Ричард де Амальфи — страница 56 из 82

Я насторожился, переспросил:

– Это куда?

– Там внизу река, – объяснила она. – Под мостом. Есть тропка, я спускаюсь вниз, вода чистая, холодная…

– Там течение, – заметил я. – Но ведь в воде, я сам слышал рев, живет какое-то чудовище?

– Я купаюсь в тихой заводи, – объяснила она. – Там есть такой грот… А водяная корова совсем не страшная. Правда, ревет громко, но сэр Зигфрид, бывает, кричит еще страшнее.

Я вспомнил, поинтересовался:

– Так это тебя я видел там на камнях? Ты сидела на порогах и кормила не то птиц, не то рыбу…

Она покачала головой.

– Нет, то моя сестра, она там и живет. Я не выхожу из грота.

В дверь послышался стук, приучил я все-таки, но тут же вслед за стуком, не дожидаясь отзыва на пароль, вдвинулся слуга с огромным тазиком. Второй нес огромное полотенце.

Леция поспешно залезла под одеяло, спрятавшись с головой. Я сделал слугам знак все оставить и проваливать, в свободное время еще поработаю над их воспитанием, дождался, когда дверь закроется, похлопал по оттопыренному под одеялом тугому заду.

– Вылезай, папарацци ушли.

Она высунула мордочку и быстро огляделась.

– Сейчас не войдут?

– Нет, не трусь.

Она вылезла из-под одеяла нерешительно, взглянула на меня с немой мольбой, словно просила подать ей рубашку, которую я ночью отшвырнул на середину комнату, но не решилась попросить сеньора подать, сама слезла и торопливо прошлепала голыми ступнями.

Я наблюдал с удовольствием, фигурка изумительная, Леция ухватила рубашку и трясущимися руками набросила на себя. Я расхохотался, она повернулась и уставилась на меня непонимающими глазами.

– Сеньор, что-то не так?

– Да, – ответил я очень серьезно.

– Что?

– Задом наперед.

Она опустила взгляд, охнула, торопливо содрала рубашку, перевернула и снова надела, а уже потом сообразила, что одевалась, стоя передо мной голая лицом к лицу.

Жаркий румянец затопил ее щеки, поджег уши и разлился по шее и сполз на грудь. Я спрыгнул с постели, загораживая красные пятна на простыне, подошел к Леции, она качнулась и прильнула ко мне, ища спасения во мне от меня же.


Я дал слугам себя одеть, снизу уже поднимаются вкусные запахи, а когда я подал знак, что готов изволить откушать, на столы начали спешно переставлять с подносов не то, чтоб уж изысканные, но превосходно приготовленные блюда.

На завтрак явились по традиции рыцари: старожил Зигфрид, новичок в рыцарстве Гунтер, а также примкнувшие сэр Алан и сэр Теодерих. Сэр Алан принял как должное, что обедают с сеньором, он вообще, как погляжу, мало удивляется и почти никогда не ржет во все горло, даже не улыбается, а Теодерих всему удивляется и смотрит большими радостными глазами.

Слуги подавали все на золотой посуде, очень неудобно, кстати, еще нелепее золотые ложки, тяжелые, как смертный грех, но статус сеньора обязывает есть на злате, а пить только из золотых кубков, украшенных к тому же рубинами и прочими драгоценными камешками.

Зигфрид, выказывая особое уважение к сэру Алану, собственноручно налил ему в кубок темно-красного вина, мол, это лучшее, что есть у сэра Ричарда, отведай, а потом попробуй сказать, что я не прав.

Я повернулся к Гунтеру:

– Сколько до турнира?

– Сэр Ричард, – ответил он уважительно, – не терпится испытать рыцарское счастье в жаркой схватке?

– Гм, да, конечно. Именно в жаркой.

– Завтра суд, а до турнира – два дня. В смысле, до выезда на турнир.

Я рассудил:

– Значит, до отъезда у меня еще малость времени есть. Хорошо. Теперь, когда нашими стали и владения Одноглазого, надо проехать и по его… теперь уже нашим новым землям. Если успеем, посмотрим его села, раз уж теперь я за них отвечаю, проверим, как его земли…

– Теперь уже ваши, сэр Ричард!

– Мои, – согласился я, – проверим, как и где мои земли входят в соприкосновение с соседскими. Если надо, побываем у соседей, заверим в миролюбии и желании жить в добрососедстве невзирая на разницу в идеологии и взглядах на демократию.

Зигфрид заметил:

– Трудно будет, сэр Ричард.

– Почему? Из-за Одноглазого?.. Все знали, что он со мной враждовал, захватывал мои земли, подумывал, как захватить и весь замок.

– Этого мало, – ответил он, – хотя почему не уверять всех, что вы – само миролюбие? Все равно никто не поверит, а звучит красиво. Значит, выезжаем завтра на рассвете?

Я посмотрел на небо.

– А сейчас не утро? Как любите откладывать на завтра то, что можно вообще не делать! Вели быть готовыми к походу сразу после обеда. В смысле, завтрака. Обильного, как обед, чтобы потом есть не просили в дороге.

Алан де Тридент посмотрел на меня очень внимательно.

– Да вы зверь, сэр Ричард! – заметил он сдержанно, но с уважением. – Чтоб вот так рваться в бой – я еще не видывал! Недаром виконт Теодерих вас избрал как самого славного вождя, который под пение мечей и рев боевых труб…

Виконт Теодерих смущенно поклонился, дескать, все верно, именно под пение мечей, рев боевых труб и еще треск разбиваемых щитов. Да, под ржание испуганных коней – тоже.

Я с неловкостью посмотрел в его влюбленные глаза. Не люблю, когда от меня ожидают больше, чем могу. Сам-то знаю, что хоть и не последнее говно, но далеко и не ангел в белых перьях.


После завтрака я дал себя одеть слугам в доспехи, у меня все еще нет оруженосца, невиданное дело, повел плечами, уже привык к тяжести металла, в них надежнее, пошел вниз.

Челядины разбегались и кланялись издали, а хорошенькие служанки, напротив, старались оказаться поближе и присесть в реверансе пониже, чтобы заметил и оценил выставленные на показ вторичные половые признаки. Понятно, уже знают про Фриду и Лецию, расхрабрились.

Я спустился в нижний зал, еще со ступенек окинул взглядом кухню. Это там снаружи бывает холодно, дует ветер, наступает зима с ее метелями, а здесь всегда защищено, вечный уют, дразнящие запахи, обильная еда, жаркий огонь в очаге, что всегда согреет, просушит. Здесь стучат ножи. Разделывают мясо, рыбу, рубят свеклу и морковь, взбивают тесто, здесь запахи свежей крови смешиваются с ароматами уже готовой похлебки, жареного мяса, вареной или печеной рыбы.

Столы для разделки мяса, птицы и рыбы отдельно, а вон за тем кормится челядь. Сейчас наша главная стряпуха, Гертруда, молодая женщина с необъятной задницей, уверенная и властная, заканчивает приготовление к большой кормежке воинов: почти готов огромный котел супа, смачный наваристый запах плывет по кухне, из булькающего варева всплывают куски мяса, однако здесь не забывают и о господине, то есть обо мне: в хорошо и умело прожаренного гуся запихивают обжаренных перепелов, одновременно наблюдая за подрумянивающимся на вертеле увесистым окороком. Понятно, сам не съем, но феодал может позволить себе приглашать за стол особо отличившихся или же особо доверенных лиц.

Я помахал рукой:

– Гертруда, это все – лучникам. И всем, кто едет со мной. Хреновый из меня отец нации – не проследил, чтобы защитников Отечества покормили в первую очередь!

Она заулыбалась широким, как у луны лицом:

– Это вам на обед, сеньор!

– К обеду не вернусь, – сообщил я. – Жаль, конечно…

Вот оно всегдашнее противоречие: кто не может себе позволить такой еды, у того есть на нее время, зубы и просторный желудок, а кто может – должон вскакивать или хотя бы вскарабкиваться на коня, брать в руки поводья и… вперед заре навстречу!

Помню, мечтал о спутниковой тарелке, чтобы ловить телепередачи помимо обычных бесплатных, забитых рекламными роликами, а у богатого соседа такая тарелка на балконе, но телевизор успевает включить разве что на пять минут перед сном, когда заполночь возвращается с работы!


Во дворе привычный гам и сутолока: конюхи выводят коней, седлают, лучники первыми прыгают в седла и дисциплинированно отъезжают к стенам, давая сесть на рослых рыцарских коней тяжеловооруженным господам, больше похожим на железные статуи.

Гунтер оглядел всех, уловил мой кивок, закричал страшно и весело:

– Открыть ворота!

День начинался чистый и ясный, в небе ни облачка. Кони прогрохотали копытами по каменному мосту, резво пошли по росистой траве. Теперь, когда прямую дорогу к замку Одноглазого разведали и опробовали, она оказалась совсем короткой, я не удивился, что хоть и вынужденно петляли, огибая холм и непроходимую рощу, но очень скоро в разрыве редкого леса поднялся далекий замок, окруженный домами.

Высится одиноко и угрюмо, непременный атрибут этого времени, и, глядя на него, нетрудно понять, почему блистательному полководцу и завоевателю императору Карлу не удается завоевать порубежные королевства. Если вспомнить школьные уроки по истории Средневековья, Александр Великий за очень короткую жизнь сумел захватить несравнимые со своей крохотной Македонией огромные государства, в кратчайшие сроки разбил колоссальные армии, Цезарь за восемь лет сумел покорить огромную Галлию, населенную весьма воинственным народом, но то была другая эпоха, а потом пришло Средневековье, когда могучий Тевтонский Орден при помощи всей Западной Европы со своим Дранг нах Остен сумел за пятьдесят три года всего лишь сломить сопротивление намного меньшей по территории и вообще полупустынной Восточной Пруссии!

Все дело в том, что теперь армию навстречу наступающему противнику поведет только король, полностью уверенный в победе. А так лучше запрется в укрепленном замке, попробуй выкури!.. Замки утратили неприступность только с появлением артиллерии, сейчас же осадой никто брать и не стремится, а все больше измором, перекрывая дороги небольшими отрядами, чтобы отрезать подвоз продовольствия.

Но, во-первых, в замках обычно продовольствия запасают впрок надолго, во-вторых, нападающим самим приходится держать впятеро большую армию, чтобы отрезать все пути и лазейки, а если раздробить ее слишком, то мелкие отряды сами становятся легкой добычей. Осада даже маленькой крепостушки затягивается на долгие м