Было весело. Об этом можно судить даже по суховатому отчету Хильгера: «Ужин был дан в соседних залах Кремлевского дворца и происходил в очень непринужденной и дружественной атмосфере, которая особенно улучшилась после того, как хозяева в ходе ужина провозгласили многочисленные, в том числе весьма забавные, тосты в честь каждого из присутствовавших гостей. Первый тост был адресован г-ну министру. В нем содержалось приветствие „приносящему удачу“ гостю, и он был завершен „ура!“ в честь Германии, ее фюрера и его министра.
В ответном тосте г-н министр поблагодарил Советское правительство за теплый прием и заявил, что он с особым удовольствием последовал приглашению Советского правительства приехать в Москву во второй раз после того, как во время его первого посещения было заложено хорошее начало для установления дружественных отношений между Германией и Советским Союзом в форме пакта о ненападении. После этого поджигатели войны развязали войну, следствием которой было уничтожение Польши. Тот факт, что Германия и Советский Союз приняли на себя задачу навести спокойствие и порядок на территории бывшего польского государства, является залогом их дальнейшего дружественного сотрудничества на широкой основе. На этот раз он приехал в Москву, чтобы заключить окончательное соглашение и предпринять урегулирование отношений на тех территориях, которые находятся между Германией и Советским Союзом. Установление совместной границы и тот факт, что Германия и Советский Союз снова становятся непосредственными соседями, открывает обнадеживающие перспективы успешного сотрудничества в будущем. Советский Союз получил большие территории, на которых живут родственные по крови украинцы и белорусы. В это же время Германия смогла включить в состав своей старой родины многих своих единоплеменников. Восстановлено непосредственное соседство, которое в течение многих столетий существовало между Германией и Россией. Оно представляет надежный фундамент дружбы между обеими странами. Фюрер желает осуществления этой дружбы и считает ее вполне возможной, несмотря на существующие различия в обеих системах. В этом духе он предлагает тост за здоровье членов Советского правительства, и особенно за здоровье товарищей [интересно, Риббентроп так и сказал „товарищей“? — В. М.] Сталина и Молотова, которые оказали ему столь сердечный прием.
В течение вечера г-н Молотов снова поднимал бокал за здоровье г-на министра и добавил, что Советское правительство особенно радо увидеть у себя г-на Риббентропа, ибо этот человек никогда не приезжает понапрасну. При первом приезде он заключил договор о ненападении, теперь предстоит заключение нового договора, который закрепит дружбу и границы между обоими государствами. Темп 650 километров в час, с которым действует г-н Риббентроп, вызывает у Советского правительства искреннее восхищение[61]. Его энергия, его сила воли являются залогом того, что свершенное им дело создания дружественных отношений с Германией [так в документе. — В. М.] будет устойчивым.
В своем тосте, адресованном Сталину, Молотов подчеркнул решающую роль, которую сыграл этот человек при преобразовании отношений между Советским Союзом и Германией. В своем тосте в честь немецкого посла графа фон дер Шуленбурга Молотов высоко оценил его неустанные и последовательные усилия в совместном деле и поблагодарил его за совершенную работу».
«Подавали великолепные блюда, — вспоминал Риббентроп, сидя на тюремном пайке, — а на столе стояла отличавшаяся особенной крепостью коричневая водка [видимо, „Старка“. — В. М.]. Этот напиток был таким крепким, что от него дух захватывало. Но на Сталина коричневая водка словно не действовала. Когда по этому случаю я высказал ему свое восхищение превосходством русских глоток над немецкими, Сталин рассмеялся и, подмигнув, выдал мне „тайну“: сам он пил на банкете только крымское вино, но оно имело такой же цвет, как и эта дьявольская водка»{24}.
Выпить советские вожди любили. Еще большим удовольствием было «вусмерть» напоить гостя, о чем на старости лет любил вспоминать Молотов. Он провозглашал все новые тосты, попутно упоминая Сталина, который каждый раз поднимался и пил за здоровье тостуемого. После очередного тоста вождь заметил: «Если Молотов хочет выпить, никто не против, но не надо все время ссылаться на меня» (запись Хенке). Риббентропа не напоили, но подливали усиленно, как и всем прочим гостям. Занятный рассказ об этом оставил Хильгер: «Я сидел напротив него [Сталина. — В. М.] по диагонали. Берия, сидевший справа от меня, пытался наливать мне больше, чем я хотел. Сталин увидел, что мы с Берия о чем-то спорим, и спросил через стол: „В чем дело?“ Когда я объяснил, он ответил: „Если вы не хотите пить, никто не может вас заставить“. „Даже сам глава НКВД?“ — пошутил я. „Здесь, за этим столом, даже глава НКВД имеет не больше слова, чем кто-либо другой“, — последовал ответ»{25}.
После ужина и непринужденной беседы Риббентроп со свитой отправился в Большой театр, где была зарезервирована правительственная ложа, и посмотрел один акт «Лебединого озера». «Собравшаяся в театре публика проявила оживленный и благожелательный интерес к высоким немецким гостям», — деликатно пишет Хильгер. Конечно, как было не поглазеть на заезжую знаменитость, тем более из той страны, которая еще позавчера была исчадием ада, а вчера стала лучшим другом! «Сам спектакль явился новым доказательством высокого уровня русского балета, главные роли в честь высокого гостя исполнялись наилучшими русскими балеринами». Риббентропу зрелище понравилось: «Прима-балерина, приехавшая ради нас из Ленинграда, танцевала великолепно. (Мне вспомнилось время четвертьвековой давности — еще перед Первой мировой войной, когда я в доме моих нью-йоркских друзей увидел незабываемую Анну Павлову и восхищался этой необыкновенной женщиной.) Я хотел было лично поблагодарить балерину, но граф Шуленбург отсоветовал: это могут воспринять с неудовольствием. Я послал ей цветы, надеясь, что в Кремле это не вызовет неприятных последствий»{26}.
Заключительная фаза переговоров началась в час ночи 29 сентября. Хенке запомнилось, как Риббентроп говорил с Гитлером по телефону, стоявшему на столе Молотова (какой кадр для кинофильма!). В пять утра были подписаны Договор о дружбе и границе, секретные протоколы и письма. Карты с проведенной от руки линией новой границы были утверждены Сталиным и Риббентропом еще до ужина. Именно они так взбудоражили общественность Советского Союза в 1989 году. Только молва обычно относила их к Пакту о ненападении, заключенному месяцем раньше, когда Польша еще не распалась, хотя, по словам замнаркома иностранных дел Потемкина, и готовилась к этому…
Основной текст договора гласил:
«Правительство СССР и Германское Правительство после распада бывшего Польского государства рассматривают исключительно как свою задачу восстановить мир и порядок на этой территории и обеспечить народам, живущим там, мирное существование, соответствующее их национальным особенностям. С этой целью они пришли к соглашению в следующем:
Статья 1. Правительство СССР и Германское Правительство устанавливают в качестве границы между обоюдными государственными интересами на территории бывшего Польского государства линию, которая нанесена на прилагаемую при сем карту и более подробно будет описана в дополнительном протоколе.
Статья 2. Обе стороны признают установленную в статье 1 границу обоюдных государственных интересов окончательной и устраняют всякое вмешательство третьих держав в это решение.
Статья 3. Необходимое государственное переустройство на территории западнее указанной в статье линии производит Германское Правительство, на территории восточнее этой линии — Правительство СССР.
Статья 4. Правительство СССР и Германское Правительство рассматривают вышеприведенное переустройство как надежный фундамент для дальнейшего развития дружественных отношений между своими народами.
Статья 5. Этот договор подлежит ратификации. Обмен ратификационными грамотами должен произойти возможно скорее в Берлине. Договор вступает в силу с момента его подписания».
К договору прилагались конфиденциальный протокол о взаимном обеспечении эмиграции фольксдойче из советской зоны и украинцев и белорусов из германской зоны и два секретных протокола. Первый исправлял секретный дополнительный протокол к Пакту о ненападении: обмен Литвы на Люблинское и часть Варшавского воеводств. Второй гласил: «Обе Стороны не будут допускать на своих территориях никакой польской агитации, затрагивающей территорию другой стороны. Они будут подавлять на своих территориях все источники подобной агитации и информировать друг друга о мерах, предпринимаемых с этой целью».
Заключение пакта сопровождалось декларацией за подписями Молотова и Риббентропа, которая звучала многозначительно и даже угрожающе (за основу был принят немецкий проект): «После того как Германское Правительство и Правительство СССР подписанным сегодня договором окончательно урегулировали вопросы, возникшие в результате распада Польского государства, и тем самым создали прочный фундамент для длительного мира в Восточной Европе, они в обоюдном согласии выражают мнение, что ликвидация настоящей войны между Германией с одной стороны и Англией и Францией с другой стороны отвечала бы интересам всех народов. Поэтому оба Правительства направят свои общие усилия, в случае нужды в согласии с другими дружественными державами, чтобы возможно скорее достигнуть этой цели. Если, однако, эти усилия обоих Правительств останутся безуспешными, то таким образом будет установлен факт, что Англия и Франция несут ответственность за продолжение войны, причем в случае продолжения войны Правительства Германии и СССР будут консультироваться друг с другом о необходимых мерах»