– Да еще при свечах, – добавил я. Вздохнул: – Увы, надлежит быть с народом. Иначе доверия не будет. Я буду внизу, Фрида. А здесь только ополоснусь.
Она высунула голову за дверь, оставив для моего обозрения округлый вздернутый зад, что-то прокричала тоненьким звонким голосом.
– Что там? – спросил я.
– Сейчас принесут помыться, – сообщила она. Глаза ее, очень живые и любопытные, обшаривали мою фигуру. – Вам помочь раздеться, милорд?
– Да я уже раздет, – сообщил я. Пояснил: – По нынешним меркам. Здесь мужчина без доспехов – уже голый, верно?
Слуги внесли тазик с теплой водой, я сбросил рубашку, Фрида тут же взяла ковшик и начала поливать мне на спину. Быстро освоилась лисичка, сообразила, что, когда власти нет, надо брать ее в свои руки. Уже распоряжается слугами наверху, дает указания стряпухе, следит за порядком по всему донжону.
– У вас хорошая спина, – сказала она одобрительно, – мышцы широкие, крупные… И совсем нет шрамов.
– Я их оставляю другим, – сообщил я. – Лей выше, на шею!.. И потри над лопатками, раз уж… Сильнее, еще сильнее…
Слуга смотрел с неодобрением, добрые христиане не моются, а богоугодные аскеты еще не обрезают ногтей, волос, живут в нечистотах, ибо к чистоте телесной стремились только язычники, которые сгинули под всесжигающим светом веры Христовой.
Глава 6
Ополоснувшись, я снова облачился в меч и молот: без доспехов и даже без штанов могу, но без оружия уже и я чувствую себя голым, спустился в нижний зал, где начался пир, а как же без него, пир – всему голова, а здесь это замена и дискотекам, и казино, и театрам, и аквапаркам, и саунам с бабами.
Алан, виконт Теодерих и даже отец Ульфилла стали героями дня, рассказывая о нашем славном походе. Я слушал, дивился, какой поход, почему славный, потом понял, что впервые за долгие годы, а то и десятилетия, кто-то не стал обходить свернутые королевства, Черный Туман, пятна Чужой Ночи, а попер напрямик через кишащие нечистью места, не стал прятаться от опасности… – Ну почему я должен прятаться, если это мои земли? – …а все время с оголенным мечом, утверждая свое право на любой участок своей земли!
Отец Ульфилла больше напирал на помощь Девы Марии, ведь это ее молитвами и кротким заступничеством нам удалось и по опасным местам пройти, и врагов одолеть и гнева Божьего избежать. Я не спорил, главное – результат, могу и поддакнуть, отец Ульфилла мне лично весьма не по нраву, но фанатики всегда симпатичны, а главное – олицетворяет Церковь в этих диких краях.
Потом я велел рассказать, что случилось за время моего отсутствия, но все лишь разводили руками, тогда я велел рассказывать вообще, о чем говорили, какие темы на их форумах самые топовые. Выяснил, что в Амальфи, ессно, знают гораздо больше о натиске Юга, чем в моем Зорре. Для нас там все сводилось к войне с императором Карлом, однако же здесь говорили о Карле не больше, чем о Мунтвиге, о котором в Зорре даже не слышали. Мунтвиг провел конную армию, не уступающую войскам Карла по численности, по землям Бурганта, Гиксии, Горланда и даже Бриттии, только в королевстве Шумеш столкнулся с неприступной твердыней Эвергарт, там положил треть армии, пытаясь взять штурмом, ухлопал три года на осаду, наконец отступил с позором, разом растеряв всю славу удачливого полководца. Все говорили, что если бы он наткнулся на Эвергарт в начале похода, то поступил бы мудрее и обязательно взял бы крепость, но блестящие победы то ли омрачили разум, то ли вознесли самоуверенность до небес, но после этого даже при отступлении он ухитрился потерпеть два поражения от мелких и никому ранее не известных баронов Гольма и Кириана, и в столицу вернулся всего лишь с небольшим отрядом телохранителей.
При отступлении Мунтвиг пошел через менее разоренные войной земли икельскольцев и эстенов, что однако обернулось потерями, а эстены, что были союзниками, возмущенные мародерством, встали на сторону баронов Гольма и Кириана, помогли нанести еще одно поражение.
Обсуждали горячо, страстно, оперировали массой подробностей, у меня голова пошла кругом, я огляделся, спросил:
– А что Рихтер?.. Он здоров?
Гунтер отмахнулся.
– Ваша милость, вы же его знаете. Если за ним не сбегать, то сам, хоть над ухом дуди, не услышит. Нет, не глухой, но когда сунет нос в свои колдовские снадобья, совсем дуреет и все забывает…
Ульман привстал, спросил с надеждой:
– Позвать? Я его притащу!
– Пусть, – отмахнулся я. – Настоящий ученый не должен… словом, он пусть, как ему удобно. Хотя, конечно, непьющему приходится грызть гранит науки всухомятку.
Ульман сел, на лице разочарование, очень уж хотел хоть что-то сделать для меня, сеньора. А так, глядишь, и перескочить из оруженосцев Гунтера в оруженосцы самого сэра Ричарда.
Зигфрид вспомнил:
– А что насчет того монаха, что бредет с Севера? Он сказал, что прет в Святые Земли. Помните, ступни истер до крови? Фрида нашла ему старые башмаки по размеру, сейчас он на заднем дворе ноги парит.
– Зови, – велел я. – За этим столом все равны: рыцари, простолюдины, странники… Вон отец Ульфилла подтвердит, что, как сказал Магомет, все люди равны перед Богом. Во всяком случае, когда едят и пьют… вот так, как… как мужчины.
Тюрингем вылетел из-за стола, опередив Ульмана, исчез. Мы продолжали пить и есть, через четверть часа в зал вошел Тюрингем, за ним двигался человек в сером плаще.
Не доходя до меня шагов пять, остановился и учтиво поклонился. Не раболепно, всего лишь из вежливости к человеку, который пригласил его за стол.
Я указал на дальний край, там пируют простолюдины, но у нас стол один, а рыцарей всего трое, с виконтом Теодерихом уже четверо, но все равно с простолюдинами сидим локоть к локтю и одновременно протягиваем ножи к жареному гусю.
– На подвиг? – спросил я.
Монах кивнул, пробрался к свободному месту и сел, глядя на меня прямо и открыто. Рыцари переглянулись, не могут привыкнуть, что эти безоружные люди благородное слово «подвиг» трактуют по-своему, их подвижничество ничего не имеет общего с убиванием драконов.
– А с Юга идет еще один, – сообщил я.
Монах кивнул.
– Знаю, – ответил он ясным спокойным голосом. – Мы с ним перемолвились. Немного, но успели.
– И как?
– Очень, знаете ли, занятный собеседник. У него очень интересные концепции, хотя и логически немотивированные. И очень забавное заблуждение, что это мы блуждаем во тьме, а он готов вывести нас к свету…
Он усмехнулся, приглашая посмеяться над невежеством монаха, но я смолчал, сеньор должен быть беспристрастным. Да и, честно говоря, не знаю, кто ближе к истине. Если не считать, конечно, меня.
Монах же расценил это, как и должен, мол, феодал ни уха, ни рыла в подобных вопросах, еще раз поклонился и протянул руки к блюду с ломтями мяса.
Насыщался он спокойно, хотя видно, насколько голоден, изможден, однако внутренняя дисциплина не дает набрасываться на еду, как делают мои воины и даже рыцари.
Надо будет, мелькнула мысль, поговорить с обоими. Один идет с Севера, у него могут быть новости о Зорре, а другой, что намного важнее, больше знает о Юге. Возможно, идеи тоже будет проповедовать очень даже «южные». Надо первым послушать вражеский голос из-за бугра.
Вместе со слугами, подающими на стол, появилась Фрида. Монах не смотрел в их сторону, но я чувствовал, что замечает всех, даже как-то чувствует, у монахов это развито, что Фрида – ведьмочка, которую я просто обязан, раз уж знаю ее тайну, потащить на костер. Нет, сперва под пыткой заставить признаться в сношениях с дьяволом, изломать на дыбе все кости, принудить отречься, а уж потом…
Я пошевелил плечами, чтобы распахнутая на груди рубашка раздвинулась шире, пусть монах узрит христианский крест. Гунтер увидел первым, благочестиво перекрестился. В глазах монаха понимание моего молчания, как дурака-феодала, сменилось изумлением.
Зигфрид приподнялся, спросил учтиво:
– Сэр Ричард, раз уж этот монах здесь, то… может быть, изволите захотеть пригласить и того… с Юга?
Я кивнул:
– Да, именно изволю захотеть. Даже восхотеть.
Тюрингем снова метнулся из-за стола, счастливый быть не просто полезным, а еще и опередить Ульмана. Остальные продолжали бахвалиться с набитыми ртами, поспешно запивали водопадами вина и снова бахвалились, бахвалились.
От двери пошел свет, в полутемный зал вступил монах Ксенобратства, в глазах плещется море плазменного света. Мне показалось, что явился почти сразу же, как только Тюрингем выскочил за двери. Я смутно подивился, но справа и слева выкрики, тосты, громкие рассказы, как мы всех одной левой, мысль ушла, я тупо проследил, как ксенобратец сел напротив монаха с Севера.
Перед ним поставили такое же блюдо, как и перед всеми: тяжелое, медное, наполненное мясом и овощами. Разговоры смолкли, все опасливо посматривали на ксенобратца. Он улыбнулся, губы раздвинулись, из щели полыхнул свет… нет, свет оставался там, я почти видел как колышутся волны плазменного океана, но отсвет уловили за столом все, наступило настороженное молчание.
– Угощайтесь, – сказал Тюренгем набожно и перекрестился, – чем бог послал.
Зигфрид не расслышал из-за шума и гама, переспросил:
– Чем-чем послал?
Монах, который с Севера, чуть наклонил голову, смотрит исподлобья, но не спешит осенять крестным знамением, брызгать святой водой или обличать исчадие дьяволово.
– Итак, – произнес я, – мне радостно, что в моем замке смогли пересечься Восток, который дело тонкое, и Запад, дело которого табак… Ах да, здесь же не эти козлы на узком иракском мостике, а Север и Юг. Радостно мне еще и потому, что не подрались сразу же, это еще удивительнее, как будто и не люди вовсе…
Гунтер хмыкнул, Зигфрид и Алан неуверенно улыбнулись, остальные сидят с застывшими лицами, готовые либо убегать сломя голову, либо бросаться на врага… если укажут, кто здесь враг.
Зигфрид поинтересовался:
– Говорят, святой отец, что у вас посещение церкви не обязательно?