В. М.] предложил Гитлеру 6 марта начать переговоры на этой основе». Гитлер ввел войска в Рейнскую область без чьего-либо разрешения или уступок. Неудивительно, что после войны Иден долго и путано оправдывался за свои действия, а Фланден возлагал всю вину на англичан{8}. Муссолини тем более не испытывал желания ввязываться в конфликт на стороне держав, выступивших против его экспансии в Абиссинии.
Представители локарнских держав собрались в Лондоне 10 марта. Хёш и военные атташе запаниковали и, оценив шансы войны как «пятьдесят на пятьдесят», телеграфировали в Берлин совет готовиться к выводу войск из Рейнской области. Риббентроп позже сказал, что если бы он был послом, то не допустил бы отправку подобной телеграммы{9}. Подкрепленный его уверениями, Гитлер не дрогнул и 12 марта сделал новое заявление, призвав державы к диалогу, но на своих условиях{10}.
Четырнадцатого марта Совет Лиги Наций решил предоставить Германии слово для оправдания. Фюрер согласился и чуть было сам не отправился в Лондон, но в конце концов послал туда Риббентропа. 18 марта, в день его отлета из Берлина, Фиппс предупредил Идена, что Риббентроп — один из главных сторонников ремилитаризации Рейнской области, что он имеет большое влияние на рейхсканцлера в вопросах внешней политики, хотя говорит ему только то, что тот хочет слышать, и что, наконец, он уверен в прогерманских настроениях британского общества «за несчастным и редким исключением Форин Оффиса и британского посольства в Берлине»{11}.
Риббентропу пришлось действовать в контакте с Вильгельмштрассе, которое представляли его шурин и, по совместительству, начальник 3-го отдела МИДа (ведавшего вопросами Великобритании, Америки и Дальнего Востока) Ганс Дикхоф и Вёрман. Посольство постаралось подготовить благоприятную почву для визита, но представитель фюрера не был настроен на уступки, тем более «попав в явно недружественную атмосферу»{12}. По приезде он сразу встретился с Иденом, который призвал Германию «внести реальный вклад в разрешение кризиса». Риббентроп четко обозначил возможный максимум компромисса: до окончания переговоров рейх не будет увеличивать численность войск в Рейнской области и выдвигать их к границам Франции и Бельгии, добавив, что «реальным вкладом являются великие предложения фюрера от 7 марта»{13}.
Инструкции Гитлера, сообщенные в Лондон по телефону, звучали совершенно недвусмысленно: «Г-н фон Риббентроп должен присутствовать на заседании Совета, но поначалу выжидать и выяснить, какие вопросы будут представлены на обсуждение и в качестве возможного предмета резолюции. Если документ локарнских держав уже представлен Совету и обсуждается или если на него делаются ссылки в ходе дебатов, г-н фон Риббентроп должен спросить, в какой роли германский представитель будет участвовать в предстоящих заседаниях Совета и особенно будет ли он во время дискуссии и принятия резолюции иметь полное равенство со всеми членами Совета [Германия уже не член Лиги Наций. — В. М.] […] Если же Совет примет окончательное решение, что германский представитель не будет участвовать в голосовании или что его голос не будет засчитан, следует формально заявить, что это создает новую и совершенно неожиданную ситуацию для германской делегации, что она должна прежде всего получить новые указания от своего правительства, а до того воздержаться от участия в работе Совета. На этом основании в заседании должен быть сделан перерыв. Если это будет отвергнуто, г-н фон Риббентроп и сопровождающие его лица должны покинуть заседание. […] Если же Совет решит, что вопрос о праве [Германии. — В. М.] на голосование лучше перенести на потом и приступить к обсуждению деталей, следует настоять на немедленном разрешении вопроса»{14}.
Первая, «негативная» часть речи Риббентропа на заседании Совета 19 марта была посвящена изложению официальной позиции Берлина. Собравшихся удивило то, что он произнес ее по-немецки, хотя свободно владел рабочими языками Лиги — английским и французским. «Позитивная» часть напоминала об «исторических и уникальных» предложениях Гитлера от 7 марта{15}. Прений не последовало, так как делегаты выговорились в предшествующие дни: особенно резкой была речь Литвинова. После перерыва состоялось голосование по резолюции, осудившей Германию как нарушителя Локарнских соглашений: 13 делегатов — за, 1 (Германия) — против, 1 (Чили) — воздержался, 1 (Эквадор) — не голосовал. Пока шло голосование, Риббентроп «сидел, скрестив руки на груди и уставившись в окно с видом полного безразличия»{16}, а затем выступил с кратким заявлением протеста. Ситуация до боли напоминала сессию Совета Лиги в Женеве тремя годами ранее, когда в аналогичной ситуации оказалась Япония.
Державы не только осудили действия рейха, но и выработали проект соглашения, который Иден и лорд-хранитель печати виконт Эдуард Галифакс вечером того же дня сообщили германским представителям, давая понять, что дверь не закрыта насовсем{17}. Риббентроп заявил, что пункты, не признающие абсолютный суверенитет Германии над Рейнской областью (ввод войск нейтральных держав, как это было во время плебисцита в Сааре, и запрещение возводить укрепления), принципиально неприемлемы для Берлина и что, если они не будут изменены, он немедленно возвращается домой{18}. Иден попытался уговорить его не делать поспешных шагов, поскольку ему в тот же день предстояло выступать в Палате общин. Речь британского министра была более выдержанной, чем выступления его французского и бельгийского коллег перед своими парламентами. «Риббентропп [так! — В. М.], думаю, не такой уж злодей, — писал Невилл Чемберлен 21 марта сестре Хильде. — Проблема состоит скорее в том, что он лишь подхалим Гитлера, но знает и понимает другие страны, чем, собственно, отличается от фюрера, Геринга и Геббельса, которые мало осведомлены об этом»{19}.
Выслушав доклад Риббентропа, Гитлер 24 марта официально отверг представленный проект, но, верный своей тактике, намекнул на возможность смягчения позиции после плебисцита по вопросу ремилитаризации Рейнской области, назначенного на конец месяца{20}. В тот же день наш герой вернулся в Лондон и вручил предварительный ответ Идену, поведав тому о глубоком разочаровании Гитлера и о своих усилиях по спасению переговорного процесса. Судя по записи британского министра, говорил в основном гость, успевший затронуть множество тем, включая свое понимание суверенитета и предстоящие выборы во Франции, в преддверии которых политики способны на любые необдуманные заявления{21}.
На следующий день они встретились снова. Иден изложил позицию правительства Его Величества, не считавшего Локарнские соглашения «мертвыми» и не отказывавшегося от договоренностей с Францией, в том числе военного характера. Наибольшее негодование гостя (составившего о беседе подробный отчет) вызвало известие о предстоящих переговорах представителей британского, французского и бельгийского Генеральных штабов{22}. Уже после первой беседы он сказал «золотому перу» ротермировской прессы и своему давнему знакомому Уорду Прайсу, что «германский народ больше не потерпит версальского духа», основанного на разделении европейских народов на «завоевателей и завоеванных»{23}. 26 марта Иден произнес речь в Палате общин, из которой стало ясно, что уступок не будет{24}. На следующий день Риббентроп улетел домой на персональном Ju.52 с литерами AMYY.
Двадцать девятого марта в Германии прошли выборы в «Рейхстаг свободы и мира» и плебисцит по вопросу о ремилитаризации Рейнской области, причем 98,8 процента избирателей одобрили политику фюрера. 31 марта Гитлер обнародовал окончательный вариант «мирного плана», который 1 апреля Риббентроп передал Идену и Галифаксу{25}. Министры ограничились уточняющими вопросами, а на следующий день перешли к оценкам и выводам. Иден назвал документ «чрезвычайно важным и заслуживающим тщательного изучения», заявив, что понимает позицию Берлина и «трудность нынешней политической ситуации». Согласия с предложениями это не означало, но Риббентроп дал понять, что дальнейший торг невозможен и что план Гитлера может быть или полностью принят, или полностью отвергнут (как некогда — его собственный ассортимент вин и коньяков!). Год назад, при подготовке морского соглашения, игра ва-банк принесла ему успех. Сейчас Иден не ответил ни да, ни нет, что было равнозначно отказу. 6 мая Фиппс вручил Нейрату вопросник с целью конкретизировать «мирный план»{26}. Гитлер счел его издевательством и велел не отвечать. Эпоха Локарно закончилась. Чтобы подвести итог, Германская академия политических наук и Институт международных отношений выпустили том под названием «Локарно» с предисловием Риббентропа, датированным 19 мая. Книга была оперативно издана на английском языке — отпечатана в Германии, но под маркой известной лондонской фирмы. Это самое полное собрание официальных документов и заявлений всех заинтересованных сторон по данному вопросу до сих пор сохраняет большую ценность.