– Как? – поинтересовался я, всегда приятно слышать, что сделал нечто правильное.
– А когда вы завалили у требушетов Конкейна, брата Гуинга Одноглазого, и Оранджа, а еще графа Олоферна, этого мы с Ульманом, двоюродного брата Одноглазого. Они все равно бы с ним вместе охотились бы за вами.
– Неплохо, – пробормотал я. – Проблем не меньше, но стало проще.
В кустах вскрикивали птицы, из нор высовывались крупные ящерицы и смотрели нам вслед круглыми слюдяными глазами. Ручей изогнулся и ушел в сторону моих земель, мы ехали по равнине, на миг открылся вид на замок Кабана, но на таком расстоянии я ничего не рассмотрел, к тому же выплывший клин леса ревниво скрыл от чужих глаз главную опору феодализма.
– Уже скоро, – хмуро сказал Гунтер.
Мне показалось, что на этот раз мы прибыли гораздо быстрее, чем в прошлый. То ли просто привыкаю, в первый раз всегда любая дорога кажется длиннее, то ли Гунтер все-таки водит разными тропами, избегая опасных мест.
На груди слегка шелохнулось, так мне показалось, сперва подумал на серебряный крестик, но пальцы нащупали и вторую цепочку, амулет висит несколько ниже крестика, его предпочитаю не показывать, все-таки я паладин, а у паладина морда должна быть ящиком, во взгляде сплошное благородство и бескорыстие.
Амулет в пальцах потеплел, я зажал в ладони и, свесившись с седла, опустил руку. Тепло разлилось по всей кисти, а в ладони я словно держу уголек.
– Неплохо, – пробормотал я. – Теперь верю, что здесь были богатые земли.
Гунтер проехал вперед, оставив священника на попечение лучников, но услышал меня и остановил коня.
– Ваша милость?
– Экономика должна быть экономной, – сказал я, – когда жрать нечего. Но как насчет увеличения золото-валютных резервов?
– Ваша милость…
– Вижу, одобряешь, – прервал я. – Мне вот сейчас видение… На этом месте некий праведный человек не то закопал, не то потерял немалое сокровище. Если мы его достанем, то мне не придется раскошеливаться на восстановление церкви…
Отец Ульфилла сказал с негодованием:
– Церкви не требуется ваших сомнительных денег! Верующие сами принесут пожертвования, а на восстановлении стен поработают без всякой оплаты…
– А я, как отец народа, – возразил я, – должен заботиться, чтобы мой народ не терпел нужды и не перенапрягался на религиозных работах, что есть дурман… в основном. Ладно, уговорили! Половину найденного – церкви, половину в пользу государства, то есть мне… Хотя нет, не теократия же в конце концов! Половину государству, а половину разделите между моей дружиной и церковью.
Гунтер одобрительно крякнул:
– Верное решение, ваша милость! Но вы уверены…
– На все сто, – ответил я.
– А раньше у вас… – он замялся, подыскивая слова помягче.
– Бывало, – заверил я, – бывало. Но редко. И слишком мелкие монеты, копать не стоило.
Зигфрид посмотрел на меня и ухмыльнулся. Он-то и за самой мелкой монетой вырыл бы траншею отсюда и до обеда: не знал, видать, сэр Ричард бедности!
Они слезли с коней, достаточно быстро и умело рыхлили землю остриями мечей и топоров, сказывается сноровка: приходилось закапывать своих и чужих павших. Я повертелся в седле, есть соблазн, пока роют яму, промчаться хотя бы вот до того леска, но все мы умнеем: на этот раз решил не удаляться, достаточно и раза попасть в лапы Черного Волка, соскочил наземь и пошел бродить кругами, разминая ноги.
Редкие деревья расступались, за толстыми стволами появилась просторная поляна. Я засмотрелся на странную траву ярко лилового цвета, такой еще не встречал, а когда последние деревья шагнули навстречу и прошли по обе стороны, я увидел на просторной как теннисный корт поляне высокий камень, изображавший языческого идола. Голова и лицо высечены грубо, но скульптору удалось передать свирепую силу древнего бога, ярость и жизненную мощь. А от головы и до самой земли камень просто столб, разве что на обращенной к нам стороне выбиты полустертые знаки.
Стебли металлически позвякивают по сапогам, блистают искры, словно на лезвиях бритв. Кроме этой лиловой, никакой травы нет…
– Остановитесь! – раздался за спиной вопль.
Я оглянулся, Гунтер застыл в десятке шагов от меня, не решаясь приблизиться. Он смотрел на камень с трепетом, лицо медленно бледнело. Губы затряслись, темные глаза от ужаса стали арийски светлыми, а усы встали дыбом, отчего стал похож на ежа.
Молот уже в моей руке, меч в другой, я быстро огляделся.
– Да что с тобой?
– Ваша милость, – почти прошептал он, – ни шагу дальше! А теперь… медленно идите обратно… Если сможете. Если не сможете, то все равно пытайтесь, вдруг да… Но не приближайтесь к тому камню, только не приближайтесь! А я пока отца Ульфиллу кликну!
Я пожал плечами, для пробы сделал два шага назад, не поворачиваясь, трава путается под ногами, цепляет за сапоги. Едва не упал, замахал руками, как страус, что учится летать.
– Да что за камень?
Гунтер проговорил торопливо, в голосе звучало великое облегчение:
– Великой вы силы… человек, если сумели! Я даже не знал, что они еще существуют.
– Какая-то реликвия?
– Ох, лучше и не знать…
– Но это же моя земля? – сказал я надменно. – Я должен все проверить, пощупать…
– Ох ваша милость! И на своей земле приходится какие-то места обходить. Болота, к примеру. Или ямы в земле.
Я подумал, кивнул:
– Резонно. Так что это?
– Не знаю, что такое реликвия, но они в нашем подлунном мире со времен императора Альфреда Первого и доблестного короля Гарольда Смелого. Эти камни что-то выполняли, но все забыто. Если человек прикоснется к ним или хотя бы присядет на этой поляне ненадолго, то уже, считай, обречен…
От группы раскапывателей отделилась толстая фигура, покатилась в нашу сторону. Ветерок трепал края рясы, я подумал, что отцу Ульфилле еще есть куда поправляться.
– Что, – поинтересовался я и оглянулся на камень, – такого несчастного трава заест?
– Нет, – сказал Гунтер торопливо, – он обычно бредет дальше по своим делам. Но никто потом не прожил дольше, чем пару недель. Наконец народ смекнул, камни сперва обходили стороной, потом взялись разрушить. Это было трудное дело, ваша милость! Пробовали стрелами, привезли катапульты, а их непросто в такой лес… Словом, поразбивали сперва те, что вблизи городов и сел, потом те, что у дорог…
Отец Ульфилла приблизился, пыхтя, как паровоз, приближающийся к станции, возопил издали:
– Изделие дьявола!.. Изделие дьявола!
Он вытащил трясущимися руками огромный крест, бесстрашно попер прямо по синей траве к камню. Мы услышали его яростный крик:
– Не устрашусь зла!.. Да расточатся врази Его, да исчезнет ненавидящий Его, яко исчезает дым…
Гунтер побледнел, сделал движение броситься за священником и вытащить его из опасной зоны, но и себя жалко, да и не сюзерен это, чтобы жизнью рисковать.
– Его не тронет, – проговорил он с некоторой неуверенности. – Он ведь служитель церкви…
– Но не святой, – возразил я. – Этот камень здесь никому не вредил, кроме лесных зверушек?
– Да, ваша милость.
Я понаблюдал за отцом Ульфиллой, тот приблизился к камню вплотную, брызгал святой водой из фляги, снова и снова осенял крестом.
– Может быть, эти камни и повинны в появлении гоблинов?.. Ладно, это всего лишь гипотеза. Но она не достаточно безумна, чтобы оказаться верной.
Священник обернулся к нам, устрашающе багровое лицо покрылось бисеринками пота, глаза вылезали из орбит. Он прохрипел:
– Сэр Ричард!.. Вы обязаны сейчас же уничтожить это дьявольское создание!
Я переспросил:
– Сейчас же?
– Да! Немедленно!
– А это точно дьявольское?
– Да! – рявкнул он. – Я же чувствую, что в нем нет ничего христианского!.. Это чистое Зло!
– Да, – ответил я со вздохом, – как и грузовик, что иной раз давит людей, как и самолет, на котором можно в небоскребы… Да, надо уничтожить. Незачем грузовику стоять во дворе короля Артура… Отойдите, отец Ульфилла.
Гунтер ахнул, когда священник хоть и с усилием, но отодвинулся от камня и начал отступать, не отводя от него глаз. Крест в поднятой руке угрожающе блестел, как лезвие обнаженного меча.
Рукоять молота охотно скользнула в мои пальцы. Я взвесил на ладони, взгляд упал на лиловую траву. Вряд ли такая уж доминантная, иначе расползлась бы и дальше, а так, похоже, только она устойчива к радиации… назовем это так, остальные же травы опасливо убрались подальше. Да и тихо здесь, ни бабочек, ни кузнечиков, ни муравьев… Ну, уж если муравьи не признают это место, то оно в самом деле проклято.
– Во имя Господа, – произнес я и сделал замах. – Мы наш, мы новый мир построим…
Молот ударил в самую середину каменного столба. Тот отозвался звонким, непривычно чистым звуком. Во все стороны брызнули мириады острых алмазных кристалликов. Выглядело, как если бы я разбил не то витринное стекло, не то глыбу льда.
Священник ликующе вскрикнул и воздел крест обеими руками над головой.
– Лаудетор Езус Кристос, – пробормотал Гунтер.
– Лаудетор, – согласился я. – И вообще все аd meliorem.
Подошел Ульман и склонил голову, даже что-то поворчал себе под нос. Вид у него достаточно благочестивый, даже задумчивый, так что Иисус Христос не зря все это затеял, это круто, когда задумываются даже такие люди.
Отец Ульфилла снова начал брызгать святой водой. Осколки блестели в траве, как ледышки. Гунтер перекрестился, а Ульман спросил неуверенно:
– А эти кусочки… их не разберут на амулеты?
– Могут, – согласился Гунтер.
Он оглянулся на меня, я кивнул.
– Сделаем христианское дело. Там ребята уже вырыли яму, туда и сбросьте все, что отыщете. Пусть потом Шлиман потутанхамонит.
От нашей раскопки донесся ликующий крик. Тюрингем подпрыгивал на краю ямы и махал нам руками. Все мы, кроме священника, метнулись к раскопкам, яма приближается с каждым шагом, показались спины и плечи согнувшихся лучников.
Пыхтя и постанывая, они приподняли огромный кувшин, но едва попробовали вытащить на поверхность, глиняные стенки лопнули, наружу с мягким звоном посыпались золотые монеты.