управлять Германской высшей школой политики. За связь с прессой отвечал Рудольф Ликус — однокашник шефа, отличавшийся талантом к добыванию информации. Упомянем и Ленкеринга, познакомившего Теннанта с нацистами.
Ценнейшим приобретением бюро оказался профессор Альбрехт Хаусхофер, директор Института политической географии и геополитики в Берлине. Он был не только энциклопедически образованным ученым, но сыном «отца геополитики» Карла Хаусхофера (влияние которого на политику Рейха невероятно преувеличено) и другом «наци номер три» Рудольфа Гесса, учившегося у Хаусхофера-старшего и защитившего фрау Марту Хаусхофер от преследований из-за «неарийского» происхождения.
Консерватор и пангерманист, Карл Хаусхофер в 1920-е годы поддерживал, как и Риббентроп, Немецкую народную партию и политику Штреземана, позже — нацистов, рассчитывая если не влиять на принятие решений, то хотя бы внушить им необходимость «геополитически подготовить каждого гражданина к его геополитической ответственности» и «учить читать карты». Это выражение из статьи «О геополитике» (1931) Хаусхофер в конце 1945 года повторил американцам, которые допрашивали его об отношениях с Риббентропом. На вопрос: «Что вы имеете в виду под чтением карт?» — он ответил коротко: «Я учил его базовым политическим принципам». Видя в геополитике «один из самых удобных и точных политических инструментов для фиксации и измерения распределения могущества (силы) в пространстве, на поверхности земли» и «ключ к игре сил, которые непосредственно влияют на наше настоящее и будущее», Хаусхофер подчеркивал надпартийный, деидеологизированный характер этой науки, которая «должна быть одинаково верной для крайне левых и для крайне правых», поэтому считал профанацией использование ее понятий вроде «жизненного пространства» в пропагандистских целях{32}.
Чем конкретно занималось бюро кроме того, что служило постаментом честолюбивому боссу? Ответить на этот вопрос не так просто из-за отсутствия у него четко определенных задач, недостатка сохранившихся документов и разнобоя в свидетельствах мемуаристов. Порой его называют «параллельным» МИДу, что верно лишь отчасти. Абец утверждал, что в нем не было никакой «бюрократии», другие говорят о «хаосе». Риббентроп позиционировал себя как главного советника фюрера по международным вопросам, всегда готового дать любой совет или справку, поэтому первой его обязанностью были сбор и обработка информации. Помимо газет и дипломатической переписки (Риббентроп получил доступ к ней в августе 1934 года) важнейшим источником стали приезжавшие в рейх иностранцы, которых бюро тщательно опекало. Дипломаты сторонились непонятной организации, но с ней охотно контактировали журналисты (большая часть интервью Гитлера была организована именно бюро), литераторы, общественные деятели, спортсмены и просто любопытствующая публика. Конечно, бюро не могло конкурировать с ведомством доктора Геббельса, но уделяло пропаганде все больше внимания, вызывая растущую неприязнь министра пропаганды к «торговцу шампанским» (чувство было взаимным). Неконкретные, но многозначительные обвинения «Бюро Риббентропа» в «грязной работе», которой якобы чурался МИД, следует признать безосновательными. Оно поддерживало контакты с праворадикальными и пронацистскими организациями за границей, вроде бельгийских рексистов, но, скажем, судетских немцев опекали партийные круги и Вильгельмштрассе.
Основные географические направления деятельности Риббентропа остались прежними. 16 июня 1934 года он снова встретился с Луи Барту, о чем раструбили газеты: германские с восторгом, французские с осуждением. Министр тут же разъяснил, что беседа имела сугубо частный характер, поскольку собеседник не имел официальных полномочий{33}.
Девятого октября в Марселе Барту и югославский король Александр были убиты хорватскими националистами. 2 декабря Риббентропа принял преемник убитого на посту главы МИДа Пьер Лаваль — на сей раз по формальной просьбе германского посольства: на этом настоял министр, замученный вопросами депутатов и газетчиков о характере деятельности нашего героя и его эмиссаров во Франции. «Ничего интересного разговор не дал, — информировал Лаваль британского посла. — Французское правительство выслушает любое предложение, но оно должно идти через нормальные [дипломатические. — В. М.